— Дальше мы, по-моему, жить будем, есть такое мнение. Тебе этого мало? Мне пока в самый раз. Остальное — мелочи.
— А я как раз о мелочах… В лагерь вернемся, или как? Дальше-то что? Решать надо! Так, что ли, и останемся здесь жить? Помрем ведь. Весну и лето еще продержимся, а потом — привет… Патроны кончатся, и околевай после с голоду, да? Ничего себе мелочи!..
— Есть предложения? — с любопытством спросил Лашезин.
— Пока нет. То есть только одно предложение: подумать и решить. Оставаться жить в этих краях нельзя. Кто как, а я пас. Уходить надо.
— Куда это уходить? — осведомился Гойко. — В цивилизацию? К бабам? Мы вне закона, забыл? Каяться приползешь? Давай, они примут. Авось и до ближайшей стенки помогут дойти.
Кто-то поддакнул. На периферии лежбища словесно оскорбили Первоматерь. Гриша Малинин, уже давно перевернувшийся с живота на спину и сладко жмурящийся от солнца, как переживший зиму драный кот, подал голос в том смысле, что добровольно сдавшихся могут и помиловать. Не амнистировать, нет, но хотя бы не взять сразу к ногтю. Очень вероятно, что рабочая сила поднимется в цене. Если договориться меж собой и на допросах дружно валить убийство лагерных охранниц на умерших, то…
— Я в лагерь больше не сяду, — отрезал Гойко.
— Таки совсем плохо было? — спросил простуженным дискантом молчавший прежде Абрам Вайсброт. — Разве ж ты там работал больше, чем здесь?
— Допустим, нет! Я и обедал там каждый день, и ужинал, ну и что? Сказано, не вернусь! Лучше сдохну.
— Прямо здесь?
— Что?.. А, нет. Это верно, что выбираться надо. Поближе к людям, подальше от медведей. Если уж жить в лесу, то гораздо южнее… А можно и не в лесу. Мало ли всяких бродит…
— Так то нелегалы, — возразил кто-то, не подумав. — Их ловят.
— А мы, выходит, легалы? Поймают — шлепнут за милую душу. Значит, надо, чтобы не поймали, вот и все.
— В городе?!
Гойко помедлил, шевеля губами.
— Можно и в городе, — сказал он наконец, — только это не лучший вариант. Это жить, вроде как крыса. Дождемся либо дуста, либо фокстерьера. Как насчет гор где-нибудь на юге? Кавказ или Алтай, а?.. Оборудуем в горах базу, и не одну, и будем, когда надо, спускаться на равнину…
— Набеги, что ли, устраивать?
— Почему нет? Достанем настоящее оружие и не будем очень уж наглеть. Проживем!
— Ты до Алтая таки доберись сначала, — посоветовал Вайсброт. — Ты сначала отсюда выберись…
— А по реке, когда вскроется? — подал голос Гриша и сам же немедленно отверг идею: — Нет, не то… Против течения, да там еще пороги… Пупки надорвем, а не выгребем.
— Пешком по тайге, — высказался Прон Халтюпкин. — И уходить надо чем скорее, тем лучше, пока наст держит. Завтра, а то и прямо сегодня. Мясо — на волокуши. Растает снег — не пройдем ни в какую. Тогда уж придется лета ждать, да и летом, наверное, в болотах потопнем. Места тут неприветливые… Хорошо пойдем, так авось до снеготаяния одолеем верст пятьсот. Дальше легче будет. Может, поселок какой встретим, транспортом разживемся… Или лесника. В такой глухомани все лесники — эксмены. Неужто заложит, а?..
— Ты еще сомневаешься? Ясно, заложит. Шлепнуть его сразу…
— Ну так шлепнем, если понадобится! А уходить — надо. Хрена ли мы тут высидим?
В диспут вступали новые голоса. Лашезин отмалчивался, но внимательно слушал. Насчет дальней перспективы каждый имел свое собственное суждение, а некоторые и по два, но по крайней мере большинство высказывалось за исход из этих мест. Уже хорошо… Значит, можно не делить еду, снаряжение и оружие, а просто поставить несогласных перед фактом: либо иди со всеми, подчиняясь большинству, либо оставайся голым, и долой компромиссы.
— А ты, дядя Лева, что скажешь? — спросил Гриша, когда все немного утомились.
С точки зрения Льва Лашезина, вопрос прозвучал рановато. Вожак не по силе, не по избранию, а просто потому, что не нашлось иных явных претендентов, предпочел бы оставить за собой последнее слово.
— Уходить, — сказал он, как гвоздь вбил. — Сегодня же. И налегке.
— Без волокуш? — встрепенулся Халтюпкин, явив обликом сильно озадаченного гнома. — А мясо, что накоптили, куда?..
— Бросить.
Кто-то досадливо крякнул. Кто-то, скинув меховой колпак, шумно чесал в затылке.
— Дядя Лева, я не понял, — качая головой, сознался Гриша. — Объяснил бы ты, а?
— Пожалуйста. Шахту видишь? Здесь велась добыча руды. Как, по-твоему, руду отсюда вывозили?
— По реке.
— Ты видел на берегу что-нибудь хоть отдаленно напоминающее причальные сооружения?
— Тогда по дороге. Вон по той, что заросла. Лашезин поощрил Гришу кивком и улыбкой:
— Хорошо мыслишь, валяй дальше. По дороге, ведущей куда? В пределах тысячи километров тут нет ни одной железнодорожной ветки. Такое расстояние для рудовозов да по грунтовке — это несерьезно.
— Значит, к другой реке.
— А смысл?
— Может, наша река в низовьях непроходима для барж. Перекаты какие-нибудь…
— В голове у тебя перекаты. Еще варианты есть?
— Отвали!
— Ну извини, извини… Нет, я серьезно. Дана задача: заброшенный в приполярной тайге медный рудник. Есть законный вопрос: как отсюда вывозили руду?
— Ну и как, по-твоему? — петушино воскликнул Гриша.
— По дороге. Но только не до железнодорожной ветки, а до обогатительного комбината. Всего несколько километров. Есть такие мини-комбинаты, они перебрасываются по воздуху и монтируются на месте. Они же обогащают руду до такой кондиции, что ее становится рентабельно перевозить воздушным транспортом. Грузовыми дирижаблями. Выработанная жилка была дохленькая, поэтому здесь не было нужды строить что-то фундаментальное. Забросили несколькими рейсами оборудование и рабочую силу, развернулись, за несколько лет сняли пенки — и эвакуировались. Давно проверенная и довольно выгодная технология, если учесть мировые цены на медь. По всему миру крупных месторождений не осталось ни одного, в ход идет всякая мелочь, которой сто лет назад еще брезговали…
Несколько секунд все молчали — усваивали информацию. Затем насупились, и кое-кто грозно заворочался.
— Это надо понимать так, что поблизости от нас полно всякой техногенной дряни? — хрипло и мрачно вопросил Гойко. — А ты знал и молчал?
— Не передергивай, — осадил дядя Дева. — Я только предполагал. Улавливаешь разницу между знанием и предположением?
— Показать тебе разницу между побоями и оскорблением действием?
— Отложи до лучших времен.
Только олимпийское спокойствие дяди Левы уберегло его от расправы. Поворочались, покряхтели, покрутили головами — мол, вот ведь змей какой! — и никто не решился первым поднять кулак. Гойко только свирепо сплюнул на снег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});