— Вы нашли ее? Нашли планету Рай?
— Нам осталось пересечь один меридиан.
Он почувствовал, как внутри у него что-то лопнуло, взлетели прохладные фонтаны рассеивающегося света, и это было невыносимо. Сантьяго обманул его и нашел Рай. В это невозможно было поверить.
Он медленно откинулся назад, сделал еще глоток и мечтательно посмотрел на Сантьяго. Его уверенность росла. Они будут гулять по улицам Рая. И этот гордый человек все увидит сам. Засветилось сигнальное устройство. Глаза Сантьяго округлились.
— Вспомни предыдущий сигнал. Но все-таки не может быть, чтобы они засекли, что мы сошли с курса. Как бы там ни было, я не собираюсь поворачивать назад.
— Сантьяго, — улыбнулся Тимор, — я не говорил этого еще ни одному человеку…
Но черные звезды не приблизились.
— Может быть. Интересно. Ты много чего наговорил. Но если твой Рай окажется миром Кроттов… — Ноздри Сантьяго раздулись. — Привнести что-либо из мира Кроттов в человеческий…
— Ты увидишь. Ты сам увидишь!
Приборы указывали на приближение меридиана, и вдруг в голове у Тимора прояснилось.
— Но они же мертвы! — воскликнул он. — Я не хочу этого видеть. Не надо туда лететь!
Сантьяго не обращал на него внимания, продолжая следовать намеченным курсом. Тимор вскочил, схватил его за руки, но резкий удар бросил его на место.
— Что тебя так беспокоит? Почему ты уверен, что они все мертвы?
Тимор открыл рот и снова закрыл его. Почему он так уверен? Казалось, его мозг освобождается от панциря. Кто сказал ему об этом? Он был еще совсем маленьким. А может быть, все это ошибка?
— При каком условии они примут нас дружески? — Взгляд Сантьяго не отрывался от приборов.
— Дружески? — Тимор сам испугался вспыхнувшей в нем радости, неудержимой и опасной. Живые. Возможно ли это? — Ах, да.
— Может быть, после той болезни они не захотят иметь с нами дела? — настаивал Сантьяго. Он приступил к контрольной проверке.
— Подожди, я только удостоверюсь, функционирует ли наш АМБАКС.
Тимор почти не слушал его, он двигался, как. зомби на строевой подготовке. Наконец Сантьяго затолкал его под душ.
— Помойся. Вдруг ты встретишься с друзьями.
Ему казалось, что он летит со скоростью, не меньшей, чем скорость корабля, подхватываемый волнами то радости, то страха. Тимор сосредоточился на том, как они с Сантьяго вступают в пустые города. Нет музыки, только остроконечные шпили, да… и его несчастный любовник увидит все, что осталось от того мира.
Они тормозили. С одного борта светилась зловещая звезда, исчезла и вновь появилась.
— Вон та, третья.
Они почувствовали действие гравитации. Тимор заметил большое скопление звезд на экране.
— Это Рай.
Они совершали посадку на планету Рай.
— А где же города?
— Под облаками.
— Здесь девять десятых всей поверхности занимает океан. Я не вижу ни дорог, ни полей.
— Верно. Они им не нужны. Открытые пространства предназначены — были предназначены — для занятий спортом или для танцев на воде.
— Вон там просвет. Спускаемся к морю.
После включения тормозной системы загудело сигнальное устройство. Сантьяго заткнул его. Они попали в сплошное облачное месиво, которое постепенно рассеялось. Потом, притянутые нитями гравитации, они совершили посадку в мире, наполненном тусклым рубиновым светом.
Перед ними расстилалась гладкая молочно-белая поверхность — море. Плоский берег, кое-где покрытый низкими зарослями папоротника. И длинная стена с бойницами. Стена потрясла Тимора. Этого не могло быть, но это было.
Сантьяго нахмурился, недовольный таким началом.
— Что это они выдумали? Это что, средство от заразы?
Тимор почти не слушал его.
Запоры люка поворачивались, и это вращение словно ввинчивало его в прекрасное, тускло-гранатовое свечение атмосферы планеты.
— Вот здесь ты не соврал, новичок.
Люк открылся, и они вступили в рай. Живительная влага хлынула в легкие Тимора.
— Ну и духота. Ты уверен, что здесь можно дышать?
— Пойдем. В город.
— А где же твои шпили?
Тихое мелкое море мягко плескало в берег. Тимор терпеливо потянул Сантьяго за руку, почувствовал, как тот споткнулся.
— Пойдем.
— Где же город?
— Идем. — При тусклом свете они продрались сквозь заросли фруктовых деревьев. Море, глубиной едва во щиколотку, плескалось у них за свиной.
— И это называется городом?
Тимор смотрел на приземистые стены с бойницами, освещенные лишь сумерками. Они показались ему ниже, чем были когда-то. Но ведь и он был ребенком.
— Его покинули, и он превратился в прах.
— А это что за пакость?
Серые отвратительные существа появились из-за стен и приближались к ним.
— Это… это, должно быть, слуги, — ответил Тимор. — Рабочие. Видимо, они не умерли.
— Они что, помогают этим Кроттам быть похожими на людей?
— Нет-нет.
— А это? Ведь это ничто иное, как грязные хибары.
— Нет, — упрямо повторил Тимор. Он двинулся вперед, таща своего друга за собой. — Смотри, они разрушились от времени.
— За семь-то лет?
В ушах Тимора зазвучала негромкая музыка. Трое существ приблизились к ним ближе остальных. Они были такого же сизо-серого цвета, как и одежда Тимора. Только на локтях и коленях кожа была не шелковистая, а огрубевшая. Они раздвинули ноги. Между ними, под отвисшими животами болтались гигантские гениталии, оставлявшие в мягкой почве тройные борозды. У третьего посреди туловища проходил ряд огромных сосков. Их черно-голубые овальные лица издавали мягкие протяжные звуки.
Он встретился взглядом с их покрытыми золотистой коростой, печальными, как у жаб, глазами. Все вокруг дрогнуло, стало прозрачным, Музыка…
Внезапно на него обрушились жуткие, негармоничные крики. Тимор завертелся. Иноземец радом с ним смеялся, обнажив зловещие хищные зубы.
— Что же, Кротти, мой приятель! Итак, это Рай! — вопил Сантьяго. — Это даже не Кротти. Это еще более низшие существа! Поговори со своими дружками, Кротт, — выдохнул он, — ответь им!
Но Тимор не понимал его. Что-то ускользало от него, что-то очень важное. Что-то уходило из его сознания, и это почти растворило, погубило его.
— Совершенно необходимо, чтобы этого ребенка привели в норму, — произнес он незнакомым голосом. — Это сын Скаута Тимора.
Но эти слова ничего не означали для него. Так как раньше он слышал свое имя лишь в музыке. Свое настоящее имя, имя его. детства, имя, принадлежащее тем мягким серым рукам и телам в том, первом его мире. Телам, которые научили его любить, все время в грязи, в нежной прохладной грязи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
