Она стала пристально смотреть на меня, словно хотела сказать что-то крайне важное.
— В чем дело, бабушка?
— Я бы с удовольствием съела мороженое. Но только сейчас, а не тогда, когда мне его дедушка принесет. У тебя нет мороженого?
— Ну, бабушка, где я его сейчас найду? Сейчас я не могу. Я принесу его завтра. Раньше, чем дедушка.
Потом я вспомнил, что, наверное, должны быть автоматы, в которых можно купить мороженое в упаковке Я спросил у санитарки, и она сказала, что на первом этаже, рядом с выходом, стоит такой автомат.
— Потерпи чуть-чуть, бабуль, я сейчас принесу тебе мороженое.
Я пошел вниз искать автомат и по дороге подумал, что бабушка, видно, не в таком тяжелом состоянии, раз ей захотелось мороженого, и вообще она сегодня выглядит лучше чем обычно.
Я взял мороженое и поднялся наверх. Когда я вошел в палату, бабушка спала. Что делать? Разбудить ее или пусть спит? — гадал я.
Я ее разбудил.
— Бабушка, мороженое…
— Спасибо, Альберто. Ты меня прости, но у меня еще нет сережек.
Я снова стал дедушкой.
— Бабушка, я Джакомо, твой внук.
— Я знаю, я же не сумасшедшая.
Она начала есть мороженое на палочке. Как обычно, она не стала разворачивать его целиком, а только сдернула вниз бумагу, как кожуру у банана. Палочку она все время заворачивала в бумагу, наверное, чтобы не испачкать пальцы. Вот и сейчас она не изменила своей привычке.
Пока она ела мороженое, я рассказывал ей про Микелу.
— Ты знаешь, бабуль, в последние дни я много играл, как ты мне всегда советовала.
— И правильно делал, тебе надо чаще играть. Обещай мне, что ты и дальше будешь играть… но только не играй с китайцами.
— Хорошо, обещаю. А чем тебя китайцы не устраивают?
— Потому что они плохие, я их знаю… Ну и как, ты доволен?
— Сейчас мне не очень хорошо, мне подружки не хватает, с которой я играл, но я счастлив, что играл именно с ней.
Я говорил, а она разглядывала мороженое, словно раздумывая, с какой стороны его откусить. Она прямо-таки любовалась им. Совсем как девочка.
Потом она сказала:
— Альберто, ты помнишь, как я для тебя разнашивала шерстяное белье?
Говорила ли она сама с собой или на самом деле мой дедушка был рядом? Я в такие вещи немного верю, так что у меня мурашки по коже пробежали. Про шерстяное белье бабушка мне рассказывала сотни раз. Каждую субботу она носила днем шерстяные фуфайку и кальсоны дедушки, чтобы они растянулись, сделались мягче и не так сильно кололись. Моя бабушка была крупнее дедушки. Все это она делала для того, чтобы холодной зимой Он мог надеть теплое белье, которое не раздражает кожу. Так по старинке делали белье более мягким.
Я посмотрел на нее и сказал то, что обычно говорят в больницах:
— Если все и дальше так пойдет, то через несколько дней тебя выпишут.
Она продолжала смотреть на мороженое, словно видела его впервые в жизни, а потом, помолчав немного, произнесла:
— Но я скоро умру. Ты знаешь, что я скоро умру?
Ее слова встревожили меня.
— Ну о чем ты говоришь?!
— Да, да. Вот доем мороженое, а потом умру. Я это знаю.
— Перестань пороть глупости!
Она все, так же разглядывала мороженое, потом по-детски пожала плечами. Ее жест можно было истолковать так «Подумаешь, какое дело».
Я привык к ее несуразному поведению, но на этот раз она меня напугала. Я вспомнил обо всех странностях, которые происходят с людьми перед смертью. Я на самом деле перепугался.
Немного погодя все с тем же детским видом она сказала мне:
— Тебе больно, но ты счастлив, а я не чувствую больше боли. Я ничего не чувствую. Когда ты в жизни ничего не чувствуешь, даже боли, то, значит, тебе остается только ждать, когда ты умрешь… Я вот доем мороженое, а потом умру.
— Бабушка, перестань так говорить.
— Будь умницей, Джакомо, не трусь. Лучше помоги мне умереть спокойно, не надо меня успокаивать.
— Если ты еще будешь так говорить, я уйду отсюда.
Она снова пожала плечами. У меня слезы стояли в глазах.
Бабушка не только казалась девочкой, она и в самом деле стала как девочка. Она лежала в белой ночной сорочке с розочками и бантиком на груди. Она была такой тоненькой и хрупкой, что, когда я приподнял ее, намереваясь повыше уложить на подушке, я испугался, что она переломится в моих руках.
Она доела мороженое и положила палочку на тумбочку рядом с кроватью. Мне было страшно, я пугливо наблюдал за ее движениями, будто ждал, что с минуты на минуту она умрет.
Прошло какое-то время после того, как она съела мороженое. Бабушка не умерла.
— Черт побери, как же ты меня напугала!
Я не спал всю ночь. Бабушка иногда что-то говорила, иногда молча смотрела на окно, время от времени дремала.
Рано утром больница проснулась. Включили свет, санитарки перестилали постели, в общем, начиналась обычная суета перед утренним обходом врачей. В семь утра бабушка не спала. Когда принесли завтрак, я ушел. Перед уходом я поцеловал ее:
— Увидимся вечером. Я принесу тебе сережки.
— До свидания, Джакомо.
В восемь утра я уже лег в постель. Скорее, я рухнул в нее. Через несколько часов я проснулся и не сразу понял, где я нахожусь. Красный глазок телевизора помог мне сообразить, что я дома.
Днем я узнал от матери, что бабушка умерла в десять часов утра.
25. МАМА
Бабушка играла очень важную роль в моей жизни, поэтому меня удивило, что я довольно быстро примирился с ее потерей. Я сильно горевал, но вел себя довольно сдержанно. Ее любовь я носил в своем сердце. Ее бесконечная любовь часто проявлялась даже в совсем уж несущественных мелочах, что придавало особую окраску нашим отношениям. Моя бабушка умела исцелять раны, которые наносила мне жизнь.
Через две недели после похорон мы с матерью пришли разобрать вещи в доме бабушки. К счастью, у матери с тетей были хорошие отношения, Они не таскали поочередно вещи из бабушкиной квартиры, как это часто случается в подобных случаях. К слову, пожилая соседка моей матери попала в больницу. Она находилась в очень тяжелом состоянии. Врачи, принимая во внимание преклонный возраст — ей было восемьдесят девять лет, — считали, что она безнадежна, и сказали об этом родным. Но через несколько дней, как это ни странно, пожилая синьора оправилась от болезни. Вернувшись домой, она обнаружила, что ее дочери уже вынесли все из дому. Я не хотел в это поверить, но, к сожалению, все так и оказалось.
Мне было не по себе рыться в вещах бабушки и при этом еще общаться со своей матерью. Мне казалось, что, открывая бабушкины шкафы, я без спроса вторгаюсь в ее жизнь, подсматриваю за ней. Я считал, что это неправильно. Если я вдруг неожиданно умру, кто знает, что подумает моя мать, когда найдет у меня порнофильмы, вибраторы, ремни и вагинальные шарики, а в морозильнике — презерватив, заполненный льдом. У меня есть еще видео, где я трахаю Монику. Я всегда надеялся, что меня не постигнет внезапная смерть. Вполне понятно, не только по этой причине. В прошлом я часто онанировал перед сном в постели. Вытирался я туалетной бумагой. В конце мне приходилось вставать и относить в туалет испачканную бумагу. Я не оставлял ее на тумбочке — боялся, что чужие люди узнают о моей забаве с кулачком, если я вдруг внезапно умру ночью. Когда я сильно уставал, то, прежде чем встать с постели и уничтожить все следы, я долго разглядывал скомканную бумагу и гадал, можно ли предположить, что я в нее просто высморкался. Возможно, виной всему была драма, пережитая мною в подростковом возрасте, когда я после мастурбации спрятал бумагу под матрас Утром, по дороге в школу, я неожиданно вспомнил, что забыл выкинуть ее. Когда я вернулся из школы, постель была прибрана, а бумаги под матрасом уже не было. Мне никто ничего не сказал, но несколько дней я не решался дрочить, потому что думал, что мама узнала обо всем.
