«нет».
Я поднес чашку ко рту, чтобы сделать глоток, но понял по запаху, что с меня хватит.
– Есть возможность понять, на чем именно висели эти перья?
– Ванда сказала, что маленькая дырочка на кончике значит, что, скорее всего, перья висели на ловцах снов или ритуальных трубках. – Генри заметил, что я смотрю на перо между нами. – Такая дырочка есть и на этом. Но, боюсь, это не сужает круг поиска.
– Да. – Я взял перо и положил его обратно в карман.
Генри молча ждал.
– Это не все?
Я взвесил все свои варианты и решил, что лучше идти напрямую.
– Почему ты вчера опоздал?
Генри отставил чашку, и в его глазах загорелся озорной огонек.
– Я стрелял в белых мальчиков.
– Я серьезно.
Тогда он повернулся, чтобы посмотреть на меня прямо.
– Знаю, и это начинает меня бесить.
Момент истины.
– Где ты был?
Он повернулся на своем стуле, выпрямился и опустил руку вниз, чтобы слегка опереться на ногу. Улыбка исчезла, и его взгляд стал непроницаемым.
– Ты меня ударишь?
– На сегодня мне хватит ударов, – мой голос звучал механически. – Где ты был?
Длинная пауза.
– Я спал с Деной Большой Лагерь.
Нам под нос сунули две дымящиеся тарелки с канадским беконом и яичницей поджаренной стороной верх, посыпанной кукурузной крупой. Я посмотрел на это, а затем снова поднял взгляд.
– Это «как обычно»?
– Я же говорила, – взглянула Дороти на Генри. На этом она подлила нам кофе и пошла обслуживать других посетителей. Надо отдать ей должное – Дороти всегда знала, когда оставить клиента в покое.
Я начал есть свое «как обычно», но Генри все еще смотрел на меня, и мне стало стыдно.
– Она моложе тебя в два раза.
– И что, посадишь меня за это? – рассмеялся он, а потом повернулся и начал есть.
– Тебе должно быть стыдно.
– Это не добрачный секс, если мы не поженимся.
– Тебе должно быть стыдно еще больше, – сказал я с полным ртом.
Генри продолжил есть и ответил между вилками:
– Ты такой ханжа.
– Извращенец.
– Завистник.
Я передал ему, как Ал описал стрелявшего, и Генри ненадолго замолчал. Я рассказал ему про два жилета, наживку и Ала Монро. Генри согласился с теорией, что братья должны были встретиться. Он спросил, проверял ли я, кто регистрировался у лесничих. Я ответил «да». Он задумался.
– Крупный с длинными, возможно темными волосами?
– Мгм.
– Интересно, – Генри продолжил есть свой завтрак. – Они самодельные или купленные?
– Что?
– Наживки. Если они новые и купленные, может, Эсперы кому-то говорили, куда направляются?
– Я свяжусь с Фергом и спрошу его.
Мы доели, и я попросил Дороти приготовить «как обычно» для заключенного. Она положила завтрак в контейнер и протянула мне с усталой улыбкой, но без вопросов. Я попытался загладить вину.
– Наверное, я вернусь к ужину.
– Я приберегу тебе место.
Мы поднялись по лестнице за судом; погода еще не испортилась, и я уже начал думать, что нам дали отсрочку. Когда мы дошли до офиса, Люциана уже не было, но Руби ждала меня. Я передал ей завтрак Брайана.
– У него сломан нос.
– Мне и так плохо, не ругай меня.
– Уж ему-то в тысячу хуже. Врачи сделали все возможное, но Терку придется ехать в Биллингс, чтобы нос выправили как надо.
– Есть, мэм. – Я ждал продолжения, но оно не наступило. – Ты можешь попробовать вызвать Ферга?
Она щелкнула выключателями на консоли и потянулась за наушниками, поднеся одну сторону к уху.
– Зачем, хочешь и его побить?
Я пошел в свой кабинет, Генри – следом за мной. Он сел за мой стол и улыбнулся. Я сел напротив.
– Так что, хотите быть заместителем?
Генри окинул взглядом хаос на моем столе, как и во всем кабинете. Должен признать, со стороны это выглядело не очень привлекательно.
– Наверное, мне лучше работать там, где есть свобода воли.
– Да, аморальность у нас действительно карается.
На моем телефоне замигал красный огонек, и я только тогда понял, насколько Руби разозлилась – она никогда не говорила со мной по внутренней связи, а подходила к двери. Я поднял трубку и опасливо ответил:
– Да?
– Ферг, первая линия. – И Руби отключилась.
Я нажал на кнопку.
– Ферг? – Связь была плохой, но я его слышал. – Куда ты съездил?
Ответом мне были помехи.
– Я начал с Крэйзи-Вумен, центральная развилка Клир-Крик, теперь еду к Севен-Бразерс.
– У меня есть вопрос. Те наживки были ручной работы или купленные?
– Определенно купленные. – Ферг помолчал. – Думаю, они из спортивного.
– Отлично. Спасибо, – я повесил трубку и посмотрел на Генри.
– Я могу поехать к Эсперам и подождать кого-нибудь.
– А кто будет подавать пиво пьяницам?
– Они все равно мало платят. – Генри осмотрел кабинет. – У тебя тут есть книги?
– Кажется, где-то тут лежало «Преступление и наказание»… – Я порылся на полках. – А еще у меня была «Лолита».
– Я что-нибудь выберу.
Когда Генри уходил, в дверях стояла Руби, и я заметил, что он обошел ее стороной.
– Мне надо с тобой поговорить.
Я изо всех сил постарался натянуть на лицо выражение раскаяния, но оно не очень мне подходило.
– Да?
– Поговори с Брайаном. Мне кажется, он не понимает, зачем его сюда привезли.
Я прошелся по списку всех моих дел.
– Ладно. – Руби так и стояла, прислонившись к дверному проему, и смотрела на меня. – Что?
– Ты шериф. Поэтому должен предотвращать такие инциденты, а не создавать их. – Я совершил ошибку, когда улыбнулся. – Это не смешно.
Теперь Руби по-настоящему разозлилась, ее голубые глаза светились неоном.
– Ты мог ему позвонить, мог с ним поговорить, мог его уволить… Вариантов бесконечное множество, но нет, ты ждал, спланировал и совершил. Твои действия были намеренными и продуманными.
Я подождал, вздохнул и двинулся навстречу своей гибели.
– Ты закончила?
– Нет, не закончила, – она за одну секунду оказалась напротив моего стола и будто возвышалась надо мной минимум на пять метров, – думаю, мне надо уволиться.
– Руби, прости. – Она сверлила меня взглядом, не отступая. – Мне очень жаль.
Я откинулся на спинку кресла, чтобы просто отодвинуться подальше от Руби.
– Я в ужасе, меня тошнит. – Я снова вздохнул и выглянул в окно, чтобы не встречаться с этим взглядом. – Как он?
– Выглядит отвратительно, под обоими глазами фингалы, а нос… оттуда торчат трубки.
– Руби, пожалуйста…
Я встал, обошел стол, но она отступила назад и свирепо выплюнула:
– Не трогай меня.
Я не послушался, шагнул ближе, расставил руки и прижал ее к себе. Руби не вырывалась, и я обнял ее покрепче.
– Прости меня. Мне правда жаль. – Я чувствовал, какой худой и хрупкой она была,