Правда, в обмен на прекращение уголовного преследования пришлось отвести Коробейника в подпольный монетный двор…
Как и когда-то сам Эдик, Юрий Васильевич долго не мог поверить в реальность увиденного. Осматривая оборудование для выплавки золота и штамповки из него империалов 1915 года, он ласково матерился, похлопывал себя по жирным ляжкам, то и дело повторяя: «Ну, вьетнамцы, ну, засранцы!..» Сокровища, хранящиеся в блиндированном сейфе с круглым штурвалом, и вовсе повергли товарища полковника в состояние эйфории. Ментовские глаза алчно заблестели в люминесцентном свете подвала. Коробейник долго рассматривал червонцы под лупой, царапал ими пробирный камень и, убедившись, что империалы действительно золотые, восхищенно цокал языком.
Даже верхний стеллаж, утрамбованный пачками долларов и евро, впечатлил его меньше, чем манящий блеск золота.
Бегло прикинув суммарную стоимость содержимого сейфа, Юрий Васильевич окончательно впал в прострацию.
«Смотри, Эдичка, – с назидательной покровительственностью бросил он, закрывая решетчатую дверь. – Замок я тут вешаю свой, дверь опечатываю. Не дай бог, хоть один доллар, хоть один грамм золота пропадут… Ты у меня на самую жуткую зону отправишься!.. А если сработаемся – попытаемся сами такие же червонцы штамповать. Будешь моим младшим компаньоном. Ты мне потом этого мужика с радиозавода… Бекетова или как его там, покажешь…»
Ментовская жадность удивила даже видавшего виды Эдика. Несметных сокровищ, обнаруженных в подвале «Золотого дракона», было для Коробейника недостаточно. Но ведь сколько жабу ни корми – а все равно задушит…
Как бы то ни было, бывший сослуживец предлагал хоть худой, но мир. А вот Наташа окончательно встала на тропу войны. Вчера, незадолго до полуночи, она высосала все запасы «Реми Мартена» и сразу же закатила мужу образцово-показательный скандал. После чего демонстративно позвонила своему Юрочке – мол, давай где-нибудь посидим, я ведь теперь женщина свободная, независимая… Голенкову оставалось лишь скрежетать зубами – «отказуха», написанная женой в прокуратуру, стоила и не такого унижения.
Глядя из кухонного окна, как Наташа на глазах у всего дома усаживается в знакомый «Линкольн Навигатор», Эдик ненавидяще бормотал: «Все бы на свете отдал, чтобы от них, сволочей, избавиться!»
Мысли о киллере уже несколько раз посещали Голенкова. Наемный убийца враз бы решил все проблемы. Но и риск запалиться был слишком велик…
В середине девяностых на городском рынке подвизался здоровый жирный ингуш, торговавший арбузами. К месту работы работник прилавка приезжал на роскошном джипе «Лендровер». Лишь посвященные знали, что арбузоторговлей он занимается для отвода глаз. На самом-то деле ингуш представлял интересы своей этнической преступной группировки. Достаточно было подойти к пирамиде полосатых, как каторжники, арбузов и, сказав условную фразу, попросить об аудиенции. Аудиенция обычно проходила в салоне «Лендровера», на хоздворе рынка. Поинтересовавшись у визитера, «какой нэхорошы чэловэк тэбэ, дорогой, жыт мэшает?», ингуш прикидывал удельный вес такого человека, выяснял его анкетные данные и назначал цену за его ликвидацию. Торг уместен не был. Если расценки устраивали заказчика, подрядчик доставал разлинованный блокнот и с бухгалтерской тщательностью вписывал туда личные данные клиента. Страницы блокнота были сплошь испещрены фамилиями – напротив большей их части стояло слово «ужэ».
Бизнес лжеторговца процветал всего год, пока кто-то не задушил его резиновым уплотнителем от лобового стекла «Лендровера». На теле нашли традиционные следы паяльника, а во рту – арбузную корку. Весь город был уверен, что смерть ингуша – дело рук Дяди Вани… Но дело сразу замяли: ведь в руки «смотрящего» наверняка попал блокнот с фамилиями многих высокопоставленных заказчиков.
Эдик понимал: созрей он на убийство Наташи и Коробейника – действовать следует в одиночку. Но только так, чтобы самому оставаться вне подозрений, а еще лучше – перевести стрелки на кого-то другого.
На Жулика, например, – пока тот еще на свободе…
Впрочем, Голенкову пока было не до ликвидации врагов.
Таня не ночевала дома, и это беспокоило больше всего. Звонок Мандавошке не внес никакой ясности: с ее слов, «подруга и домработница» пошла в детский садик, однако до садика почему-то не дошла и ребенка не забрала. Это удивляло и настораживало – ведь Таня всегда отличалась пунктуальностью и исполнительностью. Оставалось надеяться, что она таки выполнила свое обещание «уйти из дому» и теперь зависает у какой-то неизвестной подруги…
…Уже на подъезде к дому в кармане Голенкова зазуммерил мобильник.
– Да, – сухо сказал Эдик.
– Слышь, мусорила, а дочь твоя где… знаешь? – донеслось из трубки без «здрасьте».
– Что??? – не поверил услышанному отец.
– А то… Слушай и вникай в тему. Она у нас типа в заложницах. Искать ее не надо – себе и ей хуже сделаешь, – со зловещим придыханием предупредил звонивший и, сделав многозначительную паузу, продолжил: – Но мы можем договориться, если только без ментов…
Пространство поплыло волнами, как мираж, и зазвенело тонкими хрустальными бубенцами. В какой-то момент Голенкову показалось, что перед ним словно разверзлась пропасть.
– Ты кто, с-с-с-сука?.. – просипел он.
– Не перебивай, козел. Короче, если ты ломанешься в мусорню, то…
Лишь огромным усилием воли бывший сыщик взял себя в руки. Обострившийся слух и оперативная интуиция подсказывали: звонивший однозначно пытается изменить голос. Взглянув на табло мобильника, Эдик скрипнул зубами: номер абонента не определился.
– …если ты ломанешься в мусорню, то тебе придется рассказывать там и о золотых червонцах, и о бабке, которую ты из-за них вальнул.
– Какие червонцы? Какая бабка? – не понял Эдик. – Ты что, урод, несешь?!
– В ментуре об этой бабке и расскажешь, – нес очевидную пургу неизвестный, но с таким напором и скрытой энергией, что ему вполне можно было поверить. – Откуда у тебя царские червонцы? То-то. Теперь слушай дальше. Во-первых, один твой хороший знакомый просил передать тебе привет. Во-вторых, он просил передать, что если до завтра ты не приготовишь пятьдесят тонн «зелени», то твою Таньку трахнем во все дыры. А потом «черным» куда-нибудь продадим, в Дамаск или Стамбул. Тогда ты точно ее никогда не уви…
– Дай Тане трубку! – резко перебил Голенков. – Я хочу с ней говорить! Сейчас же дай ей трубку!..
– Она спит, – после секундного замешательства ответил вымогатель. – В общем, времени у тебя, чтобы деньги собрать, – до завтра. Так что думай… Стрелку я тебе потом отдельно забью. Пока.
Бросив телефон на сиденье, Эдик потер ладонями виски. Механически прикурил сигарету не тем концом и тут же выбросил ее в окошко. Уперся лбом в холодный руль, да так и просидел минут десять…
Способность анализировать возвращалась медленно, но неотвратимо. Простейший анализ подсказывал: здесь что-то не так.
Да, вымогатель откуда-то знал о царских червонцах. Но о подпольном монетном дворе ему наверняка ничего не было известно: а то с чего это он приплел какую-то бабку, у которой Эдик якобы червонцы забрал?
Да, Танечка вполне могла оказаться в руках каких-нибудь отмороженных на всю голову негодяев. Но ведь в таких случаях даже самые тупые отморозки обычно дают телефон жертве похищения – мол, говори своему папочке что угодно, только бы он деньги собрал! А звонивший почему-то сказал, что Таня спит. К тому же не сразу, а после секундной паузы…
И что это за «один твой хороший знакомый», который якобы велел передать привет отцу похищенной? Неужели Жулик?
Страх за любимую дочь накатывал волнами, и выхода Эдик пока не видел. Все накладывалось друг на друга так скверно, что уже не воспринималось как нечто реальное. Подобное могло произойти разве что в дурном сне. Запахло гибелью по всем пунктам. Недавнему подпольному миллионеру даже не верилось, что он переживает подобный крах…
Впрочем, бывший сыскарь быстро взял себя в руки. Он понимал: эмоции – скверный советчик в подобных делах. И эмоции эти постепенно уступали место трезвому и спокойному расчету. Единственной зацепкой, могущей прояснить ситуацию, были «царские червонцы», и причем – вне их связи с подпольным монетным двором.
Отфильтровав информацию и выжав из нее все возможное, Эдуард Иванович получил две крупицы в осадке: секонд-хенд в поселке Седнев и червонцы, случайно выпавшие из кармана его окровавленных брюк в салоне «Опеля».
– Ну, Мандавошка!.. – пробормотал Эдик и, развернувшись, помчался в сторону «Рюмочной».
Профессиональных навыков бывшего опера оказалось достаточно, чтобы расколоть малолетку в какие-то четверть часа. Он не кричал на Ермошину, не задавал ей вопросов в лоб, даже почти не угрожал. Просто заявил как бы между прочим: мою дочь похитили по твоей наводке, потому что ты, тунеядка и проститутка, стуканула о царских червонцах каким-то бандитам. Так что готовься идти «паровозом», рожать будешь в тюрьме…
