И все же в уголках его души продолжали таиться старые демоны — тяга к пьянству, своенравие, склонность к вспышкам яростного гнева. Он не сумел отказаться от разгульного образа жизни. «Жизнь, которую ведет император, — писал французский посланник Бретейль, заменивший Лопителя, — самая позорная, какую только можно вообразить. Он тратит вечера на курение и питье пива и не успокаивается до пяти-шести часов утра, когда напивается до такой степени, что чуть ли не валится оземь». Долгие ночи пьянства приводили к тому, что днем он приступал к делам с головой, трещавшей от похмелья, и довольно часто в очень дурном настроении. Екатерина старалась держаться от него подальше, но Елизавета Воронцова, которая во многом заменила ему Екатерину, больше всех страдала от приступов дикой злобы, обуревавшей императора.
Между Петром и его любовницей вспыхивали шумные ссоры, иногда в присутствии свидетелей. Бретейль, не испытывавший теплых чувств к новому правлению, охотно и подробно описывал бурные сцены. Один из таких скандалов произошел в доме канцлера, где на обеде присутствовали Петр, Елизавета Воронцова и Екатерина.
В тот вечер Воронцова нервничала и злилась, потому что Петр нашел новую фаворитку, семнадцатилетнюю мадмуазель Шагликову. Горбатая Шагликова вряд ли могла быть желанной находкой. Правда, французскому послу она показалась «довольно хорошенькой», но явно не красоткой. У нее были перед Воронцовой преимущества — свежее личико, молодость, не такой раздражительный нрав. Елизавета не смогла сдержать себя. Она начала отпускать язвительные реплики. Петр, который крепко захмелел, ответил ей грубостью. Вдоль длинного обеденного стола полетели туда-сюда ругательства, обидные прозвища, обвинения. Все, за исключением Екатерины, которая уже привыкла к подобным выходкам своего мужа, сжались в страхе, боясь попасть под горячую руку императора.
Наконец Петр встал, покачиваясь на непослушных ногах, и приказал Елизавете убираться прочь, в дом своего отца. Она завыла, зарыдала, осыпала его бранью, отказываясь выполнить распоряжение. Она знала, как привести его в замешательство. Петр уже колебался. Он был разгневанным, но уже не таким решительным. В этом поединке победила Елизавета. К пяти часам утра, когда у гостей уже все плыло перед глазами и они ничего не соображали, император и его любовница помирились.
Через четыре дня между ними разразился новый скандал. Он был продолжительней и яростней. На сей раз ругательства были такими изощренными, что даже бывалые придворные заткнули уши. К примирению Петр и Воронцова не пришли. На несколько дней во дворце установилась напряженная атмосфера: все знали, что между Петром и его любовницей пробежала черная кошка, но никто не ведал, чем все это может кончиться. Петр же усилил свое внимание к мадмуазель Шагликовой и искал утешение в вине.
Это была не обычная ссора. Елизавета Воронцова затронула чрезвычайно больную тему, которая уже годами терзала Петра. Она обвинила его 9 половом бессилии.
Его предшественница взяла с Петра клятву беречь сына Павла, но он-то знал, что Павел не его сын, а Екатерины. Екатерины и Салтыкова. Петр не хотел иметь с ними ничего общего. Он отказывался даже видеть мальчика, и это вызывало различные толки. Пошли слухи, что если у Елизаветы Воронцовой или горбатой мадмуазель Шагликовой, или любой другой женщины, которую Петр мог удостоить своим вниманием, родится ребенок, то император вправе порвать с женой и взять в супруги мать своего сына или дочери.
Петру хотелось устранить Екатерину, но ему нужен был наследник, и если он не мог сам зачать ребенка, то оставалось либо назначить своим преемником Павла (что вызывало в нем бурю протеста), либо найти другого наследника.
С этой целью он навестил несчастного Ивана, когда-то бывшего Иваном VI, а теперь узника Шлиссельбурга. То, что Иван был простофилей, Петр знал. Вдобавок он убедился, что этот бедняга окончательно спятил. Его помраченная мысль блуждала в странном мире. Узник доверительно сообщил Петру, что он в действительности не Иван, который когда-то в младенчестве был российским императором, а другой человек, самозванец. Настоящий Иван уже много лет находился в раю. Довольно занимательная сцена: встревоженный Петр напротив безумного Ивана, каждый из них — правитель, но ни один не в состоянии править. После беседы Петр приказал перевезти Ивана в Петербург — то ли для того, чтобы строже охранять, то ли предполагал объявить его своим преемником. В общем, печальный «самозванец» опять мог сыграть важную роль.
Петр сделал ход, который заставил Екатерину насторожиться. Он вернул ко двору Сергея Салтыкова. Салтыков в это время находился в Париже, занимал там незначительный дипломатический пост, и срочный вызов в Петербург, видимо, напугал его. Нетрудно было предположить, чего хотел от него Петр: формального признания в том, что он был любовником Екатерины и, следовательно, отцом Павла.
В апреле 1762 года Салтыков приехал в российскую столицу. Петр приказал ему явиться во дворец и несколько часов проговорил с ним в своем личном кабинете. Салтыков вполне осознавал, в каком опасном положении он очутился. Скажи он правду — и император, воспылав местью, мог казнить его или заточить пожизненно в каземат. Страшась последствий, Салтыков не сказал того, что хотелось услышать Петру. Состоялась вторая, встреча, третья, Перепуганный, но сохранивший бойкость речи, Салтыков отрицал свою связь с Екатериной. Он твердо стоял на своем: она родила ребенка не от него. В конце концов Петр махнул рукой, видя, что от Салтыкова не добиться показаний, которые позволили бы объявить Павла незаконнорожденным и развестись с Екатериной.
В те дни Екатерина чувствовала огромное душевное напряжение. Ее беременность близилась к концу. Муж ненавидел и стремился избавиться от нее. Да, она завоевала уважение усердным соблюдением поминальных обрядов и обычаев во время похорон Елизаветы. К ней прониклись симпатией духовенство, жители Петербурга, но на политической арене Екатерина стояла в одиночестве.
Политические ее приверженцы были готовы к перевороту, но оставались в тени, ожидая сигнала. А она могла его подать лишь после того, как разрешится от бремени и оправится от родов. Пока же ей приходилось ежедневно сносить от Петра выходки, в которых он выражал свое презрение к ней. Не отставала от своего любовника и Елизавета Воронцова, изощрявшаяся в оскорблениях, но Екатерина уже спокойно воспринимала елизаветины слова, унижающие ее достоинство.
Посол Бретейль, который в начале правления Петра III стал доверенным лицом Екатерины, писал в своих депешах, что она подвергается неслыханным унижениям и ходит, потупив взгляд. Однако под маской наружного смирения он сумел заметить растущий гнев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
