Поняла. Я тоже боюсь. Джулия спрашивает, почему соседи уезжают? Что мне сказать?
— Правду. Они едут на юг, нашли новую работу.
Это ведь так легко врать ребенку, достаточно немного правды, полусмыслов, остальное дитя само додумает. Главное говорить искренне. Взрослых это тоже касается. Нет, с взрослыми проще. Они сами себя обманывают.
— Я сегодня не брала авто. Видела патрули на улицах. Встретила подругу, помнишь Софи, у нее муж работает в мастерской. Софи боится, власти конфискуют машины. Люди все настороженны, никто ничего не понимает. А Жан Репардье такой интересный месье всегда галантный, он живет через улицу, уже с утра был пьян. Прямо на тротуаре хлестал бренди из горлышка.
Рихард терпеливо слушал излияния супруги, к месту хмыкал или поддакивал. Ольге нужно выговориться. Излить душу. Это нормально. Это женское.
— Ольга, ты завтра на работу идешь?
— А вот… Да, конечно. Война далеко в Бельгии, из-за этого контору не закроют.
— Постарайся завтра отпроситься на час, зайди в банк и закрой все счета. Нишу под столом помнишь? — намеренно упомянул про тайник. Жизнь приучила не хранить большие суммы в банке. Если борешься за счастье людей спокойствия, комфорта не жди. Жизнь в тени любит наличный расчет.
— Помню. Деньги со счета положу отдельно, — в деловых качествах Ольге не откажешь. Рихард удовлетворенно отметил мгновенный переход от возбуждения на грани паники к спокойному тону.
— Вечером заедешь на заправку. Полный бак и две канистры в багажнике. Если все будет плохо…
— Я тебя дождусь. Мы с Джулией дождемся.
— Если все будет плохо, — Алексей перешел на русский. — Забирай деньги, документы и уезжай в Гавр или Дувр. Париж лучше объехать.
— Мы без тебя не поедем.
— Если не вернусь. Ольга, с тобой наш ребенок. Надеюсь, товарищи помогут с эвакуацией, но, если увидишь, что надо уезжать, уезжай.
— Оставлю записку. Ты догонишь. Ты же догонишь?
— Я вернусь.
Пока Рихард разговаривал у телефонной будки образовалась маленькая очередь. Пожилая дама в шляпке бросила на офицера осуждающий взгляд и отвернулась.
Пора возвращаться. На перекрестке Рихарда остановил патруль: лейтенант и трое рядовых. Молодые ребята, явно из последнего призыва. Лейтенант порядка ради глянул в документы, затем поинтересовался:
— Вы уже слышали? Мы отобьемся?
— Конечно, как в прошлую войну боши завязнут в нашей обороне. Вас еще не отправляют?
— Пока нет. — Лейтенанту хотелось выговориться.
— Скоро мы их погоним, — Рихард ободрительно подмигнул ребятам.
На разговоры времени нет. Однако, Бользен не отказал себе в удовольствие зайти магазинчик, взять на вечер бутылку красного и полфунта сыра. Скорее всего отмечать начало настоящей войны придется в одиночестве, Рихарда это не расстраивало. На выходе из магазина что-то кольнуло, человек подсознательно повернул в другую сторону. Интуиция не обманула, на почте ждало заказное письмо из Швеции. Рихард Бользен довольно усмехнулся, не обманула реклама. Правильно позвонил в одну контору сразу после передислокации и продиктовал код и адрес почтового отделения. Иногда полезно быть предусмотрительным.
В казарме его уже ждали телефонограммы. Ничего неожиданного, все, как и должно быть. Обрадовал звонок с требованием отправить в штаб бригады батальонного казначея с охраной. Да-с, денежное довольствие всем нужно, люди не святым духом питаются. В кабинет заглянул дежурный офицер и попросил позвонить комбригу.
Железный Вилли взял трубку со второго гудка.
— Геноссе командир бригады, капитан Бользен докладывает.
— Рихард, не тараторь. Тебе сегодня придет приказ, откомандировать в бригаду два отделения комендантского взвода. Большая просьба — выбери камрадов с которыми мы сражались в Ростоке и Берлине.
— Добро. Сержант Герхард Эйслер устроит? — Рихард не задумываясь назвал подходящего кандидата.
— Тот самый? Если со своими людьми, то очень хорошо, — обрадовался Пик, он хорошо помнил этого командира местной группы гау Померн. Все же отметился в 28-м году в Берлине, с людьми Бользена прорвался в Чехию.
— Свежие новости были?
— Мало и плохо. Больше разных слухов.
— Понятно.
— Приказ отправлю сегодня с нарочным. Будь готов.
Положив трубку Рихард забросил ноги на угол стола и закурил. Вилли сказал больше, чем мог озвучить, но меньше, чем хотел. Однозначно. К бабке не ходи. Отдохнув, приведя мысли в порядок, прикинув разные варианты возможного, комбат набрал номер дежурного и распорядился вызвать сержанта Эйслера. Молчаливый мужчина с утонченными аристократическими чертами лица геноссе Герхард не отличался склонностью к сантиментам, но зато в свое время пролил немало крови. Единственным его несомненным достоинством была архаичная феодальная верность. В отличие от многих Эйслер никогда не предавал.
Ночевал Рихард в казарме. Вечером к нему заглянул комиссар. Старина Яков разумеется явился без приглашения и не с пустыми руками. В целях конспирации он нес в руках солдатский ранец в котором позвякивали две бутылки бренди.
— Ты же вроде еврей, а не финн, — Бользен недовольно мотнул головой. — В батальоне казарменное положение и сухой закон.
— Даже снять напряжение?
— К черту! — решительный запрещающий жест.
Рихард сам собирался вечером расслабиться с вином, но почему-то идея выпить в компании с Розенбергом именно сегодня ему претила.
— Ладно. Давай тогда насухо поговорим. Я все же комиссар, ответственен за моральный климат и коммунистический дух в батальоне.
Разговор вышел ни о чем. Рихарду откровенно хотелось побыть одному. Одна из немногих привилегий командира. Розенберг пытался завести разговор о слухах среди личного состава, но комбат предпочел его не расслышать.
— Ты комиссар, тебе и думать.
— Придется, если никто больше не собирается профилактические беседы проводить. — С этими словами Яков направился к двери. Взявшись за ручку, он вдруг добавил: — Понимаю тебя. Мне тоже тяжело.
Выждав минут пять, Рихард закрыл дверь на щеколду, затем вернулся к столу, налил стакан воды из графина, выкурил сигарету. Только затем он вытащил конверт. Судя по штампам и маркам письмо целых две недели шло из Швеции. По меркам сегодняшнего дурного времени это очень быстро.
Конверт путешествовал из нейтральной страны через Германию в Швейцарию, а из Цюриха попал в Лотарингию в мешке почты Красного Креста. Надо добавить, до этого письмо в другом конверте неделю ехало и плыло поездом из Петербурга в Або и паромом в Стокгольм. Война войной, а люди хотят писать и получать весточки от своих близких. Расколовшие континент пропасти фронтов этому не помеха.
Письмо от родителей Алексей отложил в сторону, первым он взял лист бумаги, исписанный угловатым мелким почерком Кирилла. Даже странно немного
