Двухэтажное строение стояло на ровном желто-коричневом лугу. Увядшая сорная трава и слабенький кустарник хлестали по серым замшелым каменным стенам. Сразу за домом был крутой обрыв — скалы спускались к морским волнам, серебрившимся под ветром.
Сэм, который ехал впереди по узкой заросшей дорожке, указывая путь, оглянулся. Лоб его морщился, волосы трепал ветер.
— Эго не может быть ваш дом, миледи.
У нее сердце так и упало. Бекки покачала головой:
— Да нет, это он. Это должен быть он.
От обиды и усталости навернулись слезы. Неужели мистер Дженнингс ей лгал? Она-то поверила, что Сивуд похож на прекрасную первозданную жемчужину в океане. Она думала, что дом действительно в отличном состоянии и в нем есть все необходимые удобства…
Стараясь сморгнуть слезу, Бекки последовала за Сэмом. Они пересекли поляну и приблизились к входным дверям. Бекки старалась не замечать, что окно со стороны моря заколочено досками, и не слышать, как ставень то и дело стучит о стену дома.
Сэм остановил лошадь и спешился возле входной арки. Затем повернулся к Бекки, вопросительно поднял брови, наблюдая, как она вслед за ним вынимает ногу из стремени и спрыгивает с лошади.
Передавая Сэму вожжи, она улыбнулась и решительно произнесла:
— Что ж, давай посмотрим, рома ли мистер и миссис Дженнингс.
Не дожидаясь ответа, Бекки прошла мимо Сэма к обшарпанной входной двери, и в походке ее было куда больше уверенности, чем она в себе ощущала. Она энергично постучала. Ответа не было. Обождав немного, она распрямила плечи, спину и попыталась еще раз.
За дверью царила тишина. Тогда она взялась за дверную ручку и попробовала открыть дверь. Заперто.
Только без паники. Без паники.
Поплотнее закутавшись в плащ, Бекки повернулась к Сэму, явно ожидая, что, как и всякий раз за последние несколько дней, он подаст идею.
— Вы уверены, миледи, что это тот самый дом?
Она не могла говорить, и потому только кивнула. Однако на всякий случай вышла на поляну, чтобы оглядеться вокруг. Волны, бьющие в береговые скалы, шумели где-то далеко внизу, но грохот прибоя перебивался свистом ветра и стуком открытого ставня. Сорняки росли густо, и хотя осенние холода уже слегка их поморозили, видно было, что за землей давно никто не ухаживал.
— Не понимаю, — сказала Бекки больше себе самой, чем Сэму. — Совсем не похоже на то, о чем писал мне мистер Дженнингс.
Она взглянула в сторону, противоположную обрыву, туда, откуда они приехали. Взгляд ее остановился на струйке дыма, вьющейся над верхушками деревьев во рву.
— Смотри, Сэм! Вон там!
Подняв полы дорожного плаща, она поспешила по некошеной траве вниз, к мокрой заросшей тропинке, спускавшейся с откоса, Каблуки так и вязли в земле.
Маленький коттеджик, гораздо меньше Сивуда, стоял за ручьем в окружении толстых деревьев. От ветров и непогоды его со всех сторон укрывали холмы. В единственном окошке горел свет, а из каминной трубы шел белоснежный дым — уютное зрелище.
Бекки постучала в крепкую деревянную дверь. Сердце у нее забилось. Пожилой, сухопарый, но приятный на вид мужчина появился на пороге. Его кустистые белые брови удивленно поднялись.
Бекки ничего не ответила на его приветствие. Вместо этого она указала в сторону берега и старого дома на скале:
— Вот этот дом там — это Сивуд?
— Да, мэм, да… Это действительно он.
— Кто там, Уилфред? — спросил надтреснутый старушечий голос из глубины домика.
Старик оглянулся на голос, хозяйка которого была скрыта за простенком, после чего снова повернулся к Бекки и Сэму, стоявшему рядом.
— Я разыскиваю мистера Дженнингса. Вы, случайно, не знаете, где он может быть?
Мужчина помолчал.
— Вполне возможно, мэм. Я и есть мистер Дженнингс.
Злость и смущение в равной мере захлестнули Бекки.
— Но вы писали… Однако простите, — сухо сказала она. — Я леди Ребекка Фиск, хозяйка Сивуда.
Брови у мистера Дженнингса поднялись на невероятную высоту, после чего сдвинулись в одну линию.
— Леди Ребекка? Но вы… То есть… — Он выглядел очень смущенным и поклонился с явной растерянностью: — Простите меня, миледи. Мы вас не ожидали.
— Я знаю, что не ожидали. Но я приехала.
Бледные губы старика слегка приоткрылись, он посмотрел на Бекки, явно не зная, что сказать.
— Я намерена остаться в Сивуде, — пояснила она.
— Э-Э… — Голос его дрогнул.
За спиной мистера Дженнингса появилась женщина. Корона белых волос цветом очень походила на волосы ее мужа, но сама дама была круглая, как яблочко, тогда как мистер Дженнингс — высок и худощав. Эта парочка напомнила Бекки стареньких Джека Спрата и его жену[1].
— Я тебя спрашиваю, кто… — Миссис Дженнингс осеклась, увидев Бекки и Сэма.
Бекки в знак приветствия качнула головой:
— Я леди Ребекка Фиск. А вы миссис Дженнингс?
Старушка пошевелила губами, но не смогла выговорить ни слова.
Бекки нетерпеливо вздохнула. Она знала, конечно, что ее приезда не ожидали, но даже если так, то подобный прием в ее собственных владениях был слишком странен.
— Ну так, — сказала она. — Я вижу, дом нуждается в некотором ремонте. Окно на фасаде разбито… — Старики смотрели на нее круглыми от непроходящего изумления глазами. Сэм стоял рядом молча. — Но я бы хотела осмотреть дом изнутри, с вашего позволения. Надеюсь, ключ у вас есть?
— Мы не ждали вас, миледи, — наконец выдохнула миссис Дженнингс, как будто потеряла способность говорить в полный голос.
— Это я уже знаю, — нетерпеливо остановила ее Бекки. — Итак, ключ?
Старушка вышла из ступора и сделала реверанс:
— Сейчас, мэм. — Она быстро повернулась и заторопилась прочь.
Бекки переключилась на мистера Дженнингса. От волнения ломая руки, он сказал:
— Но вы же в самом деле не собираетесь жить в Сивуде, миледи? — Видимо, этот вопрос очень сильно его волновал.
— Как раз собираюсь, — возразила Бекки. Неужели ему до сих пор неясно?
Старик склонил голову:
— Простите, но мы не ждали вашего приезда.
— Я уже поняла это.
Бекки собрала остатки своего терпения. С каждой минутой становилось все темнее и холоднее, и она хотела только одного — принять ванну, хотя уже понимала, что это несбыточное желание. Ну, тогда хотя бы погреться у огня. А Дженнингсы продолжали держать ее на пороге, так что ветер уже окончательно выстудил мокрую одежду и проник до самых костей. Она строго приподняла бровь:
— Или что? Вы хотите сказать, дом для меня совершенно непригоден?
— Ну… — Старик снова замялся.
