— Я рад, — сказал он, — видеть здесь старого знакомого и приветствовать в вашем лице начальника отдела IIIf. У вас будут полностью развязаны руки. В данный момент я только знаю, что обнаружен большой объем секретных материалов, обработка которых — ваша первостепенная задача. Поначалу я могу дать вам только одного сотрудника, капитана Лейерера. А остальной персонал будет предоставлен в ваше распоряжение в ближайшие дни, поскольку сюда следует несколько абверкоммандо. Ознакомьтесь с положением дел и затем дайте мне свои предложения, как и какими силами вы желаете приняться за работу. Ну а сейчас вам конечно же лучше всего расположиться в своих двух комнатах и отдохнуть. Вечером, наверное, за ужином, вы сможете рассказать мне о действиях вашего отряда, а завтра с утра познакомите капитана Лейерера со всеми сотрудниками отдела.
Прежде всего я позаботился о том, чтобы моего шофера устроили на постой, и затем уже велел отвезти себя в мой приют, находившийся на четвертом этаже отеля «Лютеция». Из моей комнаты было видно пол-Парижа, в особенности Латинский квартал. Я впился взглядом в лежавшую передо мной панораму, словно оказался здесь мимолетно, проездом, и лихорадочно пытался запечатлеть в своей памяти прелестную картину города. Если бы тогда кто-нибудь попытался мне предсказать, что я проживу в этой квартире более четырех лет и Париж станет тем уголком на земле, к которому накрепко при вяжется мое сердце и где я буду чувствовать себя дома, я счел бы того сумасшедшим или шутником.
Итак, на следующий день утром я отправился в наше бюро в отеле «Лютеция» и впервые побеседовал со своим помощником, капитаном Лейерером — человеком среднего роста, стройным, темноволосым, бывшим офицером полиции. В абвере капитан служил уже два года. Хотя он пришел с оперативной работы, но она ему была не особенно по душе; с большим удовольствием он разрабатывал в бюро хитроумные процессы. Многие годы подряд Лейерер являлся одним из моих неприметно эффективных сотрудников.
Затем я попросил капитана Лейерера познакомить меня с работавшими в отеле сотрудниками службы. Группы и сектора были заняты столь плотно, как когда-то службы абвера до войны у нас дома. Правда, группу II психологической войны и борьбы с диверсиями и деморализацией войск на вражеских территориях представлял всего лишь один начальник. Напротив, в группе I были заполнены все сектора. Начальник ее майор Вааг, племянник адмирала Канариса. В своей работе по разведке в странах противника он использовал богатый опыт, накопленный еще в мирные годы.
Группа III со своими разнообразными секторами для тщательной контрразведки и защиты от агрессивного шпионажа и диверсий, как и в большинстве служб абвера, была укомплектована персоналом лучше всего. Начальник группы — капитан 2-го ранга Лангендорф — тоже опытный офицер абвера. Однако вследствие одного-единственного, не взвешенного замечания в своем докладе, на котором присутствовал адмирал Канарис, несколькими месяцами спустя он навлек на себя неудовольствие шефа.
В целом на этот момент служба абвера в Париже насчитывала примерно 25 офицеров, 20 штабных сотрудниц, а также от 20 до 30 унтер-офицеров и рядового состава — радистов, шоферов и прочего вспомогательного персонала. Большинство сотрудников жили в отеле «Лютеция», и там же располагались их рабочие помещения. Обедали также в гостинице. Это заставило меня задуматься, в особенности когда я установил, что обслуживающий персонал кухни (кстати сказать, отменной) полностью состоял из французов, а в ресторане и баре в любое время были доступны шампанское и вина лучших сортов по смехотворным ценам.
То, что в памятные дни разгара лета после победного завершения кампании праздновали и перепробовали множество замечательных вин из прямо-таки неисчерпаемых запасов Франции. было вполне понятно. Вполне объяснялись и весьма нежные отношения, установившиеся между некоторыми сотрудниками службы мужского и женского пола. Несмотря на это, в отеле никогда не случалось непривлекательных сцен или безобразных выходок. Если когда-либо кто-то набирался сверх меры, то товарищи вежливо, но твердо отводили его в свою комнату. Французский персонал гостиницы также с первого до последнего дня оккупации по отношению к немецким служащим бюро оставался ровно вежливым, но слегка сдержанным, хотя это не всегда было даже заметно. Эти французы и француженки, будь то кельнеры, повара или горничные, серьезно относились к своим профессиональным обязанностям и желали продемонстрировать немецким постояльцам, насколько хорошо работают во французских гостиницах и как в них уютно и чисто. Впрочем, они, конечно, были заинтересованы и в сохранении своих рабочих мест.
То, что этот микроклимат поддерживался годами, что немцы и французы за долгую войну без трений работали и уживались друг с другом под одной крышей, в первую очередь говорило о заслуге полковника Рудольфа, который своими манерами и сознательно холодным дистанцированием как от собственных подчиненных, так и французского персонала заботился о том, чтобы никто не выходил за рамки.
22 июня в сопровождении Лейерера я предпринял длительную поездку по Парижу, чтобы ознакомиться с покинутыми административными зданиями французских министерств военных и иностранных дел и составить себе представление об объемах конфискованных секретных материалов, которые находились под охраной. Улицы Парижа, столь оживленные в обычные времена, были почти пустыми. То, что время от времени по ним медленно проезжали машины с немецкими солдатами, осматривавшими достопримечательности чудесного города, лишь усиливало впечатление его опустошенности. Большинство парижан эвакуировались, поскольку французское правительство первоначально собиралось оборонять свою столицу. Но когда французский фронт между Ла-Маншем и линией Мажино оказался прорванным, 13 июня Париж провозгласили открытым городом.
И в зданиях, где еще несколько недель назад работали французские высшие чиновники, не было ни души. Административные помещения почти все без исключения стояли с растворенными настежь дверьми. Папки и служебные документы грудами валялись в шкафах и на письменных столах. Только часть зданий охранялась, поскольку существовала опасность, что беспризорная документация может быть украдена или сожжена.
Уже через несколько часов мне стало ясно, что необходимо срочно вызывать несколько отрядов абвера, для обеспечения надлежащей сохранности и классификации находящегося во множестве мест материала, до сих пор даже приблизительно не оцененного.
Когда я вернулся в отель «Лютеция», меня ждало еще одно донесение: группа абвера под Орлеаном обнаружила железнодорожный состав, полностью загруженный секретными архивами французского военного министерства. По всей видимости, состав направлялся через Орлеан в Южную Францию, но не смог переправиться через Луару, так как немецкие летчики разбомбили мост через реку.
Я нередко в полном одиночестве охотно бродил по Парижу и обстоятельно осматривал памятники архитектуры. Собором Парижской Богоматери, церковью Святой Мадлены, Домом инвалидов, церковью Сакре Кёр и другими сооружениями и монументами я любовался, лишь проезжая мимо них. Только у Триумфальной арки я вышел, чтобы посетить Могилу Неизвестного Солдата и осмотреть это внушительное сооружение, на которой высечены даты славных битв из французской истории.
В этот день мне было не суждено предаться спокойным размышлениям и размеренной работе. Я намеревался заняться планом по дальнейшим действиям отдела IIIf парижской службы абвера, но тут поступило известие, что французы приняли условия, переданные им 21 июня, и подписали в Компьене перемирие. Вследствие этого вся служебная деятельность приостановилась. В большом зале ресторана отеля сотрудники абвера также собирались вокруг отдельных столиков. За веселыми разговорами оказалась опустошена не одна бутылка шампанского.
С кем бы я в этот вечер ни говорил, все сердечно радовались окончанию кампании. Товарищам, похоже, представлялось само собой разумеющимся скорое заключение мирного договора с Францией и Великобританией. Это настроение царило целую неделю. То обстоятельство, что генерал Де Голль из Великобритании призвал французов к продолжению войны с Германией, было немецкой общественности малоизвестно или не принималось ею во внимание. Маршал Петен в связи с призывом Де Голля 23 июня 1940 года официально объявил, что генерал смещен со всех постов.
Правда, всего несколько недель спустя надежды на скорый мир развеялись, по меньшей мере в офицерских кругах, которые узнали об изданных 16 июля и соответственно 1 августа директивах Гитлера № 16 и 17. Первая касалась по высадке в Великобритании так называемой операции «Морской лев», вторая — ведения воздушной и морской войны против страны. Но круг людей, достаточно информированных, чтобы более-менее верно оценивать общее положение после усиления воздушной войны против Великобритании, оставался узким. Кроме того, тому, кто к нему принадлежал, приходилось помалкивать, поскольку он подвергался опасности быть заклейменным как пораженец и понести наказание.
