чувствовала ничего, кроме жгучей ярости.
– Отвечай. А если опять соврешь – я возьмусь за вторую руку. – Ее голос звучал беспристрастно. – Где твоя семейка?
– У моей сестры, – простонал фермер. – В Хентингсфорте. Боги милосердные, пощадите!
Маюн нахмурилась. Он сказал правду, но… не до конца. В его словах будто чего-то не хватало. Вероятно, к истине он все же добавил крупицу лжи… Да как он посмел? Первым ее желанием было вонзить ножницы в шею старикашки, но она совладала с гневом.
– Смотри мне в глаза, слышишь? Ты солгал.
– Это правда, клянусь!
Врешь. Вокруг старика пульсировало какое-то мутное свечение – это оно говорило Маюн, что Дэвид лжет ей. Она заскрипела зубами и качнула головой:
– Твоя жена Шарлин мертва, а дети… у ее родной сестры… но не в Хентингсфорте, а дальше… вдоль Чащобного тракта, на восток…
– Ведьма, – сдавленно промычал Дэвид. – Проклятая ведьма! Что тебе от нас нужно?
Маюн замахнулась, целясь ножницами ему в шею, но Ойру перехватил ее руку.
– Он солгал, – прошипела Маюн, высвобождая запястье из хватки ассасина, – и ослушался меня!
– Маска побуждает тебя действовать необдуманно. Ты должна контролировать свои эмоции.
Теперь ей неудержимо захотелось распороть лицо и Ойру. Уняв дрожь, Маюн взглянула на фермера.
– Зачем он тебе? Он ведь ничто. Даже меньше чем ничто.
– С чего ты взяла, что его жену звали Шарлин?
Маюн немного подумала и честно призналась:
– Сама не знаю.
Ойру, окинув ее внимательным взглядом, кивнул:
– Как ты поняла, что он лжет?
– Свет, – машинально ответила она. – Вокруг него пульсировал свет.
– Был ли свет, когда старик говорил правду?
– Не знаю. Возможно. – Маюн снова задумалась. – Да, но я его не замечала.
– Посмотри. Ты по-прежнему его видишь?
Маюн уставилась на фермера. Левая кисть старика сильно кровоточила; кожа стала почти белой – без перевязки ему грозила скорая смерть от потери крови. Маюн снова захлестнула волна злости: и поделом, нечего было ей врать. Она уже хотела отвернуться, как вдруг ее глаза уловили странное цветное мерцание, окружающее фермера. Маюн прищурилась, пытаясь проникнуть взором в этот свет, понять его суть… но никакой сути там попросту не имелось. Лишь образ, аура, которую она наблюдала не столько глазами, сколько… чем-то еще. Чем – этого она объяснить не могла.
– Вокруг него какое-то сияние – аура или что-то в этом роде.
– Какое оно?
– Желтого цвета. Или белого. С кровяными прожилками. Красными и розовыми.
– А каким было, когда он лгал?
Маюн ответила не сразу. На самом деле она не видела цвета – она их, скорее, чувствовала и теперь пыталась вспомнить свои ощущения.
– Это была смесь… – сказала она наконец. – Черного и пурпурного.
Ойру качнул головой:
– У тебя талант к аурамантии. Я не вижу ауру, но ощущаю ее обратную сторону – изнанку, если угодно. Аурамантия и магия теней – это две противоположности, как свет и тьма.
– И что с того?
В воздухе рядом с Маюн материализовалась голова Ойру.
– Это значит, что ты наделена несколькими талантами крови: ты аурамант, наездница душ и – если принимать в расчет убитого тобой дракена – поющий клинок. Это редкое сочетание. И тем более удивительно, что обладаешь им ты, хотя твой отец лишь наполовину являлся илюмитом. Я почти уверен, что, помимо всего этого, ты еще и светоч. – Он кивком указал на фермера. – С помощью своей магии ты с легкостью лишишь его жизни.
Маюн фыркнула:
– Какой еще магии?
– Своими огненными клинками ты выжгла дракену глаза. – Ойру посмотрел на Маюн. – Обладая всеми талантами илюмитской магии, ты можешь призывать клинки из света и огня и метать молнии. Ты способна преломлять свет вокруг себя и становиться невидимой – или отражать его и создавать иллюзии. Кое-что у тебя уже получается, а всему остальному я тебя научу.
Маюн буравила его тяжелым взглядом.
– Ты несешь какую-то чушь. Ничего из этого я не умею. И вообще, – добавила она, – твой фермер уже сдох.
Ойру качнул головой:
– Лишь наполовину.
Ассасин вытянул руку, которая легко проникла сквозь грудь мужчины, и сжал его сердце. Глаза Дэйви распахнулись, он пронзительно закричал, как человек, пробудившийся от ночного кошмара… Вот только кошмар этот происходил наяву и спасения от него не было.
– Убей его, – приказал Ойру, наставив указательный палец на обезумевшего от ужаса фермера. – Используй огонь или молнии – что угодно; главное – убей.
– Это и есть третье испытание?
– Да.
– Ладно.
Маюн, рассерженно топая, подошла к фермеру, который уже закатил глаза, и ударила его по обветренной щетинистой щеке. Дэйви очнулся – и плюнул ей в лицо. Взбешенная Маюн вцепилась ему в горло, как вдруг…
– НЕТ!
Девушка замерла. В голосе Ойру, вечно холодном и бесстрастном, полыхнула ярость. Миг – и она утихла, уступив место ледяному – необычному даже для ассасина – спокойствию.
– Не смей к нему прикасаться. Направь на него всю свою злость, свою боль и огонь. Сожги его.
Маюн, не шевелясь, глядела на человека, который безжизненно обмяк на стуле. Его лицо было мертвенно-бледным, кровь все еще сочилась из покалеченной руки. Он по-прежнему вызывал у Маюн ненависть и отвращение, но от ее злости на него почти не осталось следа: она угасала, как угасала и жизнь в Дэйви.
А вот на Ойру Маюн была зла, да еще как! Он не дал ей задушить это презренное существо, лишил ее радости убийства, к тому же несет какую-то околесицу о ее способностях и заставляет воспользоваться тем, о чем она не имеет никакого представления!
Впрочем, если подумать… она ведь уже совершала нечто подобное раньше. Маюн сосредоточилась на воспоминаниях. Кровь и чудовищные когти. Острые зубы, терзающие тело. Жуки, вгрызающиеся в плоть, и разъедающая кислота. Маюн погружалась в эти ощущения все глубже и глубже, пока волна знакомой чудовищной боли не накрыла ее с головой…
И тогда из горла Маюн вырвался душераздирающий крик. Она кричала, кричала… и вдруг на ее пальцах вспыхнули крохотные язычки белого пламени. Вспыхнули – и тут же погасли. Маюн, тяжело дыша, уставилась на руки.
– Прекрасно, – прошептал Ойру, вновь возникая рядом. – Само совершенство.
– Чему ты радуешься? – раздраженно спросила Маюн. – От этих искр никакого толку.
– Это не так. – Ойру указал рукой на Дэйви.
Тот снова впал в забытье; кисть почти перестала кровоточить.
– Пусть его страх и боль станут хворостом для твоего огня.
– Но я… – начала Маюн и, взглянув на фермера, осеклась: свечение вокруг него начало тускнеть.
Маюн впала в замешательство: как быть? Да, ее маска питается ее болью, а взамен дает прилив энергии, но способна ли на это