газеты не врали насчет тебя, дорогуша. Ты избалованная и тупая».
Я начала задавать ей вопросы, ответы на которые понадобятся суду, про употребление наркотиков и психические заболевания, и пока она мотала темными волосами и рассказывала о своей волшебной жизни, я про себя формулировала вопросы, которые хотела бы ей задать: «Ты думала, что ты лучше остальных? Что вирусы — это для Уилсонов и им подобных, а не для тебя, попивающей дорогущий кофе в своем кашемировом кардигане?».
«Сколько стоил этот стол? А та шелковая подушка?»
Я перешла к вопросам об Альбе, ее здоровье, повседневных занятиях. Она вытирала глаза, рассказывая про няню Альбы из школы Монтессори, и о том, куда они ездили в отпуск, и про занятия верховой ездой в подарок на четырехлетие. Мы общались целый час, пока я не заполнила все бумажки.
Она открыла мне дверь, но спряталась за ней, как будто боялась, что там снаружи кто-то может быть, да оно и понятно. Я посмотрела на нее фирменным взглядом, которым пугаю своих детей и который приберегаю обычно для обдолбанных папаш, забывающих покормить младенца, пока их несовершеннолетняя подружка где-то ищет работу. Этот взгляд говорит: «Я здесь главная. И я тебя вижу насквозь».
Люди обычно замолкают, когда я на них так смотрю, так что я удивилась, когда она сказала: «Вы думаете, я полная дрянь, так ведь? Вы думаете, я это заслужила».
Я попыталась представить себе ситуацию, в которой могла бы сказать ей да. Если честно, у меня нет времени на таких, как она — у которых есть все, ради чего остальные бьются всю жизнь, но так и не получают. На таких, как она, у которых все есть, но они все равно умудряются это просрать. Мое молчание было весьма красноречивым, и последним, что я слышала, когда за мной со щелчком закрылась дверь, были ее рыдания.
14 сентября 2019 года
Джек все еще не может привыкнуть к тому, как слепота Клемми изменила их жизнь. Взять хотя бы сегодняшнюю поездку в супермаркет. Пришлось специально запланировать ее на то время, когда там меньше всего людей, — то есть на субботнее утро, в 7:30. Джек старается избегать встреч не только с друзьями и знакомыми. На прошлой неделе в «Соседе» опубликовали статью «Местная девочка ослепла от кори!», в которой, как и в еще одной заметке на этой неделе, намекали на его интрижку с Брай. Поэтому Джек избегает всех подряд. Теперь он понимает, что сплетни заразнее вируса. Если его все же узнаýт, то чаще проявляют сочувствие. Однако нападки в интернете — обвинения в том, что они все это выдумали ради денег, и Клемми вообще не болела и прекрасно видит, — омрачают взгляды незнакомцев и улыбки знакомых.
Впрочем, сегодняшнее утро началось удачно. Джек первым из посетителей вошел в двери супермаркета и, неузнанный, набрал все, что нужно по списку. И еще прихватил свежую выпечку, цветы и дорогой кофе, которые заказала Элизабет, — сегодня у них берут интервью для воскресного журнального приложения к газете.
Уже через полчаса Джек стоит у кассы самообслуживания. Перебирает карточки, чтобы расплатиться. Сумма к оплате — почти две сотни фунтов, и ни одна из его банковских карт не внушает доверия. Сначала он пробует свой текущий счет — отказ, что означает, что они уже потратили тысячу фунтов, которую его мать тайком перевела неделю назад. Кредитку «Виза» пробовать бессмысленно: по ней ему уже приходят предупреждения. Джек вытаскивает «Мастеркард». Она предназначена для непредвиденных случаев, и он уже расплачивался ею с юристами; но и по ней высвечивается отказ. Вот дерьмо. Джек оглядывается в поисках помощи, но тут же понимает, что ждать ее не от кого, и достает телефон. Проверяет свой банковский счет. Он был прав: там осталось всего сорок фунтов. Открывает вкладку с тремя сберегательными счетами — по одному на каждого ребенка. У Макса, как у старшего, больше всего денег, почти шесть сотен. В основном это переводы от бабушек и дедушек и подарки ко всем его дням рождения. Аппарат перед Джеком начинает пищать, выражая недовольство тем, что он медлит с оплатой. Он нажимает кнопку, чтобы продлить ожидание, и возвращается к телефону.
— Могу я помочь вам, сэр?
Мужчина, следящий за кассовыми аппаратами, гораздо старше, чем студенты, которые обычно работают в зоне самообслуживания.
— Нет-нет, все в порядке, спасибо, — говорит Джек, не поднимая голову от телефона.
Способен ли он на это? Может ли он украсть деньги у собственного сына?
— Видите ли, если пауза затянется, он удалит вашу корзину и вам придется сканировать все заново.
— Одну минуту, — отвечает Джек, не глядя на мужчину.
Аппарат снова сигналит, и на экране появляются секунды обратного отсчета.
«Макс не должен об этом узнать».
Он нажимает кнопку, чтобы перевести две сотни со счета Макса на свой расчетный счет, но прежде, чем завершить перевод, меняет сумму на четыреста фунтов.
— Извините, сэр, но мы просим клиентов пользоваться телефонами после завершения оплаты. Таковы правила.
Мужчина встает рядом с Джеком, слишком близко; одну руку он положил на аппарат, чтобы напомнить, кто главный в этой части магазина. Джек быстро оглядывает его. Кожа у него вся в мелких морщинах, но взгляд острый, как у двадцатилетнего. Джек бормочет извинения, но мужчина пристально смотрит на него, подходит еще ближе, а затем щелкает пальцами:
— Постойте-ка, кажется, я вас где-то видел!
— Нет-нет, не думаю.
Как только перевод проходит, Джек сует карту в аппарат, но таймер продолжает отсчитывать последние десять секунд.
— Пожалуйста, не могли бы вы…
Джек указывает на аппарат, начинает жать на кнопки, но таймер не останавливается. Даже его собственные пальцы против него. Экран гаснет.
— Погодите, вы не футболист?
— Нет, я не футболист. Прошу, мои покупки… Мне просто нужно…
— Боже, да вы же тот самый отец, да? Отец той бедной девочки, которая ослепла из-за кори? Кошмар да и только! Это ведь вы?
Аппарат мигает красным, а затем появляется надпись «Пожалуйста, отсканируйте первую покупку», и Джек хватается за металлический каркас, чтобы не закричать во все горло.
— Джек, ну наконец-то! Почему так долго?
Элизабет
