Я познакомился с ним в 1968 году в Научно-исследовательском институте гражданской авиации, где работал инженером по летным испытаниям, а Главный маршал авиации (кстати, получивший это звание в 40 лет, самый молодой в мире!) заканчивал свою карьеру в должности заместителя начальника института по летной части, а практически – летал вторым пилотом на опытных самолетах. Такое только в России…
Его рано уволили на пенсию, после смерти Сталина. Просил работу, ответили: «Для ваших погонов у нас и должности нет!» И тогда он пошел летать ВНИИ.
Его дедом по матери был Николай Кибальчич, да, да, тот самый молодой человек, но уже с траурной каймой бороды, тот самый революционер-народоволец, что готовил покушение на царя и был за это царем повешен. Тот самый, что перед самой казнью отправил из тюрьмы на высочайшее имя пакет с чертежами первого в мире космического летательного аппарата…
Вот такое родство…
А в октябре 1917 года 13-летний Голованов вступил в Красную гвардию – благо вымахал ростом под два метра и выглядел на все 16… Воевал на Южном фронте, работал в контрразведке. Принимал участие в аресте Бориса Савинкова, и пистолет знатного эсера хранился в столе у будущего маршала. В 21 год он носил четыре шпалы на петлицах- полковник по более поздним понятиям. Но, как спустя годы напишет о нем в своем досье Гитлеру немецкая разведка, «он сменил свою работу в партийных органах на профессию простого летчика, где также успешно проявил себя».
Он стал гражданским летчиком, быстро вырос до начальника Восточно-Сибирского управления Гражданского воздушного флота.
И – 1937 год.
Исключен из партии в Иркутске, чудом избежал ареста: друзья-чекисты предупредили, чтоб срочно уезжал в Москву, за правдой. В Москве с трудом устроился вторым пилотом. И добился правды: Комиссия партийного контроля выяснила, что исключен он ошибочно, более того, обнаружили документы о представлении его к ордену Ленина за работу в Сибири. Ему вновь предложили руководящую должность, уже в Москве, но он отказался и продолжал летать пилотом. Очень хорошим пилотом.
Когда я смотрел на него, видел в нем летчика «громовского плана». Дело в том, что я давно уже всех хороших летчиков делю на два типа: громовский и чкаловский.
Так вот, Голованов, мне кажется, относился к гро- мовскому складу характера в авиации. Хотя, конечно же, и у Громова, и у Чкалова было много общего: беспредельная любовь к своему делу, стремление быть первым. Оба мечтали облететь земной шар. Чкалову помешала внезапная, нелепая гибель, Громову – война.
Таким же был Голованов. Тоже мечтал о полете вокруг шарика. В 1938 году газеты писали о нем как о летчике-миллионере, то есть налетавшем миллион километров. Дальше- Халхин-Гол, финская кампания. Голованов летает, применяя передовое в самолетовождении – радионавигацию, точно выводит самолет на цель, выполняет с экипажем задание и возвращается на базу. Немногие тогда так летали.
…Новый 1941 год шеф-пилот Аэрофлота Голованов встречал в Москве, в клубе летчиков, где теперь гостиница «Советская». Голованов сидел за столом с генеральным инспектором ВВС Яковом Владимировичем Смушкевичем. Смушкевич завел разговор о том, что наши летчики слабо подготовлены к полетам в плохую погоду, вне видимости земли, что показала Испания и особенно Финляндия. Летать по радио они не умеют, и у нас не придается должного значения этому делу.
– И вы должны об этом написать письмо товарищу Сталину, – сказал Смушкевич Голованову.
Много лет спустя мы вдвоем с Головановым читали это письмо.
«Товарищ Сталин! Европейская война показывает, какую огромную роль играет авиация при умелом, конечно, ее использовании. Англичане безошибочно летают на Берлин, Кельн и другие места, точно приходя к намеченным целям, независимо от состояния погоды и времени суток. Совершенно ясно, что кадры этой авиации хорошо подготовлены и натренированы… Имея некоторый опыт и навыки в этих вопросах, я мог бы взяться за организацию и организовать соединение в 100-150 самолетов, которое отвечало бы последним требованиям, предъявляемым авиации, и которое летало бы не хуже англичан или немцев и являлось бы базой для ВВС в смысле кадров и дальнейшего увеличения количества соединений. Дело это серьезное и ответственное, но, продумав все как следует, я пришел к твердому убеждению в том, что если мне дадут полную возможность в организации такого соединения и помогут мне в этом, то такое соединение вполне возможно создать. По этому вопросу я и решил, товарищ Сталин, обратиться к вам. Летчик Голованов».
С облегчением, что выполнил указание начальства, отправил письмо, однако не надеясь на то, что оно попадет к столь высокому адресату, а если и попадет, то станет ли Сталин читать письмо простого летчика?
Вскоре его очередной полет в Алма-Ату был прерван, срочно вызвали в Москву.
– Несколько раз звонил какой-то Маленков,- сказала жена.
Вскоре снова позвонили, прислали машину, и Голованов оказался в кабинете секретаря ЦК Г. М. Маленкова, который после короткого разговора снова предложил сесть в машину. Не прошло и пяти минут, и они вошли в небольшой подъезд, поднялись на второй этаж. По кабинету от дальнего стола навстречу шел человек, знакомый всему миру по портретам.
– Здравствуйте,- сказал Сталин.- Мы видим, что вы действительно настоящий летчик, раз прилетели в такую погоду. Мы вот здесь,- он обвел присутствующих рукой,- ознакомились с вашей запиской, навели о вас справки, что вы за человек. Предложение ваше считаем заслуживающим внимания, а вас считаем подходящим человеком для его выполнения.
Как во сне. Все снова, с нуля, началось для Голованова. Верней, не с нуля. С полка. Сталин присвоил Голованову звание подполковника. За три года он вырос до Главного маршала авиации. Небывало!
– Как к вам относился Сталин? – спросил я его.
– Как я к тебе,- коротко ответил Александр Евгеньевич.
В Подольском военном архиве мы вместе будем читать разработку немецкой разведки:
«Голованов, в числе немногих, имеет право на свободный доступ к Сталину, который называет его по имени в знак своего особого доверия».
– А ведь правда, называл,- улыбается Голованов, снимая очки. – Откуда они все это узнали? Я тебе скажу следующее дело: я его ни разу не подвел, пи разу не обманул. А среди командующих такие были, и Сталин имел при себе средство против них: записную книжку – «колдуна», как он говорил, которую доставал из глубочайшего кармана брюк. В нее он записывал наиболее важные цифровые данные.
«Средство против брехунов типа Еременко и Жига- рева», – говорил Сталин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
