предварительном следствии показания. Укажите доводы, какими Вы могли бы опровергнуть на очной ставке показания Федько?
О: Доводов у меня никаких нет. Я мог бы только заявить, что Федько говорит неправду.
В: На очной ставке между Федько и Дыбенко последний показал, что Вы присутствовали на вечере по поводу проводов Федько. Вам зачитывается выдержка. Расскажите, в какой обстановке происходил этот вечер?
О: Выдержка мне зачитана. Этот вечер действительно был. Происходил он в чисто семейной обстановке в связи с проводами Федько или назначения Дыбенко, на котором присутствовали: Дыбенко, Федько, Ефимов – с женами, также Ковалев с женой, я и Тухачевский. Присутствовал ли кто еще на этом вечере – я не помню.
В: Как показал Дыбенко, этот вечер прошел в обстановке демонстрации преданности участников группы Тухачевскому. Вы, как участник этой группы, расскажите конкретно, о какой преданности говорит Дыбенко?
О: Никакой демонстрации группы к Тухачевскому на этом вечере не было.
В: Кто и какие тосты произносил на этом вечере?
О: Произносились ли на этом вечере тосты, я не помню.
В: В каких взаимоотношениях Вы были с Тухачевским?
О: Личных взаимоотношений у меня с Тухачевским никогда не было.
В: В каких взаимоотношениях вы были с Егоровым? (Начальник Генерального штаба РККА, Маршал Советского Союза. – Н.Ч.)
О: С Егоровым я был только в служебных отношениях. Личной связи у меня с ним не было.
В: У Вас есть какие-либо основания заявить, что Егоров Вас мог бы оговорить?
О: Вражды между нами не было.
В: В своих показаниях Егоров заявил, что со слов Тухачевского ему известно о Вашем участии в антисоветском военном заговоре. Когда и кем Вы были вовлечены в антисоветский военный заговор?
О: Никогда и никем я не был завербован.
В: Все вышеуказанные заговорщики подтвердили свои показания в судебном заседании. Расскажите о вашей связи с ними.
О: Никакой связи у меня с ними не было.
В: Чем Вы тогда можете объяснить, что все эти заговорщики показывают о Вас, как об участнике антисоветского военного заговора?
О: Я ничем объяснить не могу.
В: Вы Седякина знаете? (Командарм 2-го ранга, начальник Управления боевой подготовки сухопутных войск РККА. – Н.Ч.).
О: Я Седякина знаю с 1932–1933 г. С ним я был в чисто служебных взаимоотношениях.
В: В какой период времени и где Вы с ним встречались?
О: В 1934 г. Седякин приезжал к нам в ПриВО в Татищевские лагеря в районе Саратова на опытные учения. Он приехал за десять дней до учения и в это время проверял боевую подготовку частей, проводил занятия с начсоставом, на которых я присутствовал. Во время его работы в частях я Седякина не сопровождал, так как у меня было много своей работы.
В: Больше Вы с ним не встречались?
О: Больше я с Седякиным не встречался.
В: Летом 1935 г. Вы встречались с Седякиным?
О: Нет, не встречался.
В: В 1935 г. Седякин был на маневрах в ПриВО?
О: Да, был.
В: Встречались ли Вы с Седякиным?
О: Нет, у Седякина я не был и с ним не встречался.
В: Вы заходили в Управление боевой подготовки?
О: Нет, не заходил.
В: На допросе 21.2.1938 г. Седякин показал, что встретившись с Вами в конце 1935 г. в Управлении боевой подготовки, он Вам рассказал о существовании антисоветского военного заговора и Вы дали ему свое согласие примкнуть к этому заговору. Расскажите подробно об обстоятельствах вашей вербовки.
О: В декабре месяце 1935 г. проездом через Москву в Куйбышев я заходил в Командное управление Наркомата обороны, но у Седякина не был и с ним не встречался.
В: Что Вы желаете дополнить?
О: Дополнить ничего не могу.
Стенограмма записана с моих слов и мною прочитана.
Лисовский
Допросили:
Военный прокурор ГВП военюрист 2-го ранга (Ярошевский)
Старший следователь 3 Управления НКО СССР
лейтенант госбезопасности (Гинзбург)
Младший следователь 3 Управления НКО СССР
младший лейтенант госбезопасности (Чеворыкин)» [4].
Находясь в Москве в Бутырской тюрьме, Н.В. Лисовский «бомбардирует» своими заявлениями высокие инстанции. Приведем несколько из них.
«Главному военному прокурору
(от) заключенного в Бутырской тюрьме,
камера № 69 Лисовского Николая Васильевича
ЗАЯВЛЕНИЕ
27 месяцев я нахожусь в заключении: сначала в Читинской тюрьме, а с 3-го октября 1939 г. в Бутырской тюрьме. 8 апреля с. г Военная коллегия Верховного суда СССР определила пересмотреть дело Главному военному прокурору на доследование для выяснения моей практической деятельности.
Не совершив никакого преступления перед партией, Советской властью и родиной, я третий год нахожусь в тюрьме, и вместо полезной для родины работы теряю последние силы и здоровье.
Я прошу вашего распоряжения об ускорении разбора моего дела.
Я быв(ший) зам(еститель) командующего Забайкальского военного округа, звание – комкор, быв(ший) член ВКП(б), в РККА с 1 февраля 1918 г. непрерывно по день ареста, участник гражданской войны, дважды награжден орденом Красного Знамени. Все 20 лет работал честно, получал персонально ряд заданий от наркома обороны. Требующих особой секретности и с успехом их выполнял. Никогда ни в каких контрреволюционных антисоветских организациях не состоял, ни в каких уклонах от генеральной линии партии не участвовал.
Еще раз прошу не отказать в моей просьбе.
Н. Лисовский
22 мая 1940 г.» [5].
Обращение к наркому обороны К.Е. Ворошилову.
«Климентию Ефремовичу Ворошилову – лично.
Я прошу извинения, что третий раз беспокою Вас и отнимаю у Вас время. Но Ваша неизменная чуткость к человеку дает мне уверенность, что Вы выслушаете меня и поможете в моем исключительно тяжелом положении. Третий год (27 месяцев) я в тюрьме, не совершив никакого преступления перед партией, Советской властью и Родиной. Единственная моя вина, что, не выдержав нечеловеческих, не поддающихся описанию способов ведения следствия, я оговорил и себя и других. Но я был доведен до такого физического состояния, что передо мной стояло или умереть с пятном позора и клеймом врага народа, или дачей ложных показаний сохранить возможность восстановить на суде свое честное звание большевика, командира РККА и гражданина СССР. Если я этим оговором себя и других совершил преступление, то я и наказан как ужасами и следствия, и содержания в Читинской тюрьме, так и тем моральным гнетом, который лежит на мне за мои ложные показания.
С 3-го октября 1939 г. я нахожусь в Бутырской тюрьме. Только 8-го апреля с.г. мое дело рассматривалось в Военной коллегии Верховного суда СССР, которая определила передать дело Главному военному прокурору на доследование для выяснения моей практической деятельности. В конце мая с.г. мне сообщено, что мое дело передано военному прокурору Забайкальского военного округа. Снова затяжка в разборе
