Эмигранты последних 20 лет очень типичны: большинство их них живут в состоянии хронической разочарованности. В США и в Германии состав водки такой же, как в СССР, — разве что качество хуже. Жить на пособие легко, прямо как в «годы застоя». Но какое жалкое впечатление производят 90 % эмигрантов! Какие перлы комплекса неполноценности являет эта среда — наименее благополучная среда мира «лет застоя»!
Все они, по своим рассказам, — гении, великаны ума, не состоявшиеся по вине партбюрократов, антисемитов, ЦК КПСС и КГБ.
Точно так же и все великие почвенники, радетели за русский народ, все никак не могут опубликовать свои гениальные творения, потому что евреи скупают тиражи их книг, а госдеп США насылает на их огороды гусениц и уводит их жен.
Разумеется, есть много эмигрантов совершенно другого направления — специалисты, занятые наукой, предприниматели, люди творческих профессий. Но они редко бывают в «русских клубах». Причина та же, по которой они в «годы застоя» мало трепались на кухнях: слишком заняты.
Не они завывали на площадях в годы «перестройки», не они жаждали «рынка и демократии». Не они винят всех на свете в убожестве несостоявшейся судьбы. Да и судьба у них вовсе не убогая. Но этот контингент малоактивен в жанре интернетного общения, публицистических заламываний рук и околополитических акций… Вот неудачники — они-то народ шумный, им попросту нечем больше заняться.
Почему мы так думали?
Из сегодняшнего дня хорошо видно, что мы совершенно неправильно оценивали «застой».
Это было время спокойно, эпически разворачивающихся судеб. Жили мы не богато, но зажиточно и спокойно. Прокормиться было нетрудно, жить — безопасно.
Это было время стремительного развития. Индивидуальное время судьбы текло неторопливо, почти эпически. В Европе такая спокойная жизнь кончилась сразу после Первой мировой. Историческое же время закручивалось пружиной, все ускорялось, вздыбливалось бешеным конем. В Европе как раз интенсивное течение истории после Первой и особенно Второй мировой сошло на нет.
Мы совершенно не ценили того, что имели: этой спокойной сытой жизни, возможности не пластаться за кусок хлеба. Возможности жить в полноценной истории (как европейцы XIX века… похоже, потому мы и неплохо понимали европейскую литературу того времени). И вместе с тем никуда не мчаться… читать, думать, выходить под мерцающий дождь, вкусно переживая свои реальные или надуманные страдания.
Тем более мы совершенно не ценили гуманизма своей эпохи. Это много позже пришло примерно такое ощущение: я отсиделся. Просто потому, что родился в 1955-м… а, скажем, не в 1905 или в 1925 году. Не я жил в эпоху Гражданской войны, о которой живые свидетели просто боялись вспоминать. Не я поднимался в атаки Второй мировой. Не мне принимать пули и осколки, не мне корчиться в застенках, не мне видеть огромные глаза своих голодающих детей. Я отсиделся в уюте теплого блиндажа, с полной флягой и миской теплого варева. Надо мной выло и грохотало, блиндаж содрогался… но я был в безопасности. Ветры истории просвистели надо мной и моим поколением.
Мы совершенно не ценили личных качеств членов ЦК и лично ее генерального секретаря товарища Л.И. Брежнева. Никто не мешал завести новую сталинщину Брежневу и другим старцам, пришедшим из недоброй сталинской эпохи. Никто не мешал им продолжать идиотскую конфронтацию и после Карибского кризиса. Если бы не их государственная мудрость и не их труд, мир давно бы захлебнулся в крови новой громадной войны. И наше поколение без следа утонуло бы в этих кровавых потоках.
В сущности, нам подарили безопасность и покой, причем подарили те самые люди, которых мы презирали, о которых травили анекдоты.
В школьных сочинениях на тему «Что бы я сказал, встретив Ленина» полагалось писать, как бы мы благодарили это извергнутое Преисподней существо за наше счастливое детство. Нам даже объясняли, как именно писать, нам подсказывали слова.
И никому не приходило в голову, что своим счастливым детством, своей мирной юностью, своей благополучной молодостью мы обязаны не мумии из Мавзолея, а глупому старику, что-то косноязычно болтавшему по телевизору час за часом.
Мы «в упор не видели», не ценили всего хорошего, что было. Плохое знали и охотно обсуждали. А вот хорошее… Знали ли мы, сколько жилья строится по стране? Конечно, знали, невозможно было не замечать этих строек. Но мы не ценили этого, не замечали. Мы фыркали:
— А сколько должно строиться?!
Кому было должно? Нам? Мы-то были уверены, что мироздание нам должно… Просто за то, что мы такие чудесные.
Мы в упор не видели динамизма времени, в котором жили. Не ценили того, что являемся младшими современниками великих стариков и возможности самим много что сделать в этой жизни.
Почему?!
Я вижу только два нелицеприятных объяснения.
Во-первых, советские люди слишком многое получали даром. Та самая инфантильность. Конечно, было глубоко неправильно лишать людей самостоятельных судеб. Если ЦК КПСС в чем-то виновно перед своим народом — то больше всего именно в этом. Но ЦК составляли люди того самого… старшего поколения, которое много чего пережило. Они тоже не хотели, чтобы мы переживали то, что довелось им: от той самой войны, тюрьмы, сумы.
Правительство вело себя так, словно мы — малые дети, которым вредно видеть трагическую правду, опасность или просто неустройство. С совершенно излишней заботой оно «оберегало» нас от знания мира, в котором мы живем. Мы его и не знали… как дети. Нас оберегали от груза принятия решений. Мы и не принимали решения.
За нас думали, за нас устраивали жизнь… мы только жили как бы в тени уже устроенного до нас и без нас.
Мы были избалованные дети. Мы привыкли, что о нас заботятся. И, как это свойственно подросткам, мы «точно знали», как должны себя вести и что должны делать начальники — единственные «взрослые» советского мира, принимавшие важные решения.
Во-вторых, мы не ценили того, что имеем. Зажрались. Как все зажравшиеся, мы все время ждали большего и большего.
Вот именно, мы ждали все время большего и большего. Нам все время было мало, и не только материальных ценностей. Мало переживаний, мало песен, мало уважения, мало признания, мало красивых слов в наш адрес.
Давно известно, что революции совершаются не забитыми и голодными, а сытыми и свободными. Революции всегда происходят после эпохи быстрого роста, при любом замедлении. Это эпохи, когда ожидания велики, а не сбылись. И люди ищут виноватого, бросаются на того, кто «не дал» сбыться расчетам и надеждам.
Не случайно Первая мировая война породила революции почти во всех странах Европы: люди ведь ждали вечного мира и процветания, беспрерывного роста потребления и безопасности, прогресса и сытого оцепенения… А жизнь оказалась совсем другой, и люди бросились в утопию.[139]
Так и в конце «годов застоя». Нам обещали то, что вообще невозможно, а мы — наивные дети! — мы поверили. А когда оказалось, что роста и прогресса больше не будет, мы обвинили в этом старых сказочников из ЦК КПСС. И что? Мы стали реалистами? Ничуть не бывало. Мы тут же кинулись в другую утопию, с другими сказочниками и другим бредом.
Чем сказки про коммунизм к 1980-му лучше или хуже сказок про либеральную демократию? Которой в Европе нет с Первой мировой, а в США нет с Великой депрессии? Ничем. Но большинству засунули в уши и в мозги эти сказки, меньшинству — сказки про Святую Русь, а кто-то дожевывал сказочки Ленина и Маркса.
Неудачники руководили, раздувая недовольство и мятеж. А избалованные дети если не участвовали в этой гадости, то и не протестовали. Мы молчаливо соглашались с бредом, который плели «диссиденты», а позже — «демократы» и воры всех мастей, часто на зарубежные деньги. С нашего согласия и при нашем участии у нас отняли ту самую спокойную, сытую жизнь, которая нас породила.
Так нам и надо, идиотам.
Но что же такое «годы застоя»? Где их историческое место? Стремясь понять это, я попытался найти другие «застойные» времена в российской истории. И нашел.
Глава 10
ДРУГИЕ «ЗАСТОЙНЫЕ» ЭПОХИ
В ЦК слушают доклад Горбачева:
— Товарищи! Мы движемся к демократии!
Все встают и аплодируют.
— Товарищи! Цена на мясо повысилась до 10 рублей за килограмм!
Аплодисменты становятся жиже.
— Товарищи! Цена на масло повысилась до 15 рублей!
Аплодисменты смолкают… Недоуменное молчание….
В комнату всовывает голову Брежнев:
— Я тут подумал… Кажется, мне лучше вернуться…
Анекдот 1988 года
Свои «застои» есть в истории всех стран и народов. Я буду говорить только о «русских застоях», потому что это и ближе, и понятнее. А главные закономерности хорошо прослеживаются и здесь.
