Но если критикессе хочется видеть в них подлецов и лентяев — то, конечно, ей ее собственная совесть нимало не мешает написать: «теперь воспитанному на гарри поттерах, хоббитах и им подобных ребенку совершенно безразлично, зачем выбирать, зачем ограничивать себя в том, что интересно и развлекательно»[158].
О «хоббитах» критикесса, наверно, лишь слышала, но самой сказки Толкина не читала. Ибо хоббиты в ней ведут себя весьма героически. Вся сюжетная интрига «Властелина колец» построена вокруг отказа хоббита Фродо воспользоваться тем, что предельно «интересно и развлекательно», — кольцом всевластья…
Вот и Гарри в каждой главе оказывается перед порогом нового выбора. И это выбор отнюдь не между леденцами с разным вкусом…
Этот выбор тем более сложен, что даже в случае удачи он не будет последним. Зло скорее всего вернется. «Последним» бой может стать только в случае твоего поражения. Если же он окончился победой, то, значит, он не последний. Уж христианину-то это должно быть понятным: ни о каком встреченном искушении нельзя сказать, что вот оно-то последнее, что если я одолею его, то после этого никогда искушений и трудностей в моей жизни не будет…
Увы, даже этот мотив «Гарри Поттера» отчего-то раздражает православных критиков. «Герои книги ведут постоянную борьбу со злом. Но зло это рассеяно в мире. Существуют его адепты и антагонисты, но зло распространяется, оно завоевывает новых сторонников. Причем невозможен тот финальный, окончательный, решающий бой со злом, в который так верили другие авторы романов-фэнтези. По мысли Ролинг, выраженной одним из персонажей книги, со злом следует бороться всегда, бороться изо всех сил. Тогда, быть может, зло не победит никогда. А за тысячу лет до Гарри Поттера секта павликиан распространила жуткую ересь: мир есть арена противоборства двух равномощных сил — Бога-Отца и его антипода, Сатанаила. Обоих надлежит почитать»[159].
Поскольку все эти широкие параллели с космогоническим дуализмом зороастрийцев, манихеев и павликиан опираются всего лишь на одно высказывание, приведем его полностью: «Пусть ты всего лишь на какое-то время отдалил его приход к власти, — слышит Гарри из уст Дамблдора, — но в следующий раз найдется кто-то другой, кто готов будет сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отдаляться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать»[160].
По-моему, это очень трезвая и христианская позиция: зло в мире останется до конца истории. Поэтому не стоит рассчитывать лишь на одну решительную битву. Расслабляться нельзя. Даже когда ты преодолел все трудности — подножка может последовать в самую последнюю секунду… Но отчего-то и эту трезвую черту обсуждаемой книги обвиняют в ереси и почти сатанизме. Ну давайте еще обвиним в сатанизме Владимира Соловьева за его великую формулу христианской государственности: «Задача государства не в том, чтобы организовать на земле рай, а в том, чтобы не допустить преждевременного наступления ада».
Впрочем, в рамках самой сказки эти несколько печальные слова Дамблдора становятся понятны лишь в пятом томе: Дамблдор, оказывается, знал пророчество, согласно которому Волан-де-Морта может победить лишь один человек — Гарри. Но пока тот еще не вырос, Дамблдору приходится вести войну с соперником, о котором заведомо известно, что у него самого нет сил победить… Но и сдаться — нельзя.
Что же касается Гарри — то он неуступчив по отношению к мировому злу, но бывает податлив по отношению к самому себе. Как и все мы, и особенно дети, в которых вообще поразительно сочетаются бездны альтруизма и само собой разумеющегося эгоцентризма.
«Гарри — сусальный сказочный мальчик, идеальный персонаж? Вовсе нет. Он не всегда сдержан (впрочем, с Дурслями сорвался бы любой), он бывает близорук и даже жесток (по-детски, когда чужая боль еще плохо осознается), бывает слишком самонадеян, бывает мстителен. И — Гарри сталкивается с искушением. „Ты мог бы многого добиться в Слизерине“, — шепчет ему волшебная шляпа. Во второй книге Гарри на время оказывается изгоем, потому что все уверены: это он — „Наследник Слизерина“, черного мага. Гарри балансирует на „темной стороне Силы“ и не срывается туда только потому, что его выбор каждый раз — это нравственный выбор. С самого начала Ларри знает, что из него получился бы сильный маг, согласись он играть в „черной команде“. Но Гарри отказывается — не потому, что он „просто милый“, а потому что он действительно хороший человек, он принимает правильные решения и они даются ему нелегко… В этих книгах заданы правильные нравственные ориентиры, в них честно сказано о цене, которую человек платит за право быть смелым, честным и добрым»[161].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В пятом томе («Гарри Поттер и Орден Феникса») всякая сказочная сусальность с Гарри слезает окончательно. Читатели «Гарри Поттера» подросли. Им, как и главному персонажу, уже по пятнадцать. Соответственно, изменился жанр книги. Это уже не волшебная сказка. Теперь это психологический роман в сказочной упаковке. Чудеса теперь не важны, не интересны, они перестают держать на себе сюжет. Главная проблема теперь уже совсем не в том, чтобы овладеть «заклинанием трансформации». Теперь главный сюжет книги — это классическая подростковая проблема: проблема реального (или мнимого) одиночества подростка.
Вот уж на что, казалось, Гарри не мог быть обречен. После своих триумфальных побед в первых четырех классах (и томах) он должен был бы стать всеобщим героем и любимцем… Но в дело вмешивается пресса. И, снова приехав в школу после летних каникул, Гарри узнает о существовании яда, о котором им ничего не говорили на уроках магии: о пиар-кампаниях.
Гарри, по сути, один. Дамблдор с ним не разговаривает. Первая влюбленность рушится (Гарри высказывает вполне трезвую мысль, что в школе важнее изучать не астрологию, а то, как мальчик может понять девочку). Гарри даже желает бросить учебу в Хогвартсе.
Усложняются его отношения с родителями (хотя те и мертвы, но теперь Гарри узнает об отце нечто, что ему совсем не нравится[162]).
Подросток злится. Срывается. Хамит. Более того — «Гарри чувствовал дикое удовольствие, обвиняя Снегга»… Герои сказок так себя не ведут. Они слишком примитивны, условны, чтобы быть настолько живыми. В сказках зло внеположно по отношению к доброму персонажу. Но в жизни-то иначе: «Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… Бедный я человек!» (Римл. 7, 16–24). Вот и Гарри знает, что ему нельзя видеть «наведенный» Волан-де-Мортом сон, и все же сам себе признается, что на самом-то деле ему интересно, что там за дверью и вовсе не хочется, чтобы сон перестал повторяться. Гарри предстоит понять, что нет границы «зло — и я». Зло, грех нужно увидеть в себе и победить в себе же, а не в соседе.
Но самое удивительное — это то, как вводится эта тема в повествование. С самого начала пятого тома Гарри ищет в своих снах некую тайную комнату. Затем он понимает, что на самом деле через его сны эту комнату ищет Волан-де-Морт. Затем он предполагает, что в этой комнате хранится какое-то страшное оружие. А оказывается, что хранится там всего-навсего пророчество о самом Гарри и его схватке с Темным Лордом. Тайное оружие — это, оказывается, самопознание. Знание себя и — больше — знание Замысла о себе. Того Замысла (логоса), которому ты должен соответствовать и до которого ты должен дорасти — как бы тебе порой ни было больно и как бы тебе ни хотелось свернуть к обычной растительной жизни.
Гарри смотрит в прошлое своего отца (когда тот сам был пятнадцатилетним) и видит в нем отражение своих собственных нынешних худших черт. Читатель-подросток сможет то же самое сделать, смотрясь в отражение пятого тома «Гарри Поттера». Именно дурные черты Гарри дают возможность превратить чтение сказки в урок самопознания[163].
