Начало всей этой операции базировалось на возможности уверить Владимира Роопа в том, что в его распоряжении действительно оказался всеведущий австрийский генштабист, способный поставлять самые важные секреты. А конкретная имитация его деятельности более соответствовала возможностям ведущего офицера Эвиденцбюро, чем его начальника, обремененного и другими заботами, и уж тем более, чем эрцгерцога — заместителя верховного главнокомандующего.
Таким образом, Агент № 25 был все-таки не лицом, а организацией, состоявшей из единственного агента-добытчика — эрцгерцога, и двоих его связных; один из последних (Гизль) к тому же координировал деятельность обоих соучастников, а Редль ведал связями с заграницей — вовсе не обязательно только с Россией, как о том упорно и твердил Максимилиан Ронге.
Вера Роопа в навязанный дар достигла, как мы видели, совершенно необычных масштабов, заставлявших его предпринимать беспрецедентные меры к тому, чтобы избежать утечки информации об этом агенте непосредственно в России.
Странновато выглядит и ценнейший подарок, приподнесенный австрийцами к отъезду Роопа, свидетельствующий не только о стремлении укрепить положение последнего (как и должно было быть, если он оставался их агентом), но и о желании любой ценой сохранить канал передачи информации русским, прерывавшийся с отбытием Роопа.
Самойло, унаследовавший связи с Агентом № 25, действовал затем под влиянием двух факторов: веры своему другу Роопу — с одной стороны, и собственной недостаточно высокой эрудиции — с другой.
Узкий кругозор Самойло, хорошо разбиравшегося лишь в масштабах деятельности российского штаба округа, не позволил ему разглядеть крупнейшую австрийскую политическую фигуру, стоявшую за Агентом № 25.
Когда же Самойло (вместе с сохраненными связями с собственным агентом) обустроился в ГУГШ в Петербурге и оказался в окружении гораздо более эрудированных коллег, то доверие к Агенту № 25 стало уже привычным вывихом мозгов в российской разведке, подобным тому, как в России все по-прежнему верят в то, что «Кэмбриджская пятерка» верно служила Советскому Союзу, в чем обоснованно сомневался лишь один Лаврентий Берия!..[564]
Вот Рооп — сын генерала, окончивший Пажеский корпус в 1882 году и Академию Генерального штаба в 1892 году, а до прибытия в Вену более трех лет прослуживший в центральном аппарате разведки в Петербурге,[565] никак не может быть заподозрен в провинциализме и узости мышления.
Подозревать его следует совсем в другом — и два года назад мы об этом писали:
«Рооп, давший старт всей операции с будущим агентом № 25, почти наверняка был завербован в Вене австрийской разведкой. Не случайно он нашел подходящего лопуха — Самойло, с которым был знаком с детства, который ему поэтому доверял и который был способен без сопротивления заглотнуть ту наживку, которую ему услужливо подсовывали через Роопа. Последний, будучи членом почтенного потомственно военного семейства обрусевших немцев, наверняка залетел по молодости в какую-то неприятную историю в Вене, за что ему и пришлось расплатиться рядом предательств собственных агентов (уж не без этого!) и созданием прочного канала, по которому австрийский Генштаб[566] мог закачивать в Россию нужную дезинформацию, что и происходило до весны 1913 года и успешно сработало в августе-сентябре 1914, но потом все равно никому никакой пользы не принесло. Роопа же австрийцы отпустили от греха подальше — его трудно было бы эксплуатировать в дальнейшем, не подвергая риску сотрудничество с Самойло, которого успешно использовали вслепую — любимая манера действий, принятая у разведчиков.
Имел ли отношение к этому в 1903–1909 годах Редль — неизвестно».[567]
Не отказываясь в принципе от последней фразы, возразим себе сами: больше-то было некому!
Что же касается Роопа, то он заведомо не сделался важным агентом австрийцев: с 1905 по 1917 год он занимал в России сугубо строевые должности — от командира полка до командира дивизии[568] и держался подальше от высших штабов. Можно предположить, что лавры иностранного шпиона его нисколько не привлекли.
Так или иначе, но в 1903–1905 годах решающая роль принадлежала Редлю, который то ли разработал конкретную легенду, под крышей которой Роопу был подсунут агент-подставка, то ли напрямую завербовал Роопа.
Факт тот, что Рооп максимальным образом постарался уйти от исчерпывающих разъяснений относительно агента № 25 — и в 1903–1905 годах, и в 1913–1914, и позднее!
Последующая за 1903 годом успешная деятельность этого канала обеспечилась уникальным сочетанием ролей участников этой необычной аферы.
Как распределялись между Францем-Фердинандом, Гизлем и Редлем деньги, выплачиваемые русскими (а возможно — и другими разведками) — это нам не известно.
Сама техника обмена информации на деньги сохранялась в руках Редля — об этом свидетельствует и виртуальная гибель агента № 25, совпавшая с реальной гибелью Редля: и эрцгерцог, и Гизль лишились всех прежних каналов связи.
Самойло, поначалу уверенный в том, что Редль и был номером двадцать пятым, сам на связь не выходил, а когда в 1914 году вышел, то немедленно установил ее.
Понятно, что вызов, посланный Самойло по предшествующим каналам, достиг цели; в этом же письме (подобно письмам к Никону Ницетасу, сочиненным Ронге) должен был быть и новый адрес для связи — по нему-то Самойло и получил ответ от номера двадцать пятого. До этого момента эрцгерцог и Гизль, очевидно, выйти на связь с русскими сами не могли — обеспечением этого условия еще живой Редль гарантировал сохранение своей роли в их общем деле.
Это крайне многозначительный факт, указывающий на отсутствие или, хотя бы, ограниченность позитивной эмоциональной основы деятельности триумвирата, орудовавшего под видом Агента № 25: все или почти все строилось между ними на жестких принципах целесообразности и необходимости. Калькуляция и расчет лежали в основе их содружества, а не чувства и идеи, хотя и эрцгерцог, и Редль были людьми кипящих страстей, скрываемых под маской внешней невозмутимости, — о Гизле мы ничего не знаем в этом отношении.
Поскольку нет точной даты последней встречи Самойло с представителем Агента № 25 в Берне в 1914 году, то нам и не известно, представлял ли в тот момент этот посредник еще живого эрцгерцога или лишь одного Гизля, поскольку Франц-Фердинанд уже тоже оказался убит. Последнее предположение вероятнее всего: эрцгерцог и был самым важным звеном деятельности Агента № 25, без которого она утратила всякий смысл, хотя Редля и оказалось возможным в принципе заменить.
Гизль, взявший на себя закрытие фирмы, сопроводил это и какой-то свежей полезной информацией, подтвердив тем самым и то, что разведданные, проходившие прежде по этому каналу, также были достоверными.
В этом практически и не приходится сомневаться!
Возвращаясь же к деньгам, поступавшим из заграницы, можно не сомневаться, что Редль не обижал ни себя, ни собственных начальников!
Деньги же никому лишними не бывают! Тем более не могли они быть лишними эрцгерцогу, боровшемуся за расширение собственного влияния и бьющемуся за права своей семьи — вопреки проискам императорского двора и недоступности для эрцгерцога беспрепятственной возможности пользоваться государственной казной.
Император и его челядь, загнавшие наследника престола в совершенно немыслимое положение, и добились того, что эрцгерцог решился исправлять такое положение тоже совершенно немыслимым способом!
Вот австрийская государственная казна почти наверняка ничего не приобрела от торговли секретами, ведущейся через мифического номера двадцать пятого! Этот фактор, отметим на будущее, достаточно зримо проявился после смерти Редля!
Зачем изначально налаживался канал закачивания русским инспирированной информации — это, возможно, не полностью сознавалось самими его создатели: просто так, на всякий случай. Но попробовали — и получилось!
Вот дальше они озаботились тем, чтобы продолжить прикармливать рыбку в ожидании будущей ловли, подбрасывая через Агента № 25 все новые и новые разведданные — все или почти все достоверные и самого высшего качества: снова читайте написанное на эту тему Леопольдом Треппером.
Заметим, кстати, что никто и никак конкретно не установил, возник ли хоть какой-нибудь вред для Австро-Венгрии от утечки данных, поступивших по этому каналу к русским.
Заявления типа: «Ценность Редля для русской разведки очевидна»[569] — чистейшее сотрясение воздуха!
