Ее глаза встретились с его взглядом. Он видел ее зрачки, расширившиеся от страсти. Казалось невозможным, что ее желание может еще возрасти, однако это было именно так. Его имя сорвалось с ее губ, когда он наконец слился с ней. Она же словно обволакивала его, мечтая удержать навечно.
Он блаженствовал. Сладкое благоухание лепестков роз наполнило его душу, его сердце, все существо. На долгие годы, что суждено ему провести в одиночестве в своей крепости, затерянной среди просторов Нагорья, воспоминание об этой минуте останется с ним и будет согревать его.
– Леонора… Моя прекрасная, великолепная Леонора… – Он бормотал слова, понять которые она не могла, так как его губы снова приблизились к ее губам, и он почувствовал, как рассудок покидает его окончательно.
Она двигалась вместе с ним, взлетая и паря все выше и выше, устремляясь прямо к звездам. Они поднимались все дальше, и тела их содрогались, а затем мир разлетелся на миллионы сверкающих искр.
Глава девятнадцатая
Они лежали, не в силах отпустить друг друга, тяжело дыша. Тела их были влажны. Казалось, ни Диллон, ни Леонора не могут больше шевельнуться.
Плащ, расстеленный на влажном мху, был мягким, как настоящее ложе. В воздухе разливалось благоухание сладкого клевера.
Еще один яркий зигзаг молнии разорвал ночное небо, и почти сразу же последовал удар грома. Буря бушевала прямо над ними. Тяжело застучали первые капли дождя, но этого было недостаточно, чтобы охладить их горящую плоть.
И тут он внезапно почувствовал соленый вкус ее слез. Встревоженный, он прикоснулся к уголкам ее глаз.
– Ты плачешь, девочка? Может быть, я сделал тебе больно? Господь Всемогущий, я настоящее животное. Или, может, я слишком тяжел для тебя?
– Нет…
Пристыженная, она заморгала, пытаясь избавиться от слез, но они потекли еще сильнее. Он перекатился на бок и привлек ее в свои объятия, успокаивая.
– Что такое, любимая? Почему ты плачешь? Любимая… Она постаралась сердцем запомнить это слово.
– Это было так… так прекрасно. Намного прекраснее, чем я себе представляла.
– А-а-а… – Он с облегчением вздохнул. Женские слезы для мужчины – страшное дело. Но слезы наслаждения и радости по крайней мере можно понять. В его собственном сердце царил сейчас удивительный мир и полный покой. – Это бывает прекрасно, – прошептал он, касаясь ее виска, – если люди любят друг друга.
– А ты любишь меня, Диллон Кэмпбелл? – Она затаила дыхание, удивившись своей смелости.
– Да, девочка.
– И давно ты это понял? Он смущенно шевельнулся.
– Я воин, девочка, человек, держащий в руках меч, а не поэт или рассказчик. Не проси меня говорить о таких вещах.
Но она уже не могла сдержаться. Казалось, какой-то бесенок вселился в нее и не желал уступать. Леонора села, откинула с глаз тяжелую массу волос и склонилась над ним.
– Ответь же мне, Диллон. Давно ли ты понял, что любишь меня?
Она бесстыдно флиртует с ним. И это ему очень нравится. Он ответил как можно суровее, стараясь скрыть смех, который с трудом сдерживал:
– Уж конечно, я полюбил тебя не с первого взгляда – ты, соблюдая приличия, истуканом стояла тогда возле своего отца.
– Истуканом, говоришь? И соблюдая приличия? Зато ты, дикий горец, не очень заботился о приличиях, вид у тебя был такой, словно ты готовишься поглотить всех нас.
Она вскинула голову надменным движением, которое он так любил. Диллон потянулся и осторожно прикоснулся к ее волосам.
Наблюдая, как они скользят у него между пальцами, он сказал:
– Я не мог отвести от тебя глаз. И, говоря по правде, мысль о том, чтобы, как ты говоришь, поглотить тебя, действительно посетила меня в ту минуту.
При таком его признании Леоноре показалось, что ничего не может быть естественнее и честнее, чем полная откровенность с ним.
– А мне стоило немалых усилий не смотреть на тебя – Она провела рукой по его ноге и заметила, как блеснули его глаза, когда она дотронулась до него. Осмелев, она разрешила своей руке подняться еще выше. – Меня поразили твои мускулы.
– Плутовка. – Он задержал ее руку, но она все-таки успела убедиться, что страсть его запылала опять.
Неужели он снова желает стать с ней одной плотью? Неужели никогда не насытится он этой женщиной?
Словно прочитав его мысли, Леонора прижалась губами к упругим мускулам на его животе и почувствовала, как напряглось его тело.
– Может быть, вы не будете возражать, если я познакомлюсь с этими мускулами, милорд… Познакомлюсь поближе…
Он откинул назад голову и расхохотался. Именно это он и подозревал – под маской чопорной, соблюдающей все приличия англичанки скрывается неукротимая, обольстительная чаровница. И за это он еще больше любил ее.
Небо прояснилось, облака немного разошлись, но дождь все лил, и Диллон с Леонорой промокли до костей. Однако, казалось, никто из них не обращал на это ни малейшего внимания, ибо чудесная власть обретенной любви слишком захватила их обоих.
* * *
– Ах, девочка, и как только я мог проводить все эти ночи рядом с тобой, на одной постели, и не прикасаться к тебе?
Уютно завернувшись в плащ, они укрылись от дождя под навесом вьющихся растений, оплетавших деревья. Быстро наступало утро, но ни Диллону, ни Леоноре не хотелось спать. Кризис у Флэйм миновал, благополучно разрешился и их собственный кризис. Шум падающих вокруг них дождевых капель успокаивал, подобно тихой мелодии.
– А я думала, ты даже не замечаешь меня, ведь ты проводил столько времени, расхаживая в саду.
– Да, и теперь ты знаешь – почему.
Она приложила палец к его губам и почувствовала, как сердце снова забилось быстрее, едва она коснулась гладкой кожи его лица. Неужели одно прикосновение к этому мужчине может так возбуждать ее?
– Ты хочешь сказать, ты старался избежать искушения?
– Да, девочка. Я хорошо усвоил уроки добрых монахов. Но это было худшей из пыток, доставшихся на мою долю.
Она рассмеялась, и он привлек ее к себе, медленно проводя руками по ее бедру вверх, к соблазнительному изгибу. Затем руки его скользнули вбок, к полной округлости ее груди. Он хотел запомнить это тело до мельчайших подробностей, знать его, как свое собственное тело. Всю ночь он прикасался к ней, насыщая голод души и сердца. Большой палец его руки принялся описывать ленивые круги.
Смех замер на губах Леоноры, сменившись тихим стоном наслаждения.
Она дотронулась пальцем до старого шрама, что спускался с его виска до подбородка. Сердце ее сжалось, когда она подумала о том, что ему пришлось перенести в раннем детстве.
– Как бы мне хотелось…
– Чего, любовь моя?
– Как бы мне хотелось стереть все воспоминания о боли и страданиях, которые тебе пришлось вынести, Диллон.
