Он сказал эти слова; Роден схватил Жюстину, и отвратительный Ромбо приложил к ее плечу раскаленное железо наподобие того, каким клеймят воров.
— Пусть попробует теперь показаться в таком виде, — злорадно проговорил монстр, — пусть только попробует! Эта роковая печать самым законным образом навлечет на нее массу бедствий.
— Пусть будет так, — сказал Роден, — но прежде надо получить от нее удовольствие: самое время подвергнуть ее новым испытаниям.
В руке варвара оказалась огромная связка гибких прутьев.
— Посади ее себе на плечи, — продолжал негодяй, — я буду пороть ее прямо на твоей спине, и время от времени мои удары придутся на твои ягодицы, моя сестра в это время будет сосать меня. Марта тоже возьмется за розги и почешет мне седалище, в последние мгновения Жюстины мой член будет находится в ее потрохах.
Экзекуция началась. Роден не щадил своих сил, кровь, которая струилась по ягодицам нашей героини, ярко-красными жемчужинами скатывалась на седалище Ромбо, вызывая в нем небывалый подъем.
— Теперь моя очередь! — закричал развратник. — Только ты посадишь ее на себя в другой позе, потому что я хочу окровавить ей влагалище, а заодно бедра, живот, лобок и все прочие передние принадлежности, которые я так презираю.
— О, черт бы побрал мою грешную душу! — воскликнул Роден. — Ну почему эта мысль не пришла в мою голову? Я просто в отчаянии от того, что ты придумал эту штуку прежде меня.
Злодеи приступили к следующей сладострастной процедуре, и скоро вся передняя часть тела нашей сироты была порвана в клочья, впрочем, зад Родена тоже изрядно пострадал. Он вытащил свое древко изо рта Марты, Жюстину положили на канапе, и оба приятеля, которых усердно пороли — одного Марта, другого Селестина — оставили по очереди в недрах несчастной девушка последние свидетельства своей гнусной похоти.
В это время Розали, которая лежала на самом виду, продолжая своим видом возбуждать злодеев, обратила свои угасающие глаза к Жюстине и тут же отдала душу Господу. Монстры окружили ее, жадным взглядом наблюдая за ней, трогали ее своими грязными руками, а безжалостный Роден сладострастно впился зубами в самую середину еще трепетавшей плоти, бывшей когда-то предметов его необузданных страстей.
Ее труп сбросили в яму, выкопанною в саду, где, вне всякого сомнения покоилось немало других жертв злодейства Родена; Жюстину одели и отвели на опушку леса, бросив там на произвол судьбы, предупредив на прощанье, что ей самой не поздоровится, если она вздумает предпринять какие-нибудь меры, желая улучшить свое отчаянное положение.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Продолжение злосчастий Жюстины. — Признательность. — Как всевышний вознаградил ее за благонравие
Если бы на месте запуганной Жюстины оказался бы кто-нибудь другой, он нимало бы не обеспокоился такой угрозой: коль скоро можно было доказать, что позорная печать поставлена не судом, чего ей было боятся? Однако ее слабость и природная робость, тяжкий груз ее несчастий — все подавляло, все пугало ее, и думала она лишь о том, чтобы бежать куда глаза глядят.
Не считая этого клейма и следов порки, которые впрочем, благодаря ее молодой крови почти исчезли, да еще последствий нескольких содомитских натисков, которые были совершены членами обычных размеров, поэтому не нанесли ей большого урона, — повторяем, не считая всех этих неприятностей, наша героиня, которой было восемнадцать лет, когда она оставила дом Родена, имела вполне ухоженный и упитанный вид и ничего не растеряла: ни своих сил, ни своей свежести; она вступала в тот счастливый возраст, когда природа как будто делает последнее усилие, стараясь украсить свое творение, предназначаемое для утех мужчин. Фигура ее приобрела женственные формы, волосы сделались гуще и длиннее, кожа стала более свежей и аппетитной, а ее груди, обойденные вниманием людей, которые не прельщались этой частью тела, отличались упругостью и округлостью. Одним словом, наша Жюстина была настоящей красавицей, способной разжечь в распутниках самые пламенные страсти, но и самые необузданные и извращенные.
Таким образом; скорее расстроенная и униженная, нежели истерзанная физически, Жюстина отправилась тем же вечером в путь, но поскольку ориентировалась слабо и предпочитала не спрашивать дорогу, она сделала большой крюк вокруг Парижа и на четвертый день пути оказалась только в окрестностях Льесена. Догадываясь, что представшая перед ней дорога может привести ее в южные провинции, она решила идти по ней и добраться до тех дальних окраин Франции, где надеялась обрести мир и покой, в которых так жестоко отказала ей родина. Но какое наивное заблуждение? Сколько страданий предстояло ей перенести!
Несмотря на все горести, ее девственность, во всяком случае в главной ее части, осталась при ней. Будучи жертвой покушений со стороны двух или трех содомитов, она могла (поскольку все случалось против ее воли) причислять себя к честным девушкам; ей не в чем было упрекнуть себя, и сердце ее было чистым. Правда, от этого она возгордилась, пожалуй, даже чересчур, и скоро была за это наказана. Все состояние было у нее с собой, а именно: около пятисот ливров, заработанных у Брессака и Родена. Она была рада хотя бы тому, что сохранила эти деньги, и лелеяла надежду, что при ее бережливости и воздержанности их хватит по крайней мере до той поры, когда она сможет найти подходящее место. Ее ужасная печать была не видна, и Жюстина полагала, что сумеет надежно скрывать ее и что это злополучное событие не помешает ей заработать себе на жизнь. Итак, переполненная надеждами и преисполненная мужества, она продолжала свой путь и добралась до Санса, где отдохнула несколько дней. Возможно, она и нашла бы что-то в этом городке, но чувствуя необходимость идти дальше, она решила поискать счастья в Дофине. Она много слышала об этих краях и в приподнятом настроении шла туда. Скоро мы увидим, что приготовила ей непостижимая судьба.
Вечером первого дня, то есть приблизительно в шести или семи лье от Санса, Жюстина отошла в сторону от дороги по естественным надобностям, потом позволила себе присесть ненадолго на берегу большого пруда, окруженного прелестным пейзажем. Ночь начинала расправлять свои крылья, накрывая ими источник вселенского света, и наша героиня, зная, что до того места, где она рассчитывала переночевать, осталось совсем недалеко, не спешила прервать свои одинокие и сладостные размышления, на которые вдохновляло ее живописное окружение, как вдруг услышала, как в воду в нескольких шагах от нее упало что-то тяжелое. Она повернула голову и заметила, что этот объемистый предмет был брошен из густых кустов, нависавших над гладью пруда, откуда человек, который его бросил, не мог ее видеть. Она инстинктивно бросилась к плавающему в воде свертку, из которого, как ей показалось, слышался плач и который уже начал тонуть. Она уже не сомневалась, что в воде плавает живое человеческое существо, которое принесли на берег, чтобы погубить его.
