– Позволь мне осмотреть твою руку, Флэйм. – Леонора опустилась на колени рядом с девушкой и начала разматывать повязки. – Как ты себя чувствуешь?
– Мне очень больно.
– Тогда ты мужественная девочка, потому что за весь день я не услышала от тебя ни одной жалобы.
– Сестры-монахини учили меня, что мы должны посвящать нашу боль Господу как искупление за грехи.
Леонора улыбнулась.
– Мне кажется, у такой, как ты, юной девушки не должно быть много прегрешений.
Флэйм пожала плечами.
– Если не за свои грехи, тогда, может быть, я могу искупить своей болью грехи… других.
Леонора заколебалась, но любопытство не давало ей покоя.
– О ком ты говоришь?
Флэйм тихо вскрикнула от боли, когда Леонора облила ее раны обжигающей жидкостью из фляжки. Когда же голос снова вернулся к ней, Флэйм ответила:
– Похоже, мой брат Диллон нуждается в искуплении грехов.
– Что заставляет тебя так думать? Девушка вызывающе вздернула подбородок и встретилась глазами со спокойным взглядом Леоноры.
– Мне кажется, тебе это известно лучше меня, англичанка.
Леонора старательно накладывала на рану свежую повязку. Тем не менее, она видела, что Флэйм неотступно следит за ней. Завязав последний узелок, Леонора собралась встать.
Флэйм схватила ее за руку.
– Своим молчанием ты признаешь свою вину! Леонора глубоко вздохнула. Несмотря на то что девочка явно недолюбливает ее, все-таки это сестра Диллона. Она заслуживает того, чтобы узнать правду.
– Если любить мужчину, который рискует всем, чтобы наши страны наконец примирились, – грех, тогда я виновна.
Флэйм, казалось, была поражена. Леонора встала.
– Отдохни немного, – мягко проговорила она. – Скоро я принесу тебе поесть.
Когда Леонора отошла в сторону, Флэйм провела по глазам рукой. Она очень боялась, что пленница всего лишь пользуется своими неотразимыми чарами, чтобы заставить непреклонного Диллона освободить ее. Но, получается, ошибалась. И как ошибалась!
Любовь – так она сказала. Англичанка любит Диллона. До чего же все оказалось просто. И как же все запуталось!
Какими странными зигзагами и поворотами ведет нас порой вперед тропа жизни! Флэйм решила, что будет лучше всего, если она так никогда и не повзрослеет. Больше всего на свете ей сейчас хотелось никогда не сталкиваться с подобными осложнениями.
Диллон все подбрасывал и подбрасывал дрова в костер, пока пламя не загудело, вздымаясь чуть ли не до небес. Затем, когда солнце поднялось высоко, он завалил огонь зелеными ветками. Густой черный дым широким столбом поднялся над лесом.
– Это всем понятный сигнал, – объяснил Диллон Леоноре. – Всем, кто сейчас разыскивает нас. Не успеют колокола зазвонить «Angelus»,[10] как мои люди уже найдут нас.
Он заметил выражение, появившееся в глазах Леоноры, и привлек ее в свои объятия. В эту бесконечно долгую ночь любви Диллон рассказал Леоноре обо всех своих планах. Наступило время действовать. Флэйм окрепла настолько, что уже сможет перенести переезд в Кинлох-хаус – в повозке, разумеется. Люди, которые вот уже два дня ведут неустанные поиски по всему Нагорью, заслуживают того, чтобы им сообщили, что милорд и его подопечные находятся в полной безопасности.
Диллону было понятно отчаяние Леоноры, он сам разделял его. Здесь, под надежной защитой леса, их недавно обретенная любовь казалась им драгоценной, как величайшее из сокровищ мира. Однако стоит им вернуться в Кинлох-хаус, и хрупкий мир, установившийся между ними, возможно, разлетится на кусочки и исчезнет навсегда.
На другой стороне опушки Флэйм пробудилась от глубокого сна и увидела обнявшуюся пару влюбленных. Ей снились ее отец и мать, снилось, что она снова слышит голос матери – мягкий и нежный, наполненный любовью и обещанием.
– Ах, мама, – прошептала она, – если бы только мне узнать, как я могу отплатить Диллону за все, что он сделал для меня! Увы, я в полной растерянности. Я боюсь, что любовь к этой англичанке может навсегда разбить его сердце.
Флэйм подняла глаза, услышав стук лошадиных копыт. Когда всадник показался на краю опушки, она узнала юного Руперта. Лицо его побледнело и осунулось, но парень шумно вздохнул от облегчения, заметив Диллона и Леонору.
– Ах, милорд, – от стыда Руперт низко опустил голову, – хотя я и рад видеть, что миледи не убежала, но знаю, что вы никогда не сможете простить мне мой промах, ибо по моей вине вы испытали неслыханные страдания.
– Не нужно никаких извинений, Руперт. Это вовсе не твоя вина. Миледи призналась мне, как ей удалось провести тебя. – Диллон коротко рассказал Руперту обо всем, что произошло в лесу, а затем добавил: – А сейчас мне понадобится повозка, чтобы перевезти Флэйм в Кинлох-хаус.
Взгляд Руперта метнулся к Флэйм, уютно лежавшей на ложе из звериных шкур. Обеспокоено нахмурившись, он сказал:
– Будет сделано, милорд.
Он пришпорил лошадь и в мгновение ока исчез. Стук копыт быстро замер вдали. Какую бы усталость ни испытывал сейчас юноша, он не собирался щадить ни себя, ни свою лошадь, пока приказание милорда не будет выполнено. Еще одного промаха ему не пережить.
Когда над землей начали сгущаться сумерки, небольшая процессия уже направлялась в Кинлох-хаус. Руперт правил повозкой, в которой лежала Флэйм, плотно укутанная в меха, защищающие ее от неизбежных при движении толчков, ибо ехать приходилось через лес. Рядом с Флэйм на коленях стояла Леонора в накинутом на нее грубом плаще Диллона. Обеими руками она бережно поддерживала голову Флэйм. Диллон следовал за повозкой верхом.
Когда они въехали во двор крепости, мистрис Маккэллум и все служанки высыпали наружу, застыв в торжественном молчании.
– Добро пожаловать домой, милорд, – сдавленным голосом проговорила мистрис Маккэллум. Было совершенно ясно, что она с трудом сдерживает слезы.
– Благодарю вас, мистрис Маккэллум. Диллон помог Леоноре спуститься с повозки на землю. Его руки на мгновение задержались на плечах англичанки, но затем он взял на руки Флэйм и внес ее в распахнутые двери крепости. Леонора шла следом за ними, неся перекинутые через руку меха.
– Ах, миледи! – воскликнула юная Гвиннит, нарушая молчание. – Мы так боялись, что и вы, и Флэйм стали жертвами…
Домоправительница грозно посмотрела в сторону Гвиннит, и слова замерли на губах служанки.
– Добро пожаловать домой, миледи. – Отец Ансельм выступил из толпы. Подняв руку, он добавил: – И благословение Господне да пребудет со всеми, кто благополучно вернулся.
– Благодарю вас, святой отец. – Поднимаясь за Диллоном по лестнице, Леонора не могла не задуматься о том, как отличается это возвращение от ее первого приезда в Кинлох-хаус. И все же, нашептывало ей сердце, несмотря на все дружеские приветствия, почти ничего не изменилось. Она снова пленница. Только сейчас все стало еще сложнее и запутаннее. Теперь она стала пленницей любви.
