озера Онего. Евгений Рейн тоже несет в своей фамилии название реки, пусть и немецкой. Согласитесь, что-то литературно-поэтическое в этом есть.
Слушала Рейна на вечере и не в первый раз поражалась его прямоте и простодушию. Просто и без патетики рассказывает про свои юношеские несчастья. Действительно, парню сильно не везло. То и дело попадал под раздачу. В Техноложке, где сдружился с Найманом и Бобышевым, вместе с последним начал выпускать стенгазету, всего лишь невинную КУЛЬТУРУ, но, если прочих участников потрепали за нее лишь слегка, то Рейна исключили из института.
Анатолий Найман
Год он провел на Камчатке, ездил с геологической партией. Случилось сие в 1956, в самом начале «хрущевской оттепели». А при Брежневе, в 1979, «бедный Евгений» загремел из-за участия в Метрополе. На три года лишился всякой работы. Причем тоже пострадал вместе с немногими — Липкиным, Лиснянской, потерявшими возможность печататься, Евгением Поповым, выгнанным из Союза писателей.
Организаторы Альманаха — Аксенов и Ерофеев — выехали за рубеж, остальные участники, в том числе Владимир Высоцкий, чьи стихи ВПЕРВЫЕ были опубликованы в МетрОполе, особенно не пострадали. Отметим важную деталь. Стихи Высоцкого для Альманаха, по просьбе Аксенова, отбирал Рейн. (Насколько мне известно, на эту роль претендует также Евгений Попов). Это говорит, по крайней мере, о двух важных вещах. О высокой репутации стихотворного арбитра, которую заслуженно снискал себе Рейн. И об отменной точности выбора при работе над поэтической подборкой Высоцкого, куда вошли «Охота на волков» и «Банька по-белому».
Дмитрий Бобышев
Очень долго Рейну фатально «не везло». Единственному из всей четверки «ахматовских сирот» (название принадлежит Дмитрию Бобышеву) ему не досталось стихотворного посвящения от Ахматовой, подарившей остальным по поэтической «розе». Считается, что Анна Андреевна просто не успела подарить Рейну стихотворение. Его не печатали, хотя диссидентом он не был, и первый поэтический сборник «Имена мостов» Евгений Борисович увидел почти в пятьдесят, в 1984 году.
Думаю, что перелом в судьбе Евгения Рейна наступил с Перестройкой. Начиная с этого времени он получил около 20 поэтических премий, издал огромное количество книг. И свою роль в этом переломе сыграл его друг Бродский, назвавший тогда еще мало кому известного поэта своим учителем.
Многие, и я в том числе, недоумевали: учитель? Чему этот, бесспорно хороший поэт, мог научить гения? По-моему, и сам Рейн зябко ежится, слыша о своем «учительстве», отшучивается, что мог научить Иосифа только пить портвейн. Между тем, мне приходит в голову, что Рейн имеет все права на это высокое звание. Бот мои доводы. Из всей тройки друзей-поэтов, обучавшихся в Ленинградской Техноложке, — Рейн, Найман, Бобышев — Евгений первым познакомился с Бродским.
Б разных интервью он называет годом знакомства то 1956, то 1958-й. Обстоятельства были такие. На студенческой вечеринке у Славинского хозяин попросил Женю Рейна освободить всю компанию от надоедливого поэта, мучившего всех своими стихами. Поэт был юн, рыж, читал плохие стихи. Рейн увел его с собой и назначил свидание у себя дома, где прочел юнцу лекцию, почему его стихи, в духе модного тогда Неруды, плохи и что есть другая традиция — Пушкин, Баратынский, Тютчев…
Младший, которому было тогда лет 16–18 жадно впитывал, а «старик» — Рейн был по возрасту на пять лет старше, очень значимая разница для юности, — не жалел ни времени, ни книг (огромная библиотека раритетов у отчима), ни денег для просвещения и подкормки юнца, окончившего только семь классов, но усваивавшего уроки мгновенно. Встречались они — по словам Рейна — ежедневно, благо жили в трех трамвайных остановках друг от друга.
Потом рыжий исчез — подался в геологическую экспедицию, но вернувшись, сразу позвонил — и его новые стихи поразили Рейна. Это были хорошие стихи, а в чем в чем — в стихах — Евгений Борисович знал толк.
Еще один рассказ. Юный Бродский привел к Рейну польскую русистку, изучавшую советскую прозу. Рейн стал рассказывать ей о Бабеле, Платонове. Рыжий юнец то ли еще не слышал про таких, то ли их не любил — они с Рейном подрались прямо в присутствии дамы. Можно представить эту «литературную» драку. Но в полночь на Московском вокзале они помирились и выпили за дружбу. Бродский впоследствии ценил прозу обоих — Бабеля и Платонова.
Рейн познакомил друга с Ахматовой, которую знал с детства и вторично нашел по Ленгорсправке. Любопытно, что она, один раз видевшая его мальчиком, его узнала. Рейн увез Иосифа в Москву от завязывающегося в Ленинграде судебного дела, определил — в целях спасения — в Кащенко, но, когда младший друг пришел к нему с просьбой одолжить денег на билет в Ленинград, где решалась судьба его любви, он эти деньги дал.
Он, как и Бродский, понимал, что Поэт должен идти навстречу судьбе.
Иосифа арестовали, был неправый суд, приговор — пятилетняя ссылка в Архангельскую область. Друзья приезжали к Иосифу в Норенскую. Бобышев приехал — и уехал назад с подругой Иосифа, Мариной Басмановой. Анатолий Найман приехал всего на несколько дней. Рейн прожил в Норенской полтора месяца, работал вместе с другом, делил досуг…
Сегодня он остался так же верен Бродскому, как и прежде. Нет у него большой приязни к прежним друзьям, Бобышеву и Найману, но об Иосифе он неизменно говорит с восхищением: «Бродский был самым умным человеком, который попался на моем пути… у него был гениально мыслящий аппарат».
Бродский и Рейн
Интересно, что примерно такими же словами говорил о «мыслительном аппарате» Бродского Соломон Волков в нашей с ним беседе.
Вот еще Рейн о Бродском: «Последний великий поэт русского модернизма». Или: «Он был лингвистически гениальным, говорил по-английски, по-итальянски, по-польски».
После Перестройки Евгений Рейн многажды приезжал в Америку и в Италию, в гости к Бродскому, не жалевшему для друга — как когда-то тот для него — ни духовных, ни материальных благ. По фильму Елены Якович, снятом в Венеции, можно видеть, как поменялись местами учитель и ученик. Теперь уже Бродский читает лекцию о поэзии в старой Венецианской церкви, а притихшие москвичи, среди которых Евгений Рейн, молитвенно ей внимают. Правда, гулкий голос Евгения Рейна звучит и здесь. Он слышен, когда нужно подсказать Бродскому стих, слово, строчку — в этот момент старший легко вынимает из своей бездонной памяти все стихотворение, и мы слышим дуэт Поэтов, неповторимый дуэт.
На вечере Евгений Рейн прочитал замечательное стихотворение «Монастырь», когда-то опубликованное в МетрОполе. Меня поразило, как близки Бродский
