от тона его голоса.
Он, вероятно, устал и хочет, чтобы я убралась из его пространства, чтобы тот мог поспать.
— Я, э-э... увидимся утром. — Выскакиваю из его комнаты и бегу по коридору, благодарная за то, что оказалась в своей комнате до того, как Хейван вернулась домой.
Надеваю чистую пижаму и чищу зубы. Смотрю на себя в зеркало. Красные щеки, припухшие губы и потекшая тушь. Слава Богу, Хейван не видит меня такой. Я наклоняюсь ближе и вижу красное пятно на шее под ухом. Дрожу, вспоминая ощущение зубов Хейса. На внутренней стороне бедра у меня синяк, который почему-то заставляет меня улыбнуться.
Это был лучший секс за всю мою жизнь.
И, зная Хейса, получу возможность повторить это снова. Это, конечно, безответственно, но я же не вступаю в связь с незнакомцем. Никто не знает мое тело так, как Хейс. Он первым познакомил меня с сексом и, думаю, тем самым невольно запрограммировал наши тела друг на друга. Нет другого объяснения, почему мы так хорошо подходим друг другу, как инстинктивно знаем, чего хочет другой. Если с кем-то я и должна заниматься безобидным сексом по дружбе, так это с Хейсом.
Задыхаясь от бабочек, но в то же время смертельно устав, я забираюсь в постель и проверяю приложение слежки на своем телефоне. Хейван все еще на шоу, в надежных руках своей большой семьи.
С этой мыслью я засыпаю с таким спокойствием, какого не испытывала уже много лет.
Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз долго спала дома. И каждый раз это происходило, потому что болела — один раз гриппом, другой — пищевым отравлением. Материнство делает это с человеком. Если я не вставала рано с младенцем, то вставала рано от беспокойства.
Поэтому вставать с постели в девять утра не только удивительно, но и тревожно. А тупая боль в мышцах заставляет меня беспокоиться вдвойне. Я надеваю одежду для прогулок, думая, что физические упражнения пойдут мне на пользу и прогонят любой вирус, который может поселиться в моем теле. Когда выхожу в коридор, то слышу два очень отчетливых голоса на кухне — Хейса и Хейван.
Что он до сих пор здесь делает? Обычно тот уходит рано.
Меня охватывает нервная паника. Я знала, что в конце концов мне придется встретиться с ним лицом к лицу после всего, что мы сделали прошлой ночью, но надеялась, что у меня будет день, чтобы подготовиться.
«Веди себя непринужденно», — говорю я себе, делая успокаивающий вдох.
— Доброе утро, — здороваюсь я, присоединяясь к ним. — Все хорошо спали?
— Черт, — ворчит Хейван и сует в ладонь Хейса двадцатидолларовую купюру.
— Я же говорил. — На нем темно-синий костюм, чистая белая рубашка и золотистый галстук. Его волосы идеально уложены, с небольшим беспорядком на макушке, который придает его профессиональному облику опасную изюминку. Он чисто выбрит и выглядит таким отдохнувшим, каким я его никогда не видела. От всего этого у меня трепещет в животе.
— О чем спорили? — спрашиваю я, не слишком довольная тем, что они делают ставки обо мне за моей спиной.
— Я сказала ему, что ты, должно быть, заболела, потому что никогда не спишь так долго. Он сказал, что уверен, что ты не больна, а просто измотана после всех этих физических нагрузок.
Мое лицо вспыхивает, а челюсть падает на пол.
Я бросаю взгляд на Хейса, который чешет челюсть.
— Я думала, ты придешь сюда в пижаме и будешь выглядеть как смерть. Хейс поспорил со мной, что ты будешь бодра и свежа.
— К твоему сведению, я действительно чувствую себя немного разбитой.
— Ах-ха! — Хейван выхватывает двадцатку обратно у Хейса.
Его брови озабоченно сходятся вместе.
— Что случилось?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю.
Он покидает свою позицию у островка и начинает обходить меня сзади.
— Я никогда не сплю так долго и чувствую себя немного больной.
Хейс ставит передо мной кружку с горячей водой и опускает в нее два пакетика зеленого чая.
— Где болит? — спрашивает он, и клянусь, я слышу, как тот улыбается.
— Спасибо, — благодарю я, когда Хейс протягивает мне чай. — У тебя есть градусник... ох...
Его большое тело прижимается ко мне сзади. Одной рукой мужчина сжимает мое бедро, а другой скользит вверх и кладёт ее мне на лоб.
Я смотрю на Хейван, чтобы убедиться, что она не замечает, насколько фамильярен Хейс, но поскольку мое бедро находится ниже столешницы, то не может видеть его собственническую хватку.
— Хмм.., — выдыхает он мне в висок, и аромат его одеколона, смешанный с мятным дыханием, заставляет меня дрожать.
Хейван опускает взгляд на свой телефон, набирая смс.
— Тебе больно? Где? — Он убирает руку с моего бедра и переносит ее на низ моего живота. Кончиками пальцев касается моей лобковой кости. Я вздрагиваю и рывком отвожу бедра назад. Моя задница плотно прижимается к нему, и он издает гортанный стон.
Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться.
— С тобой все хорошо, — говорит он глубоким голосом, гладя меня по волосам.
— Значит, жара нет?
Внезапно Хейс исчезает, и я покачиваюсь, потеряв равновесие.
— Нет.
Чувствуя себя слишком гордой своей крошечной победой, я прихлебываю чай, сдерживая тайную улыбку.
— Ты, наверное, просто устала от всех этих... достопримечательностей, которые осматривала в последнее время. — Хейс возвращается на свое место на приличном расстоянии, но подмигивает так, чтобы Хейван не заметила.
Я слегка краснею, вспоминая, как вчера вечером осматривала его обнаженное тело. Исследовала его руками. Пробовала Хейса Норта на вкус, пока не запомнила каждую его ложбинку и изгиб. Я не больна. У меня похмелье от секса.
— Хорошо, — говорит Хейван Хейсу. — Лия и Мэг сказали, что их родители не против.
— Не против чего? — вмешиваюсь, потому что, эй, разве не я здесь мама?
— Хейс сказал, что отпустит нас на музыкальный фестиваль, если мы согласимся...
— Подожди. С каких это пор Хейс дает разрешение?
— Во-первых, я не давал разрешения. — Он поднял бровь на Хейван. — Я сказал, что только если Джеймс вас отвезет и останется с тобой в твоем лагере, то я не буду возражать против поездки.
Простите.
— Кто, черт возьми, такой Джеймс?
— Я также сказал, что
