Къ сему условію руку приложилъ Гр. Л. Толс[той]
Къ сему условію руку приложилъ выборный отъ крестьянъ
N. N.
7. Дневникъ помѣщика.
28 Мая. Въ 8-мь часовъ вечера я позвалъ къ себѣ старосту Василья — молодаго красиваго мужика изъ богатыхъ ямщиковъ, который ходитъ въ синемъ казакинѣ и говоритъ краснорѣчиво, путая господскіе обороты съ крестьянской рѣчью, и Осипа Наумова, мужа моей кормилицы, бывшаго старосту,[231] извѣстнаго за колдуна, хозяина и пчеловода. — Осипу Наумову лѣтъ 60, но на видъ не болѣе 40. Онъ приземистъ, очень бѣлокуръ, глаза всегда смѣются. Онъ уменъ, рѣчистъ и гордится тѣмъ, что знаетъ солнечные часы и планы, что не мѣшаетъ ему быть вполнѣ народнымъ какъ въ жизни, рѣчахъ, такъ и пріемахъ. — Я объявилъ имъ, что намѣренъ отпустить всѣхъ крестьянъ по оброку, и созвалъ сходку для того, чтобы узнать, согласенъ ли будетъ міръ на оброчное положеніе при слѣдующихъ 2-хъ условіяхъ: 1) чтобъ крестьянскія земли всѣ отмежеваны были къ одному краю, и 2) чтобъ дѣло я имѣлъ не съ каждымъ отдѣльнымъ крестьяниномъ, а съ обществомъ, при чемъ общество за недоимки обязано выставлять по урочной платѣ[232] нужное число рабочихъ.
Василій сказалъ, что размежевку земли составить слишкомъ затруднительно, на что я отвѣтилъ, что затрудненія не остановятъ меня. Осипъ сказалъ, что имѣть дѣло съ обществомъ невозможно, потому что найдется слишкомъ много лежебоковъ. — Онъ не понялъ меня. Когда я объяснился лучше, онъ замолкъ. Я перешелъ къ сходкѣ. — Здраствуйте (я не зналъ, сказать ли ребята или друзья или миръ и промычалъ что-то), сказалъ я и спросилъ, нѣтъ-ли жалобъ и довольны ли начальниками. — Всѣ молчали, я смотрѣлъ на Матвѣя Егорова, богатаго ямщика. — Такъ довольны, — повторилъ я. — Чтожъ… сказалъ кто-то. — Стало быть довольны, — повторилъ я опять послѣ долгаго молчанія и перешелъ къ изложенію моего предложенія. Когда я сказалъ, что даю еще по полдесятины на душу, двое поклонились. Я сказалъ, что дѣло не въ благодарности (они перестали тотчасъ же), а въ томъ, чтобы ответили мнѣ на два вопроса. Когда [я] объяснялъ, какъ я понимаю мои отношенія къ обществу, многіе изъявили одобреніе. — Когда я говорилъ о перемежевкѣ, В[асилій] объяснилъ, что та самая[233] отходящая земля, 25 десятинъ, приступитъ къ крестьянскому полю. Я ничего не понялъ и выразилъ ему это, но одинъ изъ мужиковъ понялъ, что то была рѣчь о землѣ барской въ крестьянскомъ клинѣ, которая поступитъ въ число ¼ д[есятины] на душу. — Предоставивъ рѣшить дѣло между собой, я ушелъ домой. Часа черезъ 1½ пришли Василій и Осипъ и объявилъ Василій, что насчетъ общества согласны, чтобъ я положилъ сумму на всѣхъ и сказалъ, какую еще землю даю, чтобы они знали, сколько мнѣ платить могутъ. Общинное начало не удивило ихъ, они еще развили его. Насчетъ размежевки земли же они изъявляли свое несогласіе, предполагая, что вся крестьянская земля будетъ передѣляться между ними и между мной; причемъ Осипъ прибавилъ, что ежели я у нихъ за С.[234] верхомъ землю отмежую, то они безъ хлѣба останутся. Они видимо предполагали во мнѣ умыселъ обобрать ихъ. Когда я объяснилъ, что перемежевки не будетъ, исключая наивозможнаго сосредоточенія въ одно всей моей земли, они согласились. При этомъ я показалъ это, какъ я понимаю, на планѣ. Осипъ старался не столько понимать, что я говорилъ, сколько уколоть Василія его незнаніемъ плана. О цѣнѣ же я сказалъ, что прежде назначенія ея хочу опредѣлить всѣ условія, и что тогда пусть сами скажутъ, что могутъ дать. Я купецъ, они покупатели. Это понравилось Осипу. Еще я сказалъ имъ передать міру, чтобы опредѣлили справочныя цѣны работъ, весьма неудачно объяснивъ необходимость не набавлять цѣны, тѣмъ, что я не буду брать ихъ по высокимъ цѣнамъ зарабатывать оброкъ, и приказалъ старостѣ поговорить съ владѣльцами всѣхъ долженствующихъ перемежеваться земель о ихъ требованіяхъ.
Они ушли, но я не вытерпѣлъ и въ темнотѣ подошелъ къ забору, отъ котораго могъ слышать ихъ рѣчи. Объясненіе перемежевки понравилось, говорили всѣ вмѣстѣ. Свѣже навозныя земли были однимъ затрудненіемъ; кто-то одинъ сказалъ, что коли у кого отойдетъ навозная земля, то міромъ навозить ее, и всѣ согласились. Владѣльцами перемежевывающихся земель оказались всѣ и всѣ согласились. Насчетъ справочныхъ цѣнъ почти единогласно чрезвычайно умѣренно назначили цѣны: пахоту 1 р. сер., косьбу крюкомъ 50 к. с. и т. д. Доводомъ къ тому, чтобы не набавляли лишняго, было то, что коли дорого назначить — будутъ работать чужіе, и своимъ придется брать дешевле. Какъ они меня поправили!
Я подошелъ къ нимъ; сняли шапки и замолкли. Говорилъ только староста, Осипъ и Резунъ, бездомовникъ, умный плотникъ, говорунъ, лѣтъ 60, но на видъ 40, худощавый, остроносый, съ бородой. Я требовалъ, что[бы] надѣли шапки, говоря, что съ шапками голосъ пропалъ. Дружелюбно смѣялись: цѣль сходки нравилась. Резунъ предложилъ взять земли на мальчиковъ. Осипъ нетерпѣливо подернулъ плечомъ и отвернулся. Я сказалъ, что земли даю только тѣ, которыя находятся въ владѣніи. Поняли, что Резунъ билъ на нечистое дѣло. —
Я предложилъ вопросъ о томъ, сколько хотятъ сѣнокоса въ одномъ мѣстѣ, чтобы ни мнѣ, ни миру обидно не было. Резунъ сказалъ, что половину дать имъ. Я отвѣтилъ, что онъ судитъ скоро, чтобъ подумалъ: цѣна оброка будетъ зависѣть отъ того, сколько у нихъ будетъ земли. Замолчали и звуки одобренія. Я простился и пошелъ, они тоже пошли, громко разговаривая. Завтра дадутъ отвѣтъ о сѣнокосѣ. —
29 Мая. Въ 9 часовъ мнѣ сказали, что собралась сходка. Я пошелъ къ нимъ и предложилъ вопросъ о сѣнокосѣ. Вообще замѣтно было уныніе, непохожее на вчерашнее расположеніе духа. О сѣнокосѣ мнѣ сказали, что у нихъ сѣна слишкомъ мало и желали бы имѣть больше, именно Арковск[ій] верхъ и т. д. Я пошелъ съ Осипомъ смотрѣть на планѣ. Онъ многозначительно поводилъ пальцомъ и растолковалъ мнѣ. Мы рѣшили опредѣлить такъ, что я отдаю всѣ покосы, исключая нѣкоторыхъ. Я вышелъ снова къ нимъ изъ конторы и предложилъ вопросъ[235] такъ: хотите взять по вольному контракту или нѣтъ, и какую назначите цѣну? Осипъ сказалъ: рублей 20, — какъ будто не понимая, въ чемъ дѣло — предложилъ то есть ⅓ настоящей цѣны. Я снова ушелъ въ контору, посовѣтовавъ имъ совѣщаться. Я съ глаза на глазъ объявилъ Василію цѣну, за которую я хочу отпустить. Онъ нашелъ цѣну небольшою. Сообщилъ ему мысль пріобщить дворовыхъ къ общинѣ. Онъ понялъ такъ, что крестьяне будутъ нанимать у дворовыхъ. — Сообщилъ тоже Осипу о дворовыхъ, ему понравилось. Осипъ сказалъ вдругъ, что о сѣнокосѣ несогласны, не зная цѣны. Вышелъ къ нимъ, объяснилъ о дворовыхъ всѣмъ, обращаясь преимущественно къ Резуну. Онъ вдругъ сказалъ, что вообще отвѣчать общиной несогласны. Мы разошлись совсѣмъ. Они сказали, что съ барщиной много довольны и жить хорошо, ежели бы я прибавилъ сѣнокоса и земли. Снова я спросилъ, какъ могутъ быть несогласны, не зная цѣны. Просили открыть цѣну. Я сказалъ. Молчаніе. Резунъ сказалъ: нельзя. Какой то дерзкій голосъ, съ желаніемъ уколоть меня, какъ мнѣ показалось:[236] оброкомъ насъ всѣхъ раззорите. — Много голосовъ, все изъ бѣдныхъ и бездомовныхъ: за что общество будетъ отвѣчать за неимущихъ и полтора оброка платить? Я доказывалъ, что заработаютъ барщиной, одной поденной работой въ 1½ раза больше. Умолкли. Я предложилъ совѣтоваться и ушелъ. Вызвалъ старосту, прося его убѣдить ихъ. Онъ обѣщалъ, какъ дѣло весьма для него легкое. Снова я пошелъ къ нимъ. Уже толковали о томъ, сколько платить старикамъ безъ земли. Просили прибавить земли на мальчиковъ и убавить цѣны, я назначилъ каждый день сходки и отвѣтъ въ Троицынъ день черезъ 5 дней. —
3 Іюня. Троицынъ [день]. Сходки не было, потому что я не приказалъ старостѣ, а только сказалъ мужикамъ на сходкѣ. Василій однако утромъ сказалъ мнѣ, что мужики рѣшительно несогласны, что Осипъ сказалъ, что и 10 р. не заплатить, а Резунъ одинъ согласенъ. Вечеромъ на Груман[тѣ] встрѣтилъ Кирилу, Анисимова брата, въ лѣсу и заговорилъ съ нимъ; онъ сказалъ, что нынѣшній годъ тяжелъ падежемъ лошадей, и поэтому оброкъ невозможенъ. Потомъ подъѣхалъ къ Осипу: онъ съ сдержанной улыбкой умнаго человѣка, который проникъ, что его хотятъ надуть и не поддается, сказалъ, что придется платить по 150 рублей за нищихъ, что оброкъ великъ и что староста угнетатель.
Встрѣтилъ Резуна, тотъ сказалъ, что онъ не понимаетъ упорства другихъ, что онъ согласенъ и что надо поговорить еще. Потомъ подъѣхалъ къ Данилѣ (богатый семейный мужикъ, изъ ямщиковъ, худой, блѣдной, неподобострастный, но добродушный и очень умный). Онъ подошелъ ко мнѣ, когда я заговорилъ объ оброкѣ, съ лицомъ выражающимъ стыдъ за меня, что я притворяюсь и лгу. Онъ отдѣлался общими мѣстами, говоря, что и за мной жить хорошо, что при папенькѣ моемъ за ними оброкъ тоже не стоялъ. Часовъ въ 10 я пошелъ ходить съ Васильемъ и разсказалъ ему весь свой планъ. Василій понялъ, не удивился и сказалъ, что онъ какъ предъ Богомъ, такъ и передо мной, объяснитъ, что[237] они имѣютъ въ разумѣ, что я хочу сдѣлку сдѣлать, теперь обязательство взять, такъ какъ знаю, что въ коронацію всѣмъ будетъ свобода, и главное отъ этаго не соглашаются. Они и не знали, что я намѣренъ пересадить на оброкъ съ осѣни. Но трудно будетъ разувѣрить въ томъ, что я ихъ обманываю. Завтра открою имъ свою мысль и допущу оброкъ хотя нѣсколькихъ, ежели не захотятъ обществомъ.
