слова.
Я люблю тебя…
Эпилог
Время не лечит. Оно лишь притупляет боль от потерь, разочарований и понимания, что всё в этом мире не обязано идти по одному лишь тебе известному плану.
Когда говорят, что любовь может всё пережить, подразумевают, что где-то там, во Вселенной, есть большой мешок счастья, из которого иногда, на головы отчаявшихся просыпается звёздная пудра.
Любил ли Глеб меня? Кто знает. Он считал, что любил. И его любовь была нормальной, в его понимании. Любил ли Борис Глеба? Безусловно любил. Любил так, как нельзя было любить. И Мария любила Лизу, отчаянно, с надрывом, как в последний раз.
В той истории пятилетней давности все кого-то любили, и почему-то все кого-то теряли. Кто-то из нас смог справиться с потерей и продолжить жить, а кто-то так и остался там, в богатой гостиной, пропахшей кровью и сумасшествием.
Говорят, что всем воздаётся по заслугам и Бог не даёт испытаний не по силам, но это лукавство. Так люди оберегают своё сердце и душу от разрушений, веря, что когда-нибудь обязательно станет лучше.
Так что же осталось нам? Тем, кто сбежал в тот день из страны, бросив всё и поставив даже жизнь на кон? Нам осталась вера, что когда-нибудь мы сможем простить и отпустить.
После того как самолёт приземлился в Лос-Анджелесе, я немедленно включила новости, чтобы убедиться в том, что Виктор не солгал.
Так как камеры записали абсолютно всё, ему удалось доказать вину Марии в смерти семьи Белоярцевых, а также в покушении на убийство меня и Ромы. По всем каналам шла новость об убийстве Глеба Домогарова его собственным братом.
— Ну что там? — устало спросил Рома, держа на руках уснувшую Лизу.
— Вроде не соврал. Марию и Бориса забрали на допрос.
— Ну вот, а ты переживала. Все будут наказаны, — печально улыбнулся Рома.
— Не все. Глеб отделался смертью, а это слишком просто для того, что он успел совершить за свою недолгую жизнь. Я бы очень хотела, чтобы он страдал как можно чаще, и как можно дольше. Желательно, так же, как и я.
— Не опускайся до его уровня. Лучшей местью будет стать счастливыми. Лариса потеряла сына, которого убил второй, ей сложно будет не сойти с ума.
— Мне плевать, — я злорадно ухмыльнулась и сделала большой глоток кофе. — Пусть хоть все передохнут.
— Не такому ты должна учить Лизу. Пошли, рейс Сашки через три дня, нам надо за это время найти дом и устроиться.
— Она тоже хочет сюда?
— Она не может одна. Совсем. Поэтому некоторое время поживёт с нами, если ты не против.
— Нет, конечно. Буду только рада…
А через месяц пришло сообщение от Виктора. Бориса признали невменяемым и отправили на принудительное лечение. Ухаживать за ним стала Лариса, которая за эти дни постарела лет на десять, а то и двадцать.
Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Остатки компаний ушли с молотка, их акции обесценились, и чтобы покрыть многомиллионные долги, пришлось всё продать. За убийство отца сел Дмитрий Копылов, бывший охранник, которого как следует обработал Борис. Дима так и не дал показаний против Домогаровых. А за Разумовского отомстить не получилось. Петрович погиб зазря, так и не успев отмыться от работы с Глебом. Матери были предъявлены обвинения в умышленном убийстве семьи Белоярцевых, как сказал Виктор, привязать к ней смерть тех насильников так и не удалось. Единственная зацепка — бумажка с просьбой встретиться исчезла.
Может, её просто потеряли, а может, и украли. Веса в расследовании она не имела, поэтому на это закрыли глаза.
Много позже Виктор несколько раз пытался завести разговор о моём признании, но в конце концов сдался и пообещал оставить всё Лизе.
А ещё через три года Мария умерла. В тюрьме она заработала плохую репутацию и своим несносным характером нажила себе врагов. Так что никто не удивился, когда однажды утром её нашли в камере с самодельной заточкой в груди. Надо сказать, что в этот миг я вздохнула свободно и жизнь за какие-то мгновения заиграла новыми красками.
Когда-нибудь, я обязательно смогу простить и отпустить, но сейчас, смотря на счастливую дочь, веселящуюся в бассейне с друзьями и работающего в саду Рому, я могу только благодарить того, у кого не дрогнула рука.
И возможно однажды я смогу выбросить маленький диктофон в серебряном корпусе, а пока, каждый год в день моего нового рождения я слушаю запись и молюсь, чтобы подобного больше не повторилось ни с кем.
