class="p1">Нашел наверху на втором этаже какую-то портьеру, сорвал ее, разрезал и разорвал на несколько частей, завязал себе лицо одним из обрезков и подумав, замотал и волосы, сделав что-то вроде банданы.
Кстати в комнате наверху увидел хорошее зеркало, стоит такое прихватить в Астор. Всегда потом будет приятно вспомнить, разглядывая в нем себя и бреясь, о делах минувших дней и славных подвигах во имя лучшей жизни человечества.
Возможны всякие варианты, лучше, чтобы узники подземелья сейчас не смогли меня рассмотреть слишком хорошо.
Да, в секретном подвале, за замаскированной дверью оказалась пыточная Рыжих уродов и она не пустует.
На каменном ложе лежит привязанная за руки девушка, полностью обнаженная, судя по смуглому цвету кожи, степнячка, насколько я смог разглядеть беглым взглядом. В каменном же кресле сидит спиной ко мне голый мужик, с опущенной набок головой.
Девушка повернула в мою сторону голову, когда вылетела тяжелая дверь и пытается что-то сказать, но может сейчас только мычать, похоже у нее во рту кляп.
Я специально поднялся наверх, в комнату мертвых гномих, чтобы найти в их шкафах что-то из женской одежды, заодно снял зеркало и, посмотревшись в него, признал себя неузнаваемым. Выбрал пару сорочек из толстого материала и уже подготовленный снова спустился в подвал, снеся вниз и зеркало на всякий случай.
Девушка с надеждой смотрит на меня, она привязана за кисти к каменным подлокотникам и между ног у ней бурая пленка крови засохшая на камне, похоже, что ей сильно досталось в этом плане от Рыжих уродов.
Я накидываю на худенькое тело с солидной грудью сорочку, кожа покрыта ожогами и синяками, но судя по яростно сверкающим глазам девушка не сломлена окончательно. Я наклоняюсь над ней и разрезаю первый кожаный ремешок на левой руке, который сильно впился в кожу. Ремешок оказывается не один, есть и страховочный, которым прихвачены локти, чтобы уменьшить возможность выбраться из такого положения жертве.
Очень продуманные уроды, настоящие твари и я при виде жертв семейства Рыжих испытываю теперь даже гордость какую-то, что смог искоренить таких нелюдей в Черноземье.
И вообще, никакой жалости, больше они никого не смогут пытать в глубине подвалов.
Уже не так важно, пойдет ли след убийств за мной в Астор, они слишком рано и быстро умерли, как я понимаю, увидев девушку и мужика, которому пришлось гораздо хуже, чем ей.
Освобождаю вторую руку, девушка садится с трудом и подставляет мне затылок, на котором закреплен кляп, когда я срезаю опять же кожаный ремень, она вытаскивает его изо рта, кляп похож на какую-то игрушку из секс-шопа, местное производство самих Рыжих.
— Где они? Где эти твари? — спрашивает девушка на плохеньком черноземельском языке, похоже, что она и правда из местных.
Голос у нее скрипучий и невнятный, она показывает мне на полное ведро воды с ковшиком в нем, стоящее рядом, я подаю ей напиться и делаю это еще два раза, пока она смогла утолить жажду.
— Отвернись, — командует девушка и быстро натягивает на себя сорочку, потому что своей одежды рядом она не видит.
— Где они? — снова настойчивый вопрос.
— На первом и втором этажах. На третьем их женщины.
— Такие же твари, — злобно бросает девушка. — Они все знают, что творят их мужики. Мы для них как тараканы.
— Уже нет, — отвечаю я. — Теперь они — никто. Просто мертвые тела.
Девушка поднимается. Ее шатает, но она твердо настроена больше не попасть в путы и не оказаться на этом каменном ложе. Она подхватывает лежащие рядом со вторым пленником клещи и еще молоток, осматривается и обращает внимание на притихшего узника.
Хищная радость озаряет ее лицо и она подскакивает к нему. Саму еще шатает, но она, держа в руках инструменты, наваливается ему на плечи со своей оставшейся в худеньком теле силой, мужик издает дикий вой, переходящий в невнятное бульканье.
Я не понимаю, что здесь происходит, но сосредоточенная на мести девушка, готовая драться сразу, как только я ее развязал, мне нравится.
Поэтому я осторожно спрашиваю ее:
— Почему ты так с ним?
— Он и продал меня этим Рыжим по договоренности, оглушил сзади, когда я пришла наниматься к нему на работу. Потом продал уродам, да что-то с ними не поделил, не знаю, что именно. Может просто им некого оказалось мучить и издеваться. В общем он оказался в этом кресле вместе со мной. Меня только насиловали и немного мучили. Его же пытали по-настоящему, — отрывисто бросает девушка.
— Точно пытали? — я удивлен, хотя чего-то такого и ожидал от нелюдей.
— Еще как, он выл и ходил под себя постоянно. За это его посадили на острый колышек и каждый день добавляют к нему кусок, заставляя его признаваться во всем. Что плохо думал о таких хороших нелюдях, что трахал мертвых людей и животных, что его мать — грязная шлюха. В общем его быстро сломали и когда их уже нет рядом, он продолжает плакать, биться головой о спинку кресла и укорять себя, что так плохо вел себя с такими достойными Рыжими. Очень старается выжить, только из этого подвала живым никто не выходит.
— Ты сможешь выйти, — говорю я девушке, и она долго смотрит мне в глаза, которые одни видны на моем лице.
— Ты точно убил всех?
— Вроде да, может, что еще кто-то и дышит, но уже на пороге смерти.
— Хорошо, я займусь их телами позже, сначала этот заплатит за свое предательство мне.
И она опять навалилась ему на плечи, заставив снова завыть и потерять сознание.
— А сейчас ты что делаешь?
— Сам посмотри, загляни под его кресло.
Я заглянул и точно, через обгаженное отверстие в кресле виден вставленный колышек, упирающийся в крепление на полу, и уходящий в задний проход мужика, как я могу догадаться. Колышек оказался непростым, с парой дополнительных насадок, которыми увеличивают его длину, чтобы жертва постоянно мучилась. Рядом стоит еще несколько таких, в три пальца высотой, насадок, ожидая своей очереди. Мужик оказался привязан за руки к поручням, тоже в двух местах, по локтям и кистям и еще прихвачен за колени такими же кожаными ремешками. Чтобы не мог елозить, пытаясь избавить свою задницу от кола.
— Так он все равно умрет, — говорю я. — Кол, на который он посажен, порвал все внутренности.
— Одно меня радовало, когда Рыжие рвали меня своими гигантскими елдаками, это то, как выл он, когда ему рвали клещами за все, что можно было прихватить, — выговаривает она своим мыслям.
— Да, умрет, но оставим его так, пусть его найдут в таком