— Мне не хочется торта, — сказал он.
— Ешь, — настаивала Марта.
Он наклонился и откусил кусочек.
— Вкусно, — сказал он, одобрительно кивнув. — Неплохой торт. Гостям бы понравился.
Марта положила кусок торта и склонилась над столом.
В полной тишине мерцал сверкающий шар, и Джек видел, как пульс бился на шее Марты. Ее рука поднялась к этому месту, и пальцы провели по шее; Джеку показалось, что она проглотила комок.
— Я сделала ужасную, просто ужасную ошибку, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Не знаю, как мне ее исправить, Джек.
Он стоял и смотрел, как сверкают огоньки, отражающиеся в его новых, неудобных, слишком глянцевых туфлях.
— Ты сможешь меня простить?
— Я люблю тебя, Марта, — сказал он, посмотрев на свою растрепанную невесту. — Ничто не может этого изменить. И я дал тебе торжественную клятву.
— Я тоже дала ее тебе, но все разрушила. Расколотила на мелкие кусочки прямо у тебя перед носом.
Марта расплакалась.
— Ладно, ладно, — сказал Джек. — Не плачь. Не надо плакать на своей свадьбе. Все будет хорошо.
— Как мне все исправить?
Джек поднял ее лицо и взял его в свои ладони.
— Почему ты вернулась, Марта?
Марта всхлипнула:
— Потому, что не могла быть вдали от тебя.
— Мне этого достаточно, — сказал он.
Марта хлюпнула носом.
Он привлек ее к себе:
— Давай опять станем парой, Марта. Мужем и женой. Забудем все и просто будем жить, как будто ничего не случилось.
— Мы сможем?
— От каждого из нас потребуется немного усилий и много любви.
— Я же была тебе неверна, Джек.
— Неверность — это не всегда самое страшное, что может случиться в браке.
— В день нашей свадьбы!
— Да, время ты выбрала не самое подходящее.
— А что скажут люди?
— Никто ни о чем не знает. И не узнает никогда, — заверил ее Джек.
Марта как будто колебалась. Джек взял ее руки в свои.
— Если ты скажешь, что Глен был ошибкой, то с этим я смогу смириться. С чем я смириться не смогу, так это если мы не сможем исправить эту ошибку. — Уголки рта его жены все еще были опущены, а нижняя губа опасно подергивалась.
— Джек, как же ты можешь быть таким всепрощающим?
— Марта, — вздохнул он, — я ждал так долго, так долго, пытаясь найти ту, с кем смог бы провести остаток жизни, что не собираюсь легко с этим расстаться.
— Даже несмотря на то, что я смогла, — всхлипнула Марта.
— Ты помнишь нашу клятву? «И в богатстве, и в бедности, и в горе, и в радости». — Джек смахнул слезу со щеки жены. — Наверное, с нами произошло то, что подразумевается под горем.
— «Оставив прежнюю жизнь, — продолжила Марта, — и соединившись с тобой на все дни жизни моей». Вот тебе моя торжественная клятва.
— «Любить и уважать друг друга…»
— Люби меня, Джек!
И он обнял прильнувшую к нему Марту.
— Кажется, в этом месте полагается поцеловать невесту…
Джек почувствовал вкус губ Марты на своих губах; они были сладкими и солеными от слез.
— Я люблю вас, миссис Лабати, — сказал он, — и буду любить всегда.
— И я люблю тебя, Джек, — сказала ему в ответ Марта.
Джек повлек ее на площадку для танцев.
— Не согласится ли моя жена разделить со мной наш танец, который мы впервые протанцуем в качестве супругов?
И они услышали, как зазвучала тихая музыка, музыка для них двоих: «Говорил ли я тебе, что люблю?..»
— По-твоему, мы сможем все это оставить позади?
— Надеюсь, что в двадцать пятую годовщину нашей свадьбы мы оглянемся назад и улыбнемся тому, какими молодыми и глупыми мы были, — ответил он.
— Какой молодой и глупой была я, — поправила его Марта, положив голову ему на плечо.
Глава 48
Дональд боролся за свою свободу, как будто в него вселился дьявол. Портплед Дэмиена подпрыгивал и крутился вокруг колен, и, чтобы утихомирить стремящегося на волю Дональда, ему пришлось приложить неимоверные усилия и крепко зажать мешок между ног, но все же не настолько крепко, чтобы свет дня померк в утиных очах. Затем возникла новая причина для беспокойства.
Администратор за столом регистрации в аэропорту подозрительно осмотрела Дэмиена.
— У вас есть ручной багаж, сэр?
— Только вот это. — Дэмиен бросил взгляд на свои колени.
Замороженная регистраторша проследила за его взглядом, и все, что она смогла сделать, когда заметила неистовые рывки багажа и грязную одежду Дэмиена, так это засунуть жевательную резинку языком за другую щеку.
— Я попал в аварию, — объяснил ей Дэмиен. — По пути сюда. У меня с собой сменная одежда. Здесь, — он ласково похлопал по портпледу.
Дональд крякнул.
— Вы сами паковали свой багаж, сэр?
— Да.
Глаза занервничавшего Дэмиена стали быстро бегать по другим столам регистрации. К тому же над его верхней губой стал проступать пот, и он не мог придумать, как прекратить это предательское потение и как избавиться от уже появившейся влаги, не пользуясь при этом рукавом.
— Вы оставляли свой багаж без присмотра?
— Нет. — Как он мог это сделать, если в багаже имелась утка, а в утке — перстень; у самой же утки, судя по этим бешеным рывкам, было неосознанное желание покончить с собой.
— Не предлагал ли вам кто-то поднести ваш багаж?
— Нет.
Глаза Дэмиена перебежали на ближайший регистрационный стол и вдруг остановились, прикованные к тому, что они увидели позади этого стола. Там стояли трое: очень массивные, очень мрачные, они неотрывно следили за ним.
— Вы везете с собой наркотики, взрывчатые вещества или боевое оружие?
Дэмиен повернулся обратно к регистраторше и облокотился на ее стол:
— И то, и другое, и третье.
У регистраторши поднялись брови.
— Шутка, — объяснил ей Дэмиен.
Она даже не улыбнулась.
— Нет, я не везу с собой ни наркотики, ни бомбы, ни пистолеты.
— Вы везете с собой животных?
— Э… нет.
Регистраторша оперлась на свою сторону стола.
— Позвольте спросить вас, сэр, почему ваш багаж двигается явно без вашей помощи?
— Это игрушка, — доверительно сообщил ей Дэмиен. — Производства компании «Фёрби». Они только что начали выпускать такие. Она плавает, крякает и гадит апельсиновым соусом.
Она с каменным видом посмотрела на него.
— Это утка-робот, — сказал Дэмиен. — Это для дочери… для племянницы… племянницы друга… для друга племянницы… — Фу ты!
— Вам придется пропустить ее через рентгеновскую установку службы безопасности. Обычная процедура, сэр.
— Отлично. — Господи ты боже мой!
Дэмиену показалось, что в глазах регистраторши блеснула насмешливая улыбка, однако в остальном лицо ее осталось таким же непроницаемым.
— Вот ваш посадочный талон, сэр. Сведения о времени посадки можно получить на справочных мониторах. — Без сомнения, ее глаза улыбались. Презрительно. — Желаю вам приятно провести время.
— Пошла ты в задницу, — пробурчал Дэмиен себе под нос и повернулся, чтобы уйти.
— И вам того же, сэр, — сказала регистраторша, даже не взглянув на него.
В аэровокзале Дэмиен вошел в ближайший бар и пододвинул табурет к стойке. Он бросил портплед с Дональдом у своих ног, и селезень протестующе крякнул. За свою жизнь Дэмиен повидал множество аэровокзалов, и все они, как на подбор, внутри были унылыми местами, в которых человек чувствует себя покинутым и никому не нужным. А все из-за Джози. Теперь ему надо как-то убить несколько часов, оставшихся до отлета. Теперь он будет сидеть несколько часов и думать, как же это его угораздило вляпаться в эту историю. И почему он не может быть доволен тем, что имеет, ну пусть не Джози, так хоть Мелани, и что это ему приспичило носиться в поисках зеленой травы там, где она желтела, как только на нее ступала его нога? А если трава и оставалась сочной и зеленой, то только тогда, когда ее нещадно мочил непрекращающийся дождь.
С Джози все кончено, теперь он это знал. На самом деле он и раньше это знал. Она была слишком приземленной и благоразумной для него. Ему потребовалось много времени, чтобы понять: в нем живет неукротимый дух свободы, он — частица светового потока вселенной, кипучей, животворной энергии, ему нужна женщина, которая не будет мешать ему свободно парить в облаках, не будет привязывать его к сточной канаве, называемой семейным очагом. Ему нужна женщина, которая, освободившись от пут одежды, будет носиться с ним по полям и лесам, вкушая все запретные удовольствия, и не будет настаивать на том, чтобы он носил свитер с капюшоном и шерстяную шапочку даже в летнюю жару. Смог бы он на самом деле связать свою судьбу с одной только Джози, скажи она «да» во второй раз? Не понадобилась бы ему еще и Мелани или какая-то другая женщина на стороне? Наверное, ему всегда будут нужны две женщины: одна как основа прочного семейного дома, которая бы любила его, готовила бы для него, гладила бы ему рубашки, и вторая, на заднем плане его жизни, скрытая от посторонних глаз, с которой бы он делил все радости незаконной связи, включая и мягкий садомазохизм. А почему бы и нет? Другим же мужчинам это удается, и поп-звездам, и политикам, и даже священникам. Это уже стало таким же общепринятым, как синие носки. С чувством тоски он бросил взгляд вниз на свои собственные носки, перепачканные грязью и приведенные в полную негодность.
