свое место за роялем, утопая в свете. Ее голова склонилась над клавишами, отчего у меня перехватило дыхание, а в груди стало тесно.
А ее музыка...
Черт. Каждая секунда стоила того.
Каждая нота.
Каждый аккорд.
Каждая деталь.
Она так искренна, когда играет. Мой взгляд снова скользит к телефону. Может, поэтому она такая плохая лгунья.
— Давай останемся здесь. — Говорит Каденс, отпуская свою смертельную хватку на грифе и указывая на круг.
Это место, которое, по случайному совпадению, находится в идеальном поле зрения ее телефона.
Я снова бросаю взгляд на устройство. Каденс практически подперла свой телефон задней камерой, обращенной к нам. Одежда, которую она набросила поверх него, могла бы сработать как маскировка, будь она более существенной. Но это платье-футляр едва прикрывало ее тело. Оно не слишком хорошо скрывает ее телефон.
Я сую руки в воду. Воздух холодный, и, поскольку мы находимся на мелководье, вся верхняя половина моего тела не погружена в воду.
— Ты не можешь оставаться там. — Говорю я, наблюдая, как она цепляется за железные прутья, ограждающие ступеньки.
— Почему?
— Ты не сможешь плавать, если твои ноги приклеены к лестнице.
Я опускаю подбородок вниз. Под водой ее пальцы крепко держатся за ступеньки.
Она нервно облизывает губы. Вода едва захлестывает ее середину, открывая мне беспрепятственный вид на ее практичный черный лифчик и трусики.
Столько кожи на виду.
Мне хочется провести языком по каждому сантиметру, пока я не узнаю ее так же, как узнаю свою гитару. Пока я не смогу выводить аккорды легкими прикосновениями, точно зная, где нужно погладить, чтобы получить нужный звук.
Она — искушение в воде. Сирена разрушения.
Чистая, безупречная кожа цвета слоновой кости. Ноги на несколько дней. Мое тело уже жаждет большего, а я еще даже не прикоснулся к ней.
Каденс делает неуверенный шаг вперед. Потом еще один. Вода уже доходит до середины туловища. Она может спокойно стоять, но в ее глазах затаился страх.
Должно быть, она еще не оправилась от того, что случилось с Кристой в прошлый раз.
Я обхватываю ее пальцами и пытаюсь вести ее вперед.
Она сопротивляется.
— Вот.— Ее глаза бросаются на телефон, а затем перескакивают на меня. Это быстро. Утонченно. Если бы я не знал, что она делает, я бы ни о чем не подумал. — Давай останемся на мелководье.
Я смотрю на нее сверху вниз и наблюдаю за тем, как она нервно проводит языком по нижней губе. Она снова пытается играть со мной. Пытается использовать меня в своих целях.
У меня кончается терпение.
Я сказал, что пропущу это мимо ушей.
Но больше нет.
Я хочу преподать ей урок.
И я хочу, чтобы этот урок причинил боль.
Я веду ее дальше в бассейн, пока она не погружается по шею.
— Я не могу больше идти. — Шипит она, пытаясь высвободить свою руку из моей.
Повернувшись к ней лицом, я обращаю внимание на парик на ее голове. Она не сняла его, когда раздевалась. Оранжевый цвет идет ей так же, как и красный, но он ей не нужен.
Схватив парик за накладной ободок, я бросаю его на бортик бассейна.
Каденс задыхается.
— Тебе не нужно притворяться со мной. — Мрачно говорю я ей.
Прежде чем она успевает запротестовать, я продеваю под нее руки и поднимаю ее так, что она оказывается на поверхности воды.
— Датч!
Ее испуганный голос отражается от стен.
— Шшш. — Я кладу руку на ее плечо. — Чем сильнее ты напряжена, тем больше вероятность того, что ты утонешь. Ты должна верить, что вода тебя выдержит.
— Ты думаешь, это полезно? — Огрызается она.
Столько нахальства. Даже когда она в моей власти.
— Тогда подумай о чем-нибудь, что тебя расслабит.
— Как я могу думать, если ты можешь буквально утопить меня в следующую секунду? — Выпаливает она в ответ.
— Я уже сказала тебе. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, Брамс.
— Прости меня, если это не совсем утешительно.
Я не могу сдержать смешок, который вырывается из моей груди.
Она испускает раздраженный вздох.
— Меня ничто не расслабляет. Я все время в напряжении, ожидая, что вот-вот упадет ботинок.
Я провожу пальцами по ее голым плечам.
— А как насчет пианино? — Спрашиваю я, не сводя глаз с ее ног. Они по-прежнему направлены вниз.
— Пианино меня не успокаивает. Это... это то, с чем я не могу жить... но я также не могу жить без него.
— Значит ли это, что ты его любишь? — Спрашиваю я, убирая одну из своих рук с ее тела. Она не замечает. Ее глаза закрыты, на ресницах блестят капли воды. Ее ноздри раздуваются. — Или ты его ненавидишь?
— И то, и другое.
— Сложно.
— Чрезвычайно. Ты когда-нибудь любил и ненавидел что-то в равной степени? Это не весело. Это изматывает. Музыка забирает у меня что-то каждый раз, когда я ей поддаюсь. Это воздух, которым я дышу, но это также, как воздух, ядовитый, и он каждый раз отрезает кусок моей жизни.
Я убираю вторую руку с ее спины. Я остаюсь рядом, но больше нигде к ней не прикасаюсь.
— Если это все равно убьет тебя, — шепчу я, — не значит ли это, что лучше любить его как сумасшедшая? По крайней мере, тогда ты будешь чувствовать себя живой до самого конца.
Ее глаза распахиваются. Наши взгляды сцепляются и задерживаются.
Внезапно она начинает тонуть.
Мы отплыли от мелководья, и Каденс паникует, когда понимает, что ее ноги не могут коснуться пола.
Я обхватываю ее руками и прижимаю к своей груди.
— Я держу тебя.
Она уже слишком близко, ее руки обвились вокруг моей шеи, а ее мокрое тело прижалось к моему. Капельки стекают по ее пухлому ротику и дразнят изгиб подбородка, прежде чем упасть обратно в бассейн.
Каденс Купер впервые прижимается ко мне. Я не могу поверить, насколько это приятно. Не могу поверить, как отчаянно я хочу никогда не отпускать ее.
— А ты? — Спрашивает Каденс, ее голос такой низкий, что я едва его слышу. — Музыка все еще бремя?
Ее глаза — большие карие галактики. Если я не буду осторожен, то окажусь в них, как астронавт, оторванный от корабля, пробивающийся сквозь огромное, бесконечное пространство.
Мне чертовски хотелось бы знать, как быть с ней осторожным.
