– Нет!
Он жадно припал к бутылке и тут же закашлялся, когда огненная жидкость попала не в то горло. Делла решительно отобрала бутылку и вздохнула:
– Знаешь, по-моему, все из-за того, что ты влюблен в свою милую женушку и боишься это признать.
Ярость закипела в крови Слоана так неукротимо, что на секунду он даже отрезвел.
– Нет, пропади все пропадом! Я не могу любить ее! Лань… вот моя возлюбленная!
– Лань ушла на небо, сладенький, и пусть покоится с миром.
– Не ушла… все еще здесь… - Слоан ударил себя кулаком в грудь.
– Может, и так, но ты-то должен жить дальше!
Слоан зажмурился, прося Бога о смерти. Он любил Лань, и все же память о ней постепенно тускнеет. Иисусе, и ничего-то с этим не поделать… Печаль, скорбь, тоска, когда-то питавшие его и составлявшие смысл существования, развеялись. Те чувства, которые он в прошлом испытывал к жене, поблекли. Он словно оледенел…
Слоан злобно выругался. Как он ни старается, не может увидеть лицо Лани. Только прекрасные черты Хизер, грустный, гордый взгляд, губы, шепчущие нежные слова. Подумать только, она посмела сказать, что пришла пора забыть о мертвых!
Он со стоном перевернулся и спрятал лицо в подушку, сражаясь с душившими его эмоциями. И почти не слышал, как Делла проговорила, поднимаясь с кровати:
– Сейчас пошлю за твоим братом, котик. Он отвезет тебя домой, к жене.
– Не хочу домой. Слишком болит…
Жена? Да он сбежал от нее, стараясь противостоять искушению, не в силах побороть окончательно вышедшей из-под контроля одержимости ее телом. Все это время он боялся самому себе дать отчет в том чувстве безумного голода, который пожирал его. Сейчас он уже не смел называть это похотью или жаждой плоти. При взгляде на жену сердце начинает биться чаще. Стоит подумать о ней - и внизу живота загорается пламя. А когда они сплетаются в объятиях, он просто теряет рассудок. Его чувства к ней куда глубже физического желания, будь она проклята, проклята, проклята!
Темный омут затягивал его все глубже, и Слоан продолжал бормотать непристойности, презирая себя за слабость. Даже сейчас, хотя он и старался выбросить Хизер из головы, перед глазами всплывал невыразимо прелестный облик, мягкие золотисто-вишневые глаза, полные страдания и любви.
И опять это ужасное, невыносимое томление не дает ни отдыха, ни покоя. Он сгорает на медленном огне, хоть и отвергает ее любовь. Но не позволит ей завладеть своим сердцем так, как она завладела его телом.
Эти нежности не для него. Он просто не вынесет постоянного ощущения своей уязвимости перед той женщиной, зависимости от нее. Не вынесет…
Луна бросала желтые блики на зубчатые вершины гор, переливалась серебряными отблесками на высоких соснах, но Хизер почти не замечала очарования окружающего пейзажа: слишком тяжело было на сердце. Она стояла на заднем крыльце, опустив голову. Слезы душили ее. В ушах звенели прощальные слова Слоана:
Можешь оставить себе свою любовь, герцогиня. Мне она ни к чему.
Когда вдалеке раздался жалобный вой койота, Хизер вздрогнула, несмотря на то что ночь была теплой. И тут за спиной тихо открылась дверь. Хизер порывисто обернулась и оказалась лицом к лицу с Волком Логаном, не спускавшим с нее пристального взгляда. Устало проведя рукой по горящим глазам, она плотнее запахнула халат.
– Что-то стряслось? - спокойно осведомился он.
– Нет, просто не могу уснуть. Простите, если разбудила.
– У меня чуткий сон.
Он захлопнул дверь и встал рядом. Босой, полуобнаженный, в одних брюках, он казался настоящим великаном с мускулистой грудью и жилистыми руками. Хизер стыдливо опустила глаза. Несмотря на редкую красоту, Волк, с разметавшимися иссиня-черными волосами и бронзовой кожей, выглядел настоящим дикарем. Однако почему-то не вызывал в ней страха. Наоборот, рядом с ним она чувствовала себя в полной безопасности.
– Слоан часто отправляется по ночам поиграть в покер? - невозмутимо спросил Волк.
Хизер предпочла бы не отвечать: слишком унизительно обсуждать с посторонним свои семейные проблемы!
– Не часто, - пробормотала она.
– Он никогда не увлекался азартными играми. Неужели изменился так сильно за то время, что мы не виделись?
– Не думаю.
Должно быть, Волк неверно понял причину ее плохого настроения, поскольку поспешил утешить:
– На вашем месте я не волновался бы так. Слоан не из тех, кто бросает деньги на ветер. И никогда не позволит себе поставить под угрозу будущее дочери.
Хизер рассеянно кивнула, хотя и не думала тревожиться по поводу пристрастий мужа. Больше всего ее мучила мысль о ссоре.
– Честно говоря, терпеть не могу карты, - ответила она с деланно-беззаботной улыбкой, - с тех пор как отец пустил по ветру состояние моей матушки.
– Я слышал, что вы дали слово выплатить его долги.
– Да. И сумела разделаться почти со всеми обязательствами. Правда, Слоан вернул банкиру остаток, но в то время я не знала, что ему не под силу нести такое бремя.
– Сначала я считал, что Слоан совершил ошибку, женившись на вас, - задумчиво проговорил Волк, - но теперь далеко не уверен в своей правоте. Он и вправду сильно переменился и, похоже, сейчас живет в мире с собой.
– Никак не могу с вами согласиться, - с горечью бросила Хизер.
Волк беззвучно рассмеялся:
– Вы не видели его сразу после гибели Лани. Настоящий безумец, одержимый лишь мыслью о мести.
– Возможно, в этом отношении он стал другим. Но все равно несчастлив. И все дело в том, что я не Лань. Он слишком ее любил.
– Боюсь, вы не совсем правы.
Хизер растерянно посмотрела на Волка.
– Нет, он, разумеется, любил ее. Они были счастливы вместе. Но сознание собственной вины иногда отравляет человека хуже любого яда. И очень странно действует на память.
– О чем вы?
– Вам не приходило в голову, что Слоан, возможно, помнит только светлые мгновения своей семейной жизни? Винит себя в убийстве Лани и мысленно обожествляет ее. Ставит на пьедестал, как мраморного ангелочка.
– Святую, - пробормотала Хизер.
– Что?
– Она всегда казалась мне кем-то вроде святой. Идеалом, до которого никому и никогда не дотянуться.
– А мне кажется, вы ему далеко не безразличны.
Хизер молча покачала головой. Возможно, Слоан и преувеличивает глубину своих чувств к первой жене, зато, несомненно, равнодушен ко второй. Сегодняшняя ночь это еще раз подтвердила. Он отверг ее любовь. Отверг окончательно.
– Спасибо, - ответила она с вымученной улыбкой.
– За что?
– За то, что пытались подбодрить меня. Он одарил ее ослепительной улыбкой, и сердце Хизер на миг замерло.
– Рад помочь, мэм.
В наступившую тишину ворвались конский топот и скрип колес. Еще несколько минут - и у заднего крыльца остановилась повозка. Хизер узнала кучера. Даже в полумраке трудно было не различить мужественные черты Джейка Маккорда. За его спиной смутно угадывалась фигура лежавшего навзничь человека. Слоан?!
