От вида черной тягучей жидкости и плоти подернутой гнилью стало дурно. Я даже отвернулся, лишь бы не смотреть на останки петербуржца. И тут же почувствовал горячую морду Васьки на своем плече.
— Надо убираться отсюда, — сказал я, стараясь справиться с тошнотой. — Что-то не нравится мне этот город. Прав был Ситников.
Однако судьба в очередной раз продемонстрировала мне, что все нужно делать вовремя. Не загодя и не опосля, когда жареный петух клюнул в гемморой. А именно нужный момент я в очередной раз пропустил.
Все началось с резкого ветра. Так, по крайней мере, мне показалось. Если бы мы находились в моем мире и над нами появился вертолет, я бы даже не удивился. Но когда на улицу легла внушительных размеров тень, причем без всяких звуков работающих лопастей вертолета, мне поплохело еще больше.
Обрадовало лишь, что мы до сих пор не покинули дом, поэтому находились в относительной безопасности. Я выглянул в окно и увидел здоровенных крыланов. Раза в полтора больше тех «птичек», которые напали на Речную башню Самары. Отлично, мало нам было Падших, так они тут еще и воздушных тварей разводят. Или просто выпускают полетать? В данный момент это не имело решительного значения.
— Все нормально, — сказал я вслух, непонятно кого успокаивая, то ли себя, то ли Ваську. — Немного отсидимся, а когда все утихнет, выберемся отсюда. Да?
Если бы сердце не стучало так громко, я б услышал, как пытаясь сдержаться, в кулак смеется надо мной судьба. Про отсидеться было придумано здорово. Просто отлично. Вот только не прошло и получаса, как весь Петербург очнулся от полугодовалого сна.
Сначала я ощутил, как нечто жжет грудь. С запозданием понял, что дело в том самом кулоне, который мне передал Максутов. Украшение сейчас стало невероятно горячим, словно пытаясь о чем-то предупредить. Хотя я и сам чувствовал некое возмущение силы вокруг. Это оказалось странное ощущение. Точно прыгаешь с парашютом и каким-то внутренним чутьем понимаешь, что на этот раз все пойдет не так. И вот дергаешь основное кольцо, потом запасное, а проклятые стропы не вылетают.
Вот и я находился в процессе полета, но еще боялся потянуться к кольцу. Потому что знал, сейчас все пойдет как угодно, но точно не по плану.
Благо, мучиться в неведении пришлось относительно недолго. На смену интуиции пришел звук. Это были не отдельные отголоски, разносящиеся эхом в узких проулках. Чудилось, будто весь Петербург скребется, шаркает и медленно подбирается поближе.
И только теперь у меня хватило ума и храбрости оглядеть улицу через дверь, которая так и оставалась распахнутой настежь. Вот тогда я увидел их. Десятки местных «куколок», купивших билеты на аттракцион под названием «Падший года». И вот теперь до меня дошло, что означал тот крик моего нечаянного врага.
Он не пытался напугать меня или удивить горловым пением народов Крайнего Севера. Этот мерзавец ненавязчиво обронил своим: «Ребят, обнаружил неплохую жертву для нашего общего дела. Сообщаю свои координаты…». Далее по списку.
Зараза!
Наверх нельзя, потому что там здоровенные крыланы, и еще непонятно, сколько их собралось. Оставаться нельзя, потому что тут окружают гурманы, бесконечно долго готовые спорить о вреде и пользе человеческого мяса. Значит, надо драпать. По-моему, так.
Не знаю, видел ли прежде этот мир, как из вполне достойного особняка вырывается маг на вороном иномирном жеребце, но сегодня им представилась такая редкая возможность.
Васька вылетел быстрее, чем пуля из револьвера. Я чуть с седла не брякнулся, рискуя оказаться на стене дома вместо почетной доски. Кьярд сразу ломанулся в сторону Литейного, в противоположную от непонятных персонажей, желающих завести тесное знакомство. Но полупадшие, казалось, продолжали стекаться сюда, вылезая из всех возможных мест.
И вот теперь я понял, почему на футбольных матчах часто используют конную полицию. Потому что когда на тебя налетает набравший скорость здоровенный круп, то вариантов немного. Первый — тихо и по возможности без крови умереть, чтобы не создавать панику. Второй — отлететь в сторону и молиться, чтобы жизненно важные органы оказались в порядке. Встречные Падшие, как существа благоразумные, выбирали последний вариант.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы выскочили на широкий Литейный и вихрем помчались куда-то к выходу из города. Наверное. Куда именно — да черт его разберет, главное — подальше от этого места. Нас уже преследовали, причем довольно проворно, целый сонм полуобратившихся существ.
— Быстрее, Васька, быстрее, — подстегивал я кьярда, хотя таблички на домах с названиями улиц мелькали так проворно, что я даже прочитать их не успевал.
Пока на одной из улиц кьярд не остановился перед огромной баррикадой. Только теперь я понял, их создавали не местные с целью отбиваться от нападавших. Скорее, последние сооружали, чтобы ни одна живая душа не выбралась прочь.
Думать и сокрушаться по этому поводу не было времени, сзади уже напирали псевдопадшие. Понятно, что не те, которых мы встретили у дома особняка, их давно уже сменили другие. Но надо рвать отсюда когти, пока можно. Поэтому я направил Ваську через ближайший узкий двор. Сейчас срежем и выберемся с противоположной стороны баррикады.
Вот, что меня удивляло в Петербурге, как дворы сразу переходили в другие, а те — в третьи. В одном из таких именно сейчас мы и оказались. Правда, кьярд стал вести себя странно. Вроде двигался, но как-то настороженно, постоянно встряхивая своей змеиной головой. Будто внутри него происходил насыщенный, полной веселой шизофрении разговор.
И только когда мы прошли первый двор, я понял причину подобного поведения. К одной из распахнутых парадных вела дорожка из… тел. Словно сумасшедшее и всемогущее божество подняло сверху крышу дома, набросал туда мертвых людей, но часть из них вывалилась через дверь подъезда. Простите, парадной.
А я-то все раздумывал, куда все делись? Не исчезли же совсем? Что удивительно, люди были целые. В смысле, не разорванные на части, с руками и ногами.
За все время стремительного путешествия я видел на улицах бурые пятна крови, а подчас и целые пролеты мостовой, залитые чем-то темным. Явно не вишневым соком. Однако, ни тел, ни их остатков не было. Все подчистили, будто ничего не случилось. А теперь вдруг это.
Еще более ужасно стало, когда один из трупов неожиданно зашевелился и посмотрел на меня слепым мертвым взглядом. Я даже оцепенел от ужаса. Появись здесь и сейчас Падшие, они могли бы взять меня без особых проблем. Недомертвец попытался встать, тщетно опираясь распухшими руками, изрытыми бугристыми шрамами сливового цвета, на мертвых товарищей. Однако у него ничего не получалось.
И тут до меня дошло. Он же тоже «куколка»! Просто неудачная. Особь, которая не прошла естественный отбор. Ну да, все логично. Если бы Падшие обращали всех убитых ими колдунов, то за ними бы шел легион трупов. А эти изуродованные магией создания — товар штучный. Если уж в самых сильных волнах, которые я видел, их появляется не больше десятка, значит, процесс превращения долгий по времени. Сколько их, встреченных мной сегодня, петербуржцев еще не пройдут инициацию? Наверное, большинство.
Полностью обрадоваться этой новости я не успел, позади послышались те самые мерзкие звуки преследующей меня столицы. Ну да, сейчас вся столица охотилась на одного гостя, за каким-то чертом решившего посетить город на Неве.
Я ударил кьярда пятками в бока, и тот, обжигая воздух горячим дыханием, помчался дальше. Прочь из проклятого места.
Мы уже покинули историческую часть города. Помпезность Петербурга постепенно сошла на нет, дома уступили место большим паркам и аллеям. Жалко, что я плохо знал Санкт-Петербург, чтобы сравнить этот город с нашим. У нас бы тут точно были бы спальные районы. С другой стороны, и черт с ним. Тоже мне, нашел из-за чего рефлексировать.
Больше интересовал кулон Максутова. Потому что он вновь стал нагреваться, пробуждая во мне желание пристальнее присмотреться даже к собственной тени. А когда украшение стало таким горячим, что захотелось скинуть его, чтобы не обжечься, я остановил кьярда. Сформировал Взор, который в моих руках давно уже выполнял функцию сканера, и довольно скоро нашел Падшего. Одного единственного, в отличие от тех преследователей, от которых удалось оторваться. Только на этот раз он был настоящий.
