Узнав всадника, гвардейцы тут же засуетились и бросились к воротам, но только ухватившись за кольца вдруг осознали, что вдвоем им не справиться, мало того, что ворота сами по себе были тяжелыми, но с этим худо бедно они еще справились бы, так еще и запорный брус лежал в скобах как влитой. Едва осознав это, старший выхвалит свисток и начал усилено в него дуть. Разнесшийся сигнал тревоги в мгновение ока вымел из караулки весь десяток, во главе с сержантом, не высоким крепышом, с густыми усами, окладистой бородой и шрамом через всю левую сторону лица, от виска до подбородка, впрочем, сейчас видна была только малая часть этого шрама, частью скрытого нащечными пластинами шлема, а частью теряющегося в бороде.
— Что случилось!? — Обычно строгий рык сержанта заставлял подчиненных быстро прятать глаза, но только не в этот раз.
— Милорд! Он по лугу скачет! — Возбужденно вращая глазами выкрикнул молодой. В другой ситуации сержант осадил бы его, но только не сейчас.
— Ох, ешкин кот. — Что означало это выражение никто не знал, но милорд пару тройку раз применил его по случаю, так что эта фраза накрепко прижилась среди гвардейцев. Надо отдать должное, десятник ни чуть не растерялся, так как выражаясь крепким словцом, а чем это еще могло быть-то, он уже подал знак гвардейцам распахнуть ворота, так как не на шутку испугался за милорда. Тот слишком долго ждал этого события, чтобы в последний момент придержать коня, наверняка во весь опор вломится в узкую калитку. Оно конечно, наездником он был славным, но как говорится и на старуху бывает проруха.
Ворота едва успели разойтись на треть, когда в образовавшийся проем влетел всадник. Проскакав по брусчатке двора он осадил коня у жилого дома, который удивительным образом умудрялся выглядеть и как цитадель и как богатый особняк. Уже со второго этажа начинались, хотя и узковатые, но высокие стрельчатые окна, забранные в прозрачные стекла.
Всадник не стал ждать, когда конь остановится полностью, а лихо соскользнул через круп, словно стек по нему на брусчатку. Наподдав лошади по крупу, прогоняя ее дальше, он тут же побежал вверх по ступеням к уже распахнутой настежь массивной, но вместе с тем изящной двери. Еще несколько секунд быстрого бега по комнатам и не менее стремительного подъема по лестнице на третий этаж, ну не иначе, как через две ступеньки перемахивал, не замечая ничего вокруг, он у цели.
Остановившись не на долго возле двери в спальню, Андрей попытался было унять дыхание, да куда там, сердце бухало так, что казалось сейчас выскочит наружу, грудь высоко вздымалась, словно кузнечные меха, загоняя в легкие воздух огромными объемами, едва не разрывая их. Наконец наплевав на все, он взялся за ручку и скрылся за дверью, под ироничные и радостные взгляды слуг, которые непостижимым образом успели собраться в другом конце коридора. Едва дверь закрылась, как вся эта толпа, сохраняя абсолютную бесшумность, куда там егерям, бросилась к замочной скважине. А как иначе-то, замочная скважина одна, так что только один сможет наблюдать за происходящим и приглушенным шепотом пересказывать остальным. Наказания за столь бесцеремонное поведение они не боялись, домашней челяди еще и не такое спускалось с рук, да и за что наказывать-то, если они радовались происходящему, едва ли меньше самих виновников.
Прикрыв дверь и все еще глубоко дыша, Андрей привалился к ней спиной и впился взглядом в жену. Анна сидела на кровати обложенная подушками со всем тщанием, чтобы не приведи Господь не чувствовать неудобств и смотрела на мужа глазами полными лукавства и радости. На руках у нее был не большой кулечек из пеленок, из которого едва выглядывала маленькая головка младенца, деловито пристроившегося к выпростанной левой груди матери и издавая при этом чмоканье и легкое покряхтывание.
Посмотрев на мужа долгим взглядом, Анна опустила взгляд на младенца и буквально засветилась от счастья. От этой картины у Андрея аж дыхание сперло. Господи, ну почему женщины после родов становятся еще краше.
— Милая, как ты?
— Все хорошо, — промурлыкала в ответ Анна, причем у этой чертовки это вышло так, что у Андрея все вздыбилось. Хотя в этот раз, пожалуй не ко времени. А что он мог поделать.
— Девочка? — Это был и вопрос и мольба и надежда. Хотя, глупо конечно. Ему уже было известно, что родилась девочка, да и бабка Ария уже давно поставила диагноз. Но он хотел услышать ответ от самой Анны.
— Девочка. — Мило улыбнувшись, подтвердила она. — Только вот если судить по хватке, то настоящий сорванец, куда нашим мальчикам.
— Это ничего. Это у нее от мамы. Тоже небось выберет себе жениха, а потом нагло выйдет за него замуж.
— Да как ты…
— Милая, а у меня для тебя подарок.
— Какой? — Женщина есть женщина, хоть крестьянка, хоть благородная, подарки страсть как любят, вот только угодить им трудно.
— Графский. — Авторитетно заявил Андрей и подойдя к ней протянул на ладони пятнадцать серебряных шиллингов. — Это к твоему ожерелью, а то там только три золотых, вот разбавишь серебром.
— Ты несносен.
— А я-то тут причем. Закон, он для всех един. Сказано, матери за рождение мальчика золотой, а за рождение девочки пятнадцать шиллингов из графской казны.
Прыснув в кулачок, Анна слегка отвернулась, но когда Андрей, уже было начал убирать руку, она быстрым движением сгребла с его ладони в свою ручонку серебряные монеты.
— Куда! Это мое!
А потом комната огласилась мелодичным женским смехом и громогласным хохотом здорового мужчины. Задремавшая уже было малютка, вздрогнула и присоединилась к веселью, огласив спальню громким плачем, здорового, но явно чем-то недовольного ребенка.
— Ой. Медведь. Ребенка напугал.
Зашипела на мужа, завозившаяся как наседка Анна. Успокоив дочь, она бросила лукавый взгляд на мужа и недвусмысленно показала на кулечек, предлагая ему взять ребенка на руки. Андрей даже слегка побледнел и резко отстранился, замотав головой отвергая поползновения жены. Он и сыновей-то на руки начинал брать только после того, как им исполнялось как минимум месяц, да и то, в этот момент выглядел весьма жалко.
— Ну. Ты ведь так хотел дочь.
— Что значит хотел. Я и сейчас хочу.
— Так возьми ее.
— Анна…
— Ну же. Господи, кому сказать, что грозный сэр Андрэ, от которого бегают орки, боится собственную дочь, засмеют.
— Ничего, я выдержу.
Упрямо буркнул граф. Однако Анна уже поняла, что у него и самого чешутся руки, просто он не решается, а потому решила подтолкнуть его. Немного повернувшись, она решительно сунула дочь ему в руки и слегка отстранилась, оставив его остолбеневшим от неожиданности. А Андрей вдруг почувствовал, что по груди растекается тепло, а на глазах навернулись слезы. И хотя он боялся пошевелиться, теперь он был полностью счастлив. И он был дома.
