сидит за кухонным столом, перед ней ноутбук. На ней все еще халат, а посуда после завтрака вымыта вручную. Значит, ее мыла мама Джека, которая не доверяет их старенькой посудомоечной машине.
Джек вываливает пять огромных пакетов с покупками на заляпанную деревянную столешницу. От тяжести его кисти совершенно занемели.
— Родители еще здесь? — спрашивает он, слегка запыхавшись.
— Я отправила их на экскурсию по местным достопримечательностям. Подумала, будет лучше, если на интервью будем только мы впятером.
Джек, нахмурившись, смотрит на Элизабет, но она уже повернулась к ноутбуку и ничего не замечает. Последние две недели родители Джека живут у Джейн, в крошечном флигеле, папа как может развлекает мальчиков, а мама печет торты, развешивает белье и за всеми прибирает. Но несмотря на доброту свекрови и свекра, Элизабет относится к ним так, будто они наемные работники, а не члены семьи.
Второй раз за утро Джеку хочется закричать. Но вместо этого он подходит к раковине, заливает крик стаканом воды и смотрит в сад. Клемми гуляет с Клодом, золотистым ретривером-поводырем, специально выдрессированным для сопровождения детей. В последнее время он единственное живое существо, способное заставить ее улыбнуться. Они уже оплатили первоначальный взнос за Клода, но неизвестно, где они возьмут остальные деньги.
— Господи, ты это видела? — Джек подходит ближе к стеклянным дверям. — Она справляется гораздо лучше, потрясающе!
Он хочет открыть двери и радостно крикнуть дочке, какая она замечательная, но Элизабет резко отрывается от компьютера и останавливает его:
— Джек, не надо. Не стоит ее отвлекать.
Джек оборачивается, смотрит на жену, но она снова уставилась в экран. Сверху доносятся звуки компьютерной игры и возгласы мальчиков. Раньше по субботам они ходили в футбольную секцию, но вот уже несколько недель их туда никто не возит.
— Что читаешь?
— Стенограмму суда, о которой говорила Бет. Она ее прислала. Парня признали виновным в том, что он, отдавая себе отчет в собственных действиях, заразил трех мужчин ВИЧ.
Джек не припоминает, чтобы их юрист говорила о деле, связанном с ВИЧ; он пристально смотрит на Элизабет. Она наклоняется к экрану, ее глаза блестят, лоб нахмурен, как будто весь мир, все ее будущее счастье зависят от того, прочтет ли она, что там написано. Бет подсчитала, что судебные расходы составят свыше сорока тысяч фунтов, но Элизабет и глазом не моргнула. Только спокойно сообщила Джеку, что бо́льшая часть этих денег пойдет на оплату услуг барристера, и она, Элизабет, сама хочет представлять их с Джеком в суде. Бет будет заниматься технической стороной дела, получая почасовую оплату — если они воспользуются своими сбережениями. Элизабет, как представляющая сама себя истица, сделает бо́льшую часть работы. Бет кивнула. Они уже обо всем договорились. Джека не спрашивали — его лишь ставили в известность.
— Я уже все продумала, — сказала Элизабет небрежно, словно они обсуждали, что приготовить вечером на ужин.
— Элизабет, нам нужно поговорить.
Она раздраженно подергивает плечами.
— Давай позже, — отвечает она.
— Нет, сейчас.
Джек подходит и закрывает ноутбук, Элизабет едва успевает отдернуть пальцы, чтобы их не зажало между экраном и клавиатурой.
— Джек, это важно!
— Не сомневаюсь, но полагаю, тот факт, что у нас совершенно нет денег, еще более важен.
Элизабет растерянно смотрит на него.
— Как насчет новой кредитки?
Джек качает головой.
— Бо́льшая часть ушла на оплату услуг Бет. Остальное мы потратили на Клода.
Элизабет хмурится и прикусывает нижнюю губу. Она выглядит скорее раздраженной, нежели взволнованной.
Джек садится напротив, опирается локтями о стол, проводит ладонями по лицу и говорит:
— Я думал создать в интернете страницу для краудфандинга. Ну знаешь, попросить людей о помощи.
Элизабет смотрит на него так, будто он влепил ей пощечину.
— Разве краудфандинг не для благотворительности?
— Элизабет, у нас в прямом смысле нет денег. После сегодняшних покупок осталось сорок фунтов.
Он сдерживается, чтобы не сказать ей, что теперь они еще должны четыреста фунтов своему двенадцатилетнему сыну.
— Ты же знаешь, люди все время спрашивают, чем они могут помочь, — вот пусть и помогают.
Элизабет неподвижно сидит. Он знает, что будет отчаянно искать другие варианты, но им уже отказали в повторной закладной на дом, и Джек не может снова просить денег у родителей.
— Ты можешь вернуться на работу, хотя бы на часть ставки?
Джек смотрит на нее. Он столько мог бы сказать ей в ответ. Он мог бы спросить, кто будет помогать мальчикам делать уроки, учить с Клемми шрифт Брайля, следить, чтобы она не упала со ступеней, пока Элизабет часами напролет сидит с ноутбуком. Или Джек мог бы наконец признаться, что никогда не сможет вернуться в офис, к прежней жизни. Кроме того, он видел пару писем о том, что к новому году компания планирует сокращать штат, и он уверен, что его имя будет первым в списке; а поскольку он уже получил зарплату за три летних месяца, в которые не работал, они сделают все, чтобы не платить ему компенсацию при увольнении.
— Ты знаешь, как мы договорились: три месяца оплачиваются, три следующих нет. Мы абсолютно ничего не можем сделать, Элизабет, это конец.
Она вздыхает, сердясь отчасти на Джека — за то, что отвлекает ее, отчасти на деньги — за то, что посмели встать у нее на пути.
— Ладно, но лучше не приплетать сюда судебные дела. Может, собрать деньги на Клода — на его дрессировку и все такое?
Джек кивает, довольный, что решение найдено, пусть даже не идеальное.
— Ладно, нам в любом случае нужно платить за Клода. Я посчитаю, сколько получится, и выставлю эту сумму как нашу цель — думаю, выйдет примерно десять тысяч фунтов.
— Звучит разумно, — она смотрит на телефон. — Черт, журналистка придет через час. Мне надо подготовиться.
Она смотрит на покупки, которые Джек оставил на столе:
— Цветы нужно поставить в воду.
Элис Рэнтон миниатюрнее, чем ожидала Элизабет, у нее неестественно худое тело. Она одета в обтягивающие джинсы и свободную светло-серую шелковую блузку. Как только Элизабет смотрит ей в глаза, она сразу понимает, что Элис — специалист в том,
