Знаешь, если бы вместе с нами ужаснулась Западная и Центральная Украина, и они обвинили бы сами себя за перебор — мне правда, кажется, что всё можно было замять.
Но об этом случае промолчали все медийные личности! Где этот… Вакурчук, певец из “Океана Эльзи”, который беседовал о единстве с донецкими студентами? Куда он делся сразу? А Михолок из группы “Ляпис Трубецкой”, интересно, сильно гордился своими “воинами света” и в этот раз?
Все сделали вид, что этого не было: это же не “небесная сотня”!
В Донецке тогда началась своя волна. У людей был пример Крыма, и чего греха таить — многие надеялись на тот же вариант. А кто не надеялся — просто понял, с кем он жил в одной стране эти двадцать с лишним лет.
Когда бои в Славянске пошли полным ходом — был очень важный момент: абсолютное большинство местных поддержали восставших.
Я понял, что моё время настало, когда уже не мог спать по ночам. И все аргументы закончились — “это братоубийственная война!”, “мы лишь марионетки!”, “убить человека — страшный грех!”, все… Всё это так — но моих земляков убивали люди, которые, судя по всему, эти аргументы даже не рассматривали, им же всё понятно. У них же никаких сомнений: “Слава Украине, смерть ворогам!”
С середины мая до конца июня я был в подразделении, которое базировалось в Донецке. Командиром был Мансур. Бегал по родному Донецку с автоматом с двумя рожками и в спортивном костюме — не было ни формы, ни б/к. Хотя обучали там неплохо.
Потом перебрался в Иловайск. Там были пацаны, которые вышли из Славянска — с дисциплиной у них поначалу обстояли дела не очень… Но потом там главным стал Гиви, и всё сразу наладилось.
Нас в роте было не больше ста человек. Ну и мы были те, кто, собственно, этот город держал.
Позже мы уже стали батальоном “Сомали”, в котором я и был до последнего времени.
У меня четыре ранения, ты знаешь. Первое было в Иловайске, я тогда впервые работал из РПГ. Дурак был — слов нет. Мне тогда кто-то сказал, что обычная осколочная морковка на РПГ — это страшный прожигающий снаряд. Ну, я и поверил. Мы мост держали. И когда на нас пошел БТР — я и выстрелил. Но он, естественно, только на секунду остановился — и опять пошёл. Потом я взял в руки термобар и отправился на ту же позицию, пацаны меня, как они потом рассказывали, даже перекрестили: думали, что это самоубийство. А я, если честно, от выплеска адреналина даже не понимал, что нельзя два раза стрелять с одной и той же позиции, но там трасса была — другую позицию и не найти. В общем, лупанул славно, на два часа их атаку задержал. Сразу после своего выстрела услышал звук их ПКВТ. Пацана, который меня, так сказать, прикрывал, серьёзно ранило в задницу, а я себя щупаю — вроде всё только по касательной: они разрывными работали, на свои дырки в одежде потом смотрел и удивлялся — многое прошло просто в миллиметрах от тела. Короче, ничего серьёзного впопыхах на себе не заметил.
В первый день серьёзных боев — жарко было, за день, наверное, выстрелов двадцать я из шайтан-трубы сделал. Контузило слегка после работы танков. В те дни впервые на моих руках ополченец погиб, он местный был, двое детей у него осталось. Но потом один из осколков в груди у меня загнил — я с ним три дня бегал, — и мне его в Харцызске доставали.
Достали — я сразу обратно. Уже второй штурм готовился. Мы держали блокпост “Церковь”. Под конец дня нас уже на этом перекрёстке глушили со всех четырёх сторон. Десять человек “трёхсотых” у нас было, раненых вывозили с боем. Очень хорошо проявил себя командир взвода Кисель. Будь на то время я старшим — возможно бы, и струхнул.
Конечно, помню момент, как Шустрый из мотороловских шёл к нам на блокпост с флагом Новороссии. Наверное, это — один из самых счастливых моментов в моей жизни.
Представляешь? Это ты не деньги выиграл, не с красивой девчонкой переспал и даже не взял очень важный турнир по боксу. Это что-то большее: наши пришли.
Ну и когда мотороловские продолжили зачистку и стали окружать укров, на наш блокпост опять пошла их штурмовая группа. Я, как всегда, с РПГ чистил зелёнку. И мне прилетело из АГС в спину…
Насчёт раненых — это вообще отдельная история.
Тому же Киселю в Иловайске чуть ли не наживую нос зашивали. А Жук выпивал и ножом сам себе осколки доставал…
После был донецкий аэропорт и при штурме нового терминала мне или пулёмет, или что-то снайперское в плечо сработало, мяса оттяпали чуть ли не с кулак. И, сука, угодили прямо в моё травмированное плечо.
Но аэропорт — это вообще мясорубка. И все их рассказы про киборгов умиляют. У них потерь было уж точно не меньше, чем у нас. Но им нужно было как-то реабилитироваться… Вот мы и получаем сведения о том, что в аэропорту то всю “Альфу” захерачат, то полсостава “Вымпела” убьют…
От пулевого я быстро очухался — за две недели: спасибо хирургу из ОЦКБ.
Вернулся опять на позиции, чуть больше недельки повоевал и, как говорится, “и снова здравствуйте”.
Мы стояли на пожарке в аэропорту. По нам танк сработал… Когда вытаскивали осколок из ноги — задели нерв. Он долго восстанавливается, теперь особо не побегаешь.
Многие из близких друзей теперь инвалиды.
…С той стороной — я мириться не буду. А всех “мирил” провожу на могилку к пацанам. Да, я обозлился. Моего сослуживца, после долгих побоев, застрелили и бросили в кусты. А второго — наряжали в женское платье и подвешивали на петле, не раз. У нас такого обращения с пленными не было. Ну, побили раз плотно, а потом максимум — заставляли прыгать и орать их сокровенное: кто не скачет, тот…
Да и бабушку, которая к нам выскочила из одного дома, причитая, что укры к ней в дом попали — а на ней халат дымился, — мне не забыть. И мужика помню, пришедшего пьяным с годовалым ребенком на наш блокпост: у него жену разорвало на куски после первого полёта “сушек” над Иловайском. И девчонок изнасилованных. И детей, убитых в Донецке на футбольном поле. А они, суки наглые, всё поют себе любимую песню про распятых мальчиков…
Многое я понял ещё во время первого штурма Иловайска, когда люди, которые находятся рядом с тобой, на глазах превращаются в былинных персонажей. Не все, конечно, — но самых смелых хватает для нужного сопротивления и чтоб ободрить других.
В какого бы мудака и мизантропа жизнь меня ни превратила, в чулане памяти останутся моменты настоящего героизма на войне.
В том же Иловайске девчонки — поварихи и медички — всего с тремя мужиками-бойцами держали оборону бригадного дома, и на крики укров “Сучки, сдавайтесь!” отвечали: “Донбасс не сдаётся!” — и кидали в них гранаты через окно.
И как мы стояли на блокпосту, когда нас глушили со всех сторон. У нас уже почти не было б/к, и не было связи; и командир принял решение держаться до того момента, пока не останется по рожку патронов — и лишь в этом случае отходить. И мы тогда, благодаря его стойкости, всё сделали правильно.
А Гиви, не спавший неделями и посыпавший укров из всего тяжёлого?
Да всё, что творилось тогда рядом с нами и на других направлениях, показало мне, что, со всеми нашими ужасными ошибками, мы умеем воевать.
Поэтому даже если представить самый нереальный вариант — при котором у ополченцев не осталось бы ничего, кроме стрелкового оружия, — я всё равно не поверю в захват и поражение Донбасса. Просто всё будет ещё ужасней и кровавей — с ужасными городскими боями.
В полный военный захват, думаю, и сами укры не верят. Единственный их шанс — купить верха, чтоб всё было по-старому, только мы при этом будем одевать георгиевские ленточки на 9 Мая и говорить на русском свободно.
Но… будем верить в лучшее».
Фамилия этого ополченца: Есеналиев. Мне почему-то кажется неслучайным, что в корне его казахской фамилии спрятан «Есенин». Недаром он там спрятался.
* * *
Центральная российская пресса публикует статью о том, как на саммите «большой двадцатки» в Австралии пытались издеваться над Путиным: в аэропорту встретили какие-то клерки, гостиницу дали четырёхзвёздочную, на одной из совместных фотографий поставили с краю и тому подобная ерунда.
Впрочем, совершенно очевидно наслаждение автора, когда он начинает рассказывать, как, в противовес Путину, встречали Обаму, как все вокруг него суетились, как американский спецназ высаживал (или засаживал?) его из вертолёта и так далее.
Под статьей 25 тысяч лайков — видимо, весь Марш мира сбежался на радостях. Ликование. Маленькое народное ликование.
Мой в прошлом близкий товарищ, любящий всяческую объективность, сетует в своих записях, что ему тоже обидно за президента — всё-таки это и его президент.
Но виноватые быстро находятся — это, конечно же, патриоты, радовавшиеся аннексии Крыма и всем последующим делам. Это из-за них всё, понял мой товарищ. Сразу же было ясно, что дело закончится санкциями и унижением, пишет мой товарищ. Думать надо было, уверяет он. И всячески обзывает этих самых патриотов.