как раз по мне.
– Я тоже так думаю. Человеку с редкими талантами да небрезгливому работу там найти несложно.
– Расскажи про Пепельный, – снова встрял в разговор Терин. – Он из всех этих кварталов самый жуткий?
Шраон кивнул и, приказав жестом двигаться за ним, снова зашагал вперед.
– Лет сто назад в старой части случился страшный пожар. Тысячи людей сгорели заживо. Власть, блюдя интересы толстосумов, заявила, что отстраивать все заново слишком дорого и опасно, и умыла руки. И тогда сюда рекой хлынули оборванцы всех сортов: налогов нет, за угол платить не надо, живи, сам себе хозяин. Вот бедный люд сюда и подался. Однако квартал этот – сплошь вонючая, опасная для жизни помойка, где царит полное беззаконие. И если тебе не повезло в ней увязнуть – выбирайся как знаешь, никто тебе помогать не станет.
– И правда – жутче некуда.
Шраон поднял палец, давая понять, что еще не закончил.
– В самом сердце Пепельного квартала находится Костяной двор – это место, куда стаскивали трупы после пожара. Вот где самая жуть. Трупов оказалось не счесть, похоронить всех не представлялось возможным, вот их и скидывали в одну кучу. И целый квартал превратился в склеп. Здесь селились лишь безумные. Настоящие преступники. Не та шпана, что сбивается в гильдии и выдумывает законы о том, кого можно грабить, а кого нет. Я говорю о садистах, душегубах, некрофилах, ведьмах и одержимых. – Он покачал головой. – Нормальный человек на Костяной двор сунется лишь в одном случае: если у него выбора нет. – Шраон вздрогнул. – Держитесь подальше от этого гиблого места, ребята. И от Пепельного квартала, и тем более от Костяного двора.
Титус повернул к Анневу побледневшее лицо:
– Вот бы мастер Брайан был сейчас с нами.
– Да, парни, за Брайаном вы были как за каменной стеной. Но не раскисайте, у вас ведь есть мастер Фин и мастер Аннев. Да и я еще кое на что сгожусь. – Он вздохнул. – Сейчас мы держим путь на запад, в славное местечко под названием «Бездонный кубок».
– Ты там бывал? – спросил Фин, не сводя с кузнеца жесткого взгляда.
– Нет, но много слышал о нем от старика Гриббла. Он сказал спросить там человека по имени Тукас. Если все пойдет по плану, Тукас отправит в Квири весточку Риву.
– Ну да, помню, – сказал Фин. – Это друг священника, с которым Аннев должен встретиться.
Шраон жестом остановил Аннева, который открыл было рот, и сам поправил Фина:
– Друг Содара. Верно. Рив тоже священник – в некотором роде. Он владеет магией даритов.
– Значит, способности он получает не от артефактов? – выпучил глаза Титус. – Он настоящий волшебник? Как в книжках?
Шраон улыбнулся:
– Содар тоже был настоящим волшебником, Титус.
– Наверное, но… я почему-то никогда не думал о нем так.
– Никто не думал – чего брат Содар и хотел. Но они с Ривом все же разные. Содар говорил, что магия Рива сильнее, чем магия трех братьев ордена, вместе взятых. Впрочем, чего еще ожидать от верховного жреца?
– Так Рив – глава их братства? – спросил Титус. – И выше его никого нет?
– Никого, кроме Одара. Поговорить с ним – большая удача. – На губах кузнеца вновь заиграла улыбка. – Я встречал его раз или два. Человек он вполне приятный. Не такой добрый, как Содар, но страсть какой умный. Как в народе говорят, этот нигде не пропадет. Правда, людей сторонится. По крайней мере, был таким, когда я жил в Квири.
– Я слышал об этом Риве, – закивал Цзянь. – Мастер Краснопал тоже его знает и, я уверен, тоже захочет с ним поговорить.
– Хотеть не вредно. Ты уж не обижайся, мастер Никлосс, но Рив – человек занятой и тратить время на ваши чудачества не станет.
– Как скажете, мастер Ченг, однако Судьба всегда найдет способ изменить наше представление о существенном и незначительном. Для того чтобы положить конец Молчанию богов, потребуется по одному служителю каждого бога. – Цзянь положил ладонь на грудь. – Возьмите меня. Я – лич, прорицатель и некромант. Подобное сочетание нечасто встретишь среди моего народа, однако оно совершенно необходимо для постижения замыслов Судьбы. Мастер Корентин – шаман, а значит, егерь и оборотень в одном лице, что тоже большая редкость. Леди Содья – крозеранка по рождению и почитательница Дорхнока. Она – заклинательница теней, но помимо этого наделена еще одним редчайшим талантом – она ткач пустоты, коих в Крозере не рождается уже многие века. Поэтому Краснопал и проделал столь долгий путь, ведь только в этих краях он смог бы отыскать свою Темную госпожу – Смоляную Галку.
Аннев с Фином беспокойно переглянулись. Им довелось повстречаться с Содьей в замке Янака. Это была стройная грациозная женщина, одетая лишь в серое и черное, причем ее одеяние из дорогой ткани выглядело так, словно его нарочно изрезали, чтобы придать ему вид лохмотьев. Облик Содьи и ее манера двигаться напомнили Анневу Ойру, но вот на мага она вовсе не походила. Дралась великолепно – это да. В два счета отобрала у них жезл принуждения и обезвредила Аннева, при этом не прибегая к магии.
«Но ведь она заковала меня в наручники, – подумал Аннев, вспомнив, как лишился своего протеза. – А сделать это можно было лишь с помощью магии».
– Цзянь, – позвал он, глядя на Фина. – Я правильно понимаю, что Содья Рокас владеет магией теней?
– Безусловно, мастер Айнневог.
– Означает ли это, что и ее семья имеет магические таланты? Те люди в особняке не очень-то походили на магов.
Цзянь едва заметно улыбнулся:
– У матери Содьи имеется талант, так называемое ткачество пустоты, но кровосмесительные браки, распространенные в семействе Сэвор, привели к тому, что эта способность так никогда и не проявилась. А вот отец… в его крови сильна магия заклинателя теней, которая и пробудила древнюю магию. Думаю, у братьев и сестер Содьи тот же талант крови, что и у нее, однако мне нужно вкусить их, чтобы сказать наверняка.
– Вкусить? – скривился от отвращения Титус.
– Да, попробовать, какова их кровь на вкус, – обыденным тоном произнес Цзянь и накинул капюшон.
Тут к Анневу подошел Фин и зашептал:
– Ты только головой не верти, понял? За нами следят. Там, в саду, кто-то есть.
Превозмогая жгучее желание обернуться, Аннев шепнул в ответ:
– Давно?
– Как только вышли на дорогу. – Фин незаметным жестом показал рукой на ряд цветущих вишен, растущих на окраине поместья Рокас. – Лепестки то и дело взлетают в воздух, будто их нарочно подбрасывают. Может, кто-то бежит сквозь деревья. Может, прыгает.
Аннев почувствовал себя дураком: и как он
