Когда мы догнали до рифов, я увидел, как Роджерс встает на доске. Было заметно, что он едва на ногах держался. К тому моменту он дважды из замеса выбрался только благодаря Хавьеру, — Джеймс осушает стакан одним махом. — Мы не успели всего несколько секунд перед тем, как он в очередной раз сорвался и… все. По красной воде его нашли. А потом встал вопрос, что делать. Мы могли погнать вдоль волн, на маяк. Это было бы быстрее и ближе. Но я испугался за наши шкуры. У нас даже мобильников с собой не было — на берегу оставили, а Эммерсон мог дать наказ всем уходить. С него бы сталось. Представь, что ты на маяке с умирающим парнем, без связи, на моторке, которую кидает, едва не переворачивая, а на тебя идут волны в три этажа — и это, очень вероятно, еще не предел.
Я выбрал везти Эндрю на берег. Я выбрал себя. Но когда мы приехали, я сразу понял, что мы опоздали. Кровь из его головы уже едва сочилась. Давление упало в ноль. Похоже, он уже был мертв, хотя в воде… нет. Я делал ему реанимацию минут тридцать, наверное. Сам понимал, что от ребер остались одни обломки, но остановиться не мог. А остальные смотрели с ужасом и ничего не делали. Они вообще. Ничего. Не делали. А потом я встал и без паузы дал с разворота Эммерсону. Он рухнул на землю, и я бил его ногами. Молча. Они все стояли кружочком и не пытались приблизиться — Лейси тоже. Вся якобы до хрена влюбленная в него Лейси. Скажи мне, парень, ты бы мог стоять и смотреть, как кто-то избивает у тебя на глазах мою сестру? — У меня от одной этой мысли в глазах мутнеет и из ушей чуть пар не вырывается. — То-то же, — хмыкает Джеймс с мрачным удовлетворением. — Она опомнилась, когда Эммерсон уже был слабо похож на человека, и так жалобно-жалобно пропищала: «Не убивай его, пожалуйста!» И тогда я понял, что все, что я делал, все, что любил, — оказалось бутафорией. Я все придумал. Ничего не было. Ни команды, ни любимой. Зато смерть Эндрю оказалась настоящей. И кто-то один крикнул: «Он что, мертв?!» А другой ему: «Который?» И в глазах эта пустота, характерная для укурков. Лейси: «Надо отвезти Зака в больницу». И я как заору: «Ты, блядь, издеваешься?! А Эндрю не надо?» И другие ребята: «Так он уже помер. Давайте бросим его в море, чтобы никто не узнал, что случилось. Тут бывают акулы. Никто даже не найдет». Давайте. Бросим. Его. В море. Чтобы. Никто. Не узнал. Эта фраза мне целый год снилась в кошмарах. Я сказал им: «Я отвезу в больницу Эндрю, а с Эммерсоном сами разбирайтесь». И тут начался спор. Мол, поймут, обязательно свяжут эти два события. Слишком совпадает время. Они просто все разошлись, чтобы не подставить свои шкуры. Зака, как я понимаю, увезла в больницу страстно влюбленная Лейси.
Но, собственно, все вы правы. Чем я лучше, если после этого сам бежал из штата, опасаясь последствий. Скорее всего, присяжные скажут, что виноват я только в избиении Эммерсона, но я бы лучше отсидел не за это, парень. А за то, как кинул ребят, за то, что оказался дураком, и за то, что подставил родных. А Эммерсон свое заслужил сполна.
— Ты будешь удивлен узнать, какие вещи могут оправдать в суде присяжные. Но вы, мать вашу, с Шер точно родные. Огребаете за неравнодушие к чужим проблемам.
Смешно даже. Ей еще повезло, что Аштон занырнул в десятиметровый бассейн, а не на рифы у маяка. И, главное, оба расквитались за попытки спасения, притом что почти никому другому эти пострадавшие ребята не были нужны. Хреново устроен наш мир. Соучастники непреднамеренного убийства живут и здравствуют, зато семья спасителя получает всеобщее порицание, позорное клеймо, теряет источник дохода и переезжает в другой штат.
— Шер уже рассказал? — спрашиваю я хрипло.
— Шер там рыдает, потому что ее кинул один выродок. Почто ей сейчас мои откровения? Блядь, я всегда знал, что так будет. Она ведь не такая железная, какой пытается казаться. Неужели ты этого не понял?
Еще как понял. Как и то, что она — одна из лучших людей, которые ему встречались. Несмотря ни на что. Вот только, может быть, поэтому она так и не решилась впустить его в свою жизнь. Потому что ей причиняли боль все мужчины, которые были в ее жизни. Майлз, отец и даже Джеймс. А теперь и я сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Порыдает и перестанет, — говорю я самоуничижительно, хотя внутри меня трясет от понимания, что я наделал. — На меня ее неравнодушие не распространяется.
— Хочешь, чтобы я поддержал тебя в попытках себя пожалеть, недоумок? Ты кинул ее за день до ее совершеннолетия. Если это признак неравнодушия, то у вас полная идиллия. Проспись и поезжай к ней. Извиняйся до посинения, делай что угодно, но только чтобы она тебя простила и больше слез из-за тебя не лила. Не выйдет — я найду тебя, наваляю так, что точно сяду, и тогда у вас уже точно все будет кончено, — говорит Джеймс, почти дружелюбно заглядывая мне в глаза. Вот только я уверен, что этот псих реально не остановится перед угрозой со стороны закона. У него вообще крыша не на месте. — Усек?
Но в этот момент дверь бара хлопает, и на пороге появляется полиция.
46. Начинающие и продолжающие уголовники
Приз за самое бредовое совершеннолетие в истории по праву мой. Я сижу на кровати и строчу на клавиатуре с такой скоростью, что промазываю мимо клавиш чаще, чем попадаю. Но мне нужно решить целую уйму вопросов. И тот счастливый момент, когда цифры меняются на долгожданные нули, я благополучно пропускаю за стуком по клавишам. И если раньше я собиралась налить себе бокальчик шампанского назло отцу, то теперь даже мысли такой не мелькает.
Ближе к часу ночи дверь дома хлопает. Едва уловив этот звук, я вскакиваю на ноги и бросаюсь на лестницу в надежде, что вернулся Джеймс, но нет — это родители.
— Шерил, ты не спишь? — удивляется мама. — С днем рождения, дорогая.
— Да-да, — киваю я. — Мама, папа, Джеймс вернулся.
Они застывают под лестницей с такими лицами, будто сами не знают, радоваться или нет. И мне совершенно понятна их реакция. Теперь. Когда все так быстро меняется, начинаешь подозревать, что летишь с высоты и без опоры под ногами.
Отец срывается с места, чтобы наведаться в комнату Джеймса, но я останавливаю его раньше.
— Он уехал. Взял мою машину и уехал. Я не знаю, куда именно. Мы немного повздорили…
Я знаю, что за этим последует новый виток обвинений меня в недальновидности и неблагонадежности, но это неважно. Скорее всего, так и есть. Но даже такие ужасные люди, как я, живут в этом мире и, не побоюсь сказать, преобладают! Да, мне не следовало вываливать на Джеймса свои обиды. Кому они вообще интересны? Все из-за Стефана, а он, опять же, только моя проблема! Но теперь-то уж чего?
— Шерил, — стонет отец.
— Да знаю я! — огрызаюсь я, разворачиваюсь и скрываюсь в своеай комнате. Хочется расплакаться снова.
Джеймс уехал больше трех часов назад, где он может быть столько времени?
Н: «Ты куда пропала?»
Подавляя раздражение от того, что мне уже и отойти от ноутбука нельзя, отвечаю лаконично:
Ш: «Тут».
Если я разругаюсь еще и в виртуале, то точно запишу этот день в список личных побед.
Ш: «Заказываю билеты на 8:15 am».
Н: «Дай время, во сколько вас встретить».
Ш: «Сами доберемся. Быстрее получится».
Н: «Ты-то доберешься, конечно, а вот за него никогда не ручайся. Бесполезное занятие».
Вздохнув, я снова лезу на сайт, пересылаю время.
Н: «Отлично, должны успеть. Надеюсь, ты не облажаешься».
И я тоже надеюсь. В этот момент происходят сразу две вещи: в дверь моей комнаты стучит отец и телефон оживает звонком.
— Шерил, — начинает отец, но я останавливаю его и поднимаю трубку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Если мне кто-то звонит ночью с незнакомого номера, дела могут быть всерьез плохи. И они действительно настолько плохи, что от услышанного у меня отвисает челюсть.
Стефан
Учитывая, сколько наворотил братец Шерил, варианты, за кем явились копы, имелись. Но ведь это не он сегодня прямо под камерами избил наследника одной из ведущих американских авиакомпаний. Впрочем, Абрамсы есть Абрамсы, и пока Джеймс пытался выяснить, за что меня забирают в обезьянник, нарвался на препятствование правосудию и теперь… да, сидит в камере напротив меня. Они с Шер просто удивительно неудачливы. До абсурдного. И при этом каждый раз действуют из лучших побуждений.
