золотыми и прозрачными прожилками, словно паутинкой расчертившими каменный лик. Статуя, у подножия которой разрыта могила. Все существо Повилики сжималось от ужаса и жаждало сбежать. Но девушка не могла противостоять ведущей ее силе. Она шла вперед. Надежда, которую дарили непроходимо густые заросли сирени, надежда, что она не пройдет, не сможет преодолеть плотную и колкую преграду, ветки не пропустят ее, надежда таяла с каждым шагом. Кусты раздвигались, ветки обламывались, цветы осыпались, преграда исчезала, она шла по могилам, наступая на рыхлые холмики и чувствуя тепло, которого не было. Не могло быть. Эти могилы пусты. Она узнавала изваяния и портреты. Хозяек могил там нет. Не может быть. Впереди уже виднелась статуя. Еще несколько шагов, и Повилика остановилась перед ней, словно перед зеркалом. Она стояла неподвижно, но точно знала, если поднимет руку – та тоже поведет рукой, обернётся – статуя зашевелится. Пришло время меняться местами. Под ней разверзалась земля. Черная пустая могила.
– Нет, не пришло, – шептала Повилика и открывала глаза.
Она просыпалась не в горячке и не в холодном поту. В оцепенении. В неподвижности. Будто легла в ту могилу, что распахивала ей объятия во сне. В узкую и тесную, не дающую пошевелиться. Она ощущала холод сырой земли, которого ничего нет холоднее, потому что проникает прямиком в сердце, леденит душу. Она чувствовала запах мха и плесени, что ползли по камню.
Она всегда просыпалась в могиле. С чувством отчаяния и смирения. Повилика никогда из нее не выберется. Это плата за то, кто она есть. Она не сопротивлялась. Принимала. Была благодарна.
Повилика поднималась с белых, пахнущих жасмином простыней, и начинала вторую часть своего дня.
Ольга выглядела по-настоящему озабоченной. Бледная и осунувшаяся, под глазами пролегли тени. Волосы в небрежном пучке, без макияжа, в туфлях на шпильке и в слишком открытом не по времени суток платье. Что еще больше подчеркивало ее озабоченность и усталость.
Повилика и сама не часто заморачивалась с внешним видом. Но волосы чистые и расчесанные, а широкие брюки хорошо смотрятся в любой ситуации. Ну, а умению держать хорошее лицо при любой игре она научилась в совершенстве. Учителя ей достались, что надо.
– Вика пропала. В клуб не выходит неделю почти. Никто не видел ее… – Ольга пила вторую чашку эспрессо. Сэндвич с индейкой лежал нетронутый. Повилика осторожно рисовала ложкой на пенке капучино. Вообще она не любила молочную пенку. И выбирала американо со сливками. Чтобы молоко налили сверху из крошечного молочника, и напиток получился гладкий, однородный.
Всегда ворчала, какая глупость взбивать молоко и выкладывать на нормальный кофе этот безвкусный неприятный слой пузырьков, который и придумали-то затем, чтобы не дать образоваться молочной пенке, как в кастрюльке при кипячении молока. Противной, неэстетичной пленке. Когда, по-хорошему, нужно выдержать правильную температуру напитка и пленки не будет и пузырьки не понадобятся. Но эта кофейня составляла исключение. Здесь варили какой-то особенный кофе. Здесь Повилике нравилось все – бленд, консистенция, аромат и, что немыслимо, пенка. Сначала она съедала ее ложкой, только потом принималась за напиток.
Они сидели у распахнутого настежь огромного окна, в зале вместо кондиционеров работали потолочные вентиляторы, создавая вихри воздуха. От этого трепетали волосы, платья и салфетки на столах. Ветерок приятно целовал в щеки, а цветы благоухали.
– Да брось. Пара дней. Это не повод волноваться, – отмахнулась Повилика. – Может, укатила с каким-нибудь красавчиком проветриться, отдохнуть.
С Ольгой они дружили давно, часто обедали вместе, однажды даже программу ставили в паре. А вот с Викой дружба не сложилась, хотя они работали в одном клубе. Но то, что Повилика видела в юной девушке, Ольга подтверждала своими рассказами. Вика – натура страстная, легкомысленная, быстро увлекалась, еще быстрее остывала. К жизни относилась просто, сложности пропускала мимо себя. Мужчины ей нравились. Искренне и самозабвенно. Причем всякие и совершенно неожиданные. А еще больше она упивалась собой. Собой разной. Той, которой она становилась с каждым мужчиной. То она встречалась с серьёзным политиком, никаких лишних эмоций и чувств, изображала из себя леди и курила сигарету с длинным мундштуком. Затем соблазнялась обширными мускулами фитнес-инструктора. Носила исключительно спортивную одежду и ела пп-еду. Потом падала в объятия безбашенного байкера, переодевалась в косуху и тяжелые ботинки, начинала распознавать качество бензина по запаху. Мужчинами Вика восхищалась, поклонялась им, шла, словно на поводке, в любые дали с совершенно влюбленным и безумным видом. Впрочем, возвращалась так же легко и быстро. Сильной, новой и обновленной, будто и не произошло ничего. Перешагнула и шла дальше за новым мужчиной.
Наверняка Ольга знала о приключениях подруги больше.
– Объявится со дня на день, – Повилика улыбнулась как можно мягче.
– Нет, что-то случилось, – Ольга отвела взгляд в сторону, закусила губу. – Последнее время у нее был постоянный мужчина. Вика влюбилась по-настоящему. Это серьезные и долгие отношения.
Повилика перестала есть пенку с капучино ложкой.
– И сколько это? Долгие и серьезные отношения для Вики?
– Зря смеешься, – обиделась Ольга. – Три месяца – это очень долго для Вики. И она реально влюбилась, – девушка сделала долгую многозначительную паузу, в упор, выразительно посмотрела на Повилику своими грустными, чуть раскосыми глазами, – Полюбила.
Повилика замерла.
Этого слова они боялись больше, чем сухой лес костра. Для них это означало неминуемую смерть. Больше, чем смерть. Пустоту. Темноту. Вечность. Неприкаянность.
– Ее как подменили. Своя жизнь замерла, остановилась. Везде только он! Все вокруг него. Похудела, глазищи на пол лица стали, руки тряслись… – у Ольги у самой тряслись руки и губы тоже. – Танцевать перестала. В клубе и на репетициях только для него танцевала.
– Да, я в «Стоке» заменяла ее дважды, а до этого она болела… – задумчиво произнесла Повилика.
Девушки молчала. В общем, каждая из них могла оказаться в такой ситуации. Они все прыгали по камушкам, притулившимся в стремительном потоке ледяной реки. Поскользнёшься или оступишься – накроет с головой, и уже не выберешься, захлебнёшься, утонешь.
Любовь – самая большая ловушка для них. И в то же время самое сладкое, самое желанное чувство. Испытать, почувствовать, вспыхнуть, но не сгореть – хождение по лезвию, индивидуальный наркотик для каждой.
– Виринея знала? – и тут же ответила сама. – Конечно, знала. Она всегда знает. Думаешь, Вика разоблачена?
– Я не знаю. Я подумать боюсь. Я всегда гнала от себя мысли об этом. – Ольга бегала взглядом из стороны в сторону и мысли тоже скакали с одного на другое. – Считала, если не думаешь, то этого как бы и нет. Я не могу поверить, что Вика заплатила… Цена непомерна…
– А кто этот мужчина? Ты
