— А ты, Отец мой… — В последний раз Огнеяр остановился перед Велесом. — Ты знаешь обо мне гораздо больше, чем я сам знаю о себе. И попрошу я тебя об одном. Ты послал меня в мир ради битвы — так не дай мне убить не того, кого надо.
Поклонившись, Огнеяр отошел от идолов к свободному пространству, где его уже ждал Светел. Опустив к ноге топор, Огнеяр сбросил пояс, стянул накидку. Сейчас, когда ему предстоял самый важный, может быть, поединок в его жизни, в нем опять заговорили разом зверь и человек, он хотел бы соединить силу и ловкость зверя с рассудком и умениями человека и сам не понимал, в каком мире находится, в человеческом или в зверином. Как зверю, ему мешала одежда, он хотел бы остаться так, как сотворила его Макошь. Он сжал в ладони рукоять топора и на миг растерялся, не помня, как им пользоваться. В нем ожили порывы зверя, который дерется когтями и зубами. Словно лишний груз с ладьи в бурном море, какая-то сила сбросила с него все мысли воспоминания и чувства, кроме одного — готовности драться и стремления выжить. Прикусив белым клыком нижнюю губу, он смотрел на своего противника — на священную рогатину Оборотневу Смерть. Его смерть.
— Да вершат боги свой справедливый суд! — возгласил верховный волхв и поднял древний жертвенный нож, на лезвии которого темнела кровь быка.
Удивительный это был поединок, даже самые старые воины не помнили такого. Никто не знал, почему у противников не равное, а столь различное оружие, но и спросить никто не смел. Светел нападал и пытался достать Огнеяра клинком рогатины, а тот только уклонялся, ловко ускользал из-под ударов, следя краем глаза, чтобы не выйти за отмеченный край площадки. Топором он только отбивал особенно опасные удары, а сам не мог приблизиться к противнику — мешало длинное древко. Это напоминало схватку человека со зверем. Толпа встречала многоголосыми возгласами каждый удар, в них было разочарование, что оборотень опять ускользнул. А княгиня Добровзора, сама бледнее снега, прижимала руки к груди и молилась не словами, а одним отчаянным криком души — криком матери, на глазах которой гибель ищет ее дитя.
Огнеяр прыгал из стороны в сторону, извивался, как зверь, звериными были все его движения, на смуглом лице появилась странная усмешка, блестели белые зубы с двумя выступающими клыками. Окажись здесь случайный человек, ничего не знающий об этом поединке и противниках, и тот понял бы, что один из них — нечисть.
Светел никак не мог достать, даже задеть противника острием и начинал злиться. Нельзя же вечно гонять его по площадке! Общее напряжение становилось нестерпимым, нужно было кончать. Хотя бы достать, хотя бы задеть его, увидеть темную кровь оборотня!
Собрав все силы, Светел вдруг прыгнул прямо на Огнеяра, выставив вперед наконечник рогатины, а у оборотня за спиной начиналась площадка идолов и кончалось место, отведенное для битвы. Острый клинок из черного железа ринулся прямо в грудь Огнеяра и ударил, площадь разом вскрикнула. Огнеяр ощутил страшный толчок, опрокинувший его на землю; он сам не понял, что с ним случилось, но вдруг вскочил снова, словно подброшенный невидимой волной, и встал не на ноги, а на четыре лапы. Даже не осознав собственной перемены, брошенный вперед чужой решительной волей, он прыгнул на противника в зверином стремлении отомстить за собственную смерть. У него оставались считаные мгновения, пока тело не заметило смертельной раны, а разум больше не призывает беречь силы, потому что терять уже нечего.
Площадь закричала в ужасе: только что наконечник рогатины ударил в грудь человека и тут же волк серой молнией бросился на Светела, минуя опущенный клинок. Не ждал этого и сам Светел; он ощутил, как клинок ударил в тело противника, ликование — достал! — вспыхнуло в нем, и вдруг сильные лапы толкнули его в грудь и опрокинули на землю, перед лицом его оказалась оскаленная морда волка с горящими красными глазами. Не было оружия, бесполезно лежала рядом священная рогатина. Светел ощущал у себя под боком конец ратовища, но взять его в руки не мог и знал, что не успеет. Оскаленные зубы были возле его горла, и он закрыл глаза, чтобы не видеть этого красного пламени звериных глаз. Вся его жизнь вдруг сжалась в те несколько мгновений, которые нужны этим зубам, чтобы добраться до его горла. «Силой не бери ее! — как последний проблеск вспыхнули в сознании слова Двоеума. — Тогда рогатина силу утратить может!» Он обидел хозяев рогатины — погубил их невестку. И вот рогатина отплатила ему за это.
Светел ждал, но страшные зубы не касались его открытого горла. Толпа исчезла, во всем мире остались они втроем — он, оборотень и бесполезная священная рогатина.
Вдруг горячая тяжесть на его груди ослабла. Волк поднялся, как-то нелепо, боком перекатился через себя и снова стал Огнеяром. Сидя на земле рядом с лежащим Светелом и Оборотневой Смертью, Огнеяр недоуменно оглядывал себя. Он ведь видел, как черный наконечник летел в него, а ему было некуда деться; он помнил ощущение страшного удара, словно его с размаху толкнули бревном. Но где же рана в груди, где кровь, где его, оборотнева, смерть? На нем не было ни царапины, ни капли крови не выпила из него священная рогатина.
А Светел лежал на спине, запрокинув голову и закрыв глаза. Он тоже считал себя мертвым, как только что, в миг последнего прыжка, считал себя сам Огнеяр.
Огнеяр не понимал, почему остался жив, почему от его крови отказалась знаменитая и страшная Оборотнева Смерть. Но одно он помнил бы и в полном беспамятстве — поединок нужно довести до конца. Он подхватил с земли свой топор и приложил лезвие к горлу Светела. Не зубами же в самом деле…
Опомнившаяся толпа закричала, дрогнула, но никто не двинулся с места. Это божий суд.
— Ну, Светлый-Ясный! — хрипло окликнул Огнеяр, тяжело дыша и все еще плохо понимая, в каком из миров он сейчас. — Говори-ка: кто Моховушку обещал княгиней сделать? Я или ты?
— Я, — не открывая глаз, коротко выдохнул Светел. Перед ликом смерти никто не лжет.
Огнеяр тяжело поднялся на ноги, провел рукой по лбу. Он стоял, а противник его лежал на земле — исход божьего суда был ясен.
— Вставай, — устало сказал Огнеяр. — Нечего лежать, належался.
Он не чувствовал больше ни злобы, ни вражды, только усталость и равнодушие. Он собирался умереть или убить — но боги не захотели смерти, и он остался как потерянный, так и не узнавший, где его место и чего он стоит.
— Я пришел в мир ради битвы, — сказал Огнеяр, обращаясь к лежащему противнику, словно объяснял ему. — Я всю жизнь ищу — с кем. И это не ты. Но запомни — пока я жив, тебе чуроборским князем не бывать. Клянусь Пресветлым Хорсом!
И он вскинул вверх руку с топором, призывая в свидетели клятвы небесного покровителя всех волков. Широкое стальное лезвие ярко блеснуло, толпа в ужасе ахнула, словно над ее общей головой поднялось это грозное оружие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
