Форма входа
Читем онлайн Флибустьеры - Хосе Рисаль
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Этот упрек переполнил чашу. Гнев, отчаяние вскипели в душе Хулии. Она зажмурила глаза, чтобы не видеть пропасти, в которую должна броситься, и решительно устремилась в монастырь. Только глубокий, протяжный вздох вырвался из ее груди. Сестра Бали засеменила следом, бормоча советы…
Вечером по городу разнесся слух, который передавали друг другу шепотом, опасливо озираясь.
Говорили, что в этот день из окна монастыря выбросилась девушка и разбилась насмерть. Почти одновременно из ворот монастыря выскочила старуха и, истошно крича, бросилась бежать по улицам. Благоразумные горожане не называли имен, мамаши щипали дочек за всякое, по их мнению, неосторожное слово. И еще говорили, что несколько часов спустя, когда уже стемнело, в город пришел какой-то старик, видимо, из деревни, и начал стучать в монастырские ворота, запертые на замок и охраняемые служками. Старик барабанил кулаками по воротам, бился о них головой, выкрикивая что-то невнятное, как немой, пока его не отогнали пинками и подзатыльниками. Тогда он пошел к дому префекта, но ему сказали, что префекта нет дома, он в монастыре; старик отправился к мировому судье того тоже не было дома, и его вызвали в монастырь; пошел к лейтенант-майору, и этот оказался в монастыре; в казарму — лейтенант гражданской гвардии тоже в монастыре. Старик вернулся в свою деревню; он плакал в голос, как дитя, и жалобные его вопли раздавались в ночной тьме по всей деревне. Мужчины стискивали зубы, женщины складывали руки для молитвы, испуганные собаки и те, поджав хвост, прятались по дворам!
— Ах, господи, господи! — вздыхала одна бедная изможденная женщина. — Пред тобой все равны, и богач, и бедняк, и белый, и черный… Да будет твой суд справедлив!
— О да, конечно! — отвечал ей муж. — Только существует ли этот господь, о котором нам твердят в проповедях? Не обман ли все это? По-моему, так они первые в него не верят!
Говорили, что в восемь часов вечера множество монахов из соседних селений съехались в монастырь на совет. На следующий день Танданг Село, захватив с собой охотничье копье, навсегда покинул деревню.
XXXI
Важный сановник
L’Espagne et sa vertu,
L’Espagne et sa grandeur,
Tout s’enva!
Victor Hugo[178]Манильские газеты были заполнены сообщениями о нашумевшем в Европе убийстве, славословиями столичным проповедникам, статьями о неслыханном успехе французской оперетты, и, естественно, для заметок о бесчинствах, которые творила в провинциях банда тулисанов под предводительством свирепого, кровожадного главаря по имени Матанглавин[179], просто не оставалось места. Лишь когда тулисаны нападали на монастырь или грабили какого-нибудь испанца, появлялись пространные статьи с ужасающими подробностями, с требованиями объявить осадное положение, принять крутые меры и т. д. Разумеется, газеты обошли молчанием и происшествие в Тиани. В частных кругах, правда, ходили кое-какие толки, но очень неопределенные и сбивчивые, даже имени девушки никто не знал. О происшествии скоро забыли, решив, что это была какая-то семейная ссора, вероятно, месть оскорбленных родственников. Достоверным было одно: отец Каморра оставил свой приход — то ли его перевели в другой, то ли отправили отбывать наказание в один из манильских монастырей.
— Бедный отец Каморра! — с напускным великодушием восклицал Бен-Саиб. Такой весельчак, такое доброе сердце!
Что до арестованных студентов, они действительно были освобождены стараниями влиятельных родственников, не поскупившихся на подарки и другие жертвы. Первым, как и следовало ожидать, выпустили на волю Макараига, последним — Исагани, ибо отец Флорентино приехал в Манилу лишь через неделю после появления прокламаций. Этими благородными деяниями генерал-губернатор заслужил эпитеты «добросердечный и милостивый», кои Бен-Саиб поспешил прибавить к длинному списку прилагательных, уже украшавших имя его превосходительства.
Только бедняк Басилио не получил свободы, ему вменили в вину еще и хранение запретных книг. Мы не знаем, что тут подразумевалось, — «Судебная медицина и токсикология» д-ра Маты или же брошюрки о филиппинских делах, возможно, и то и другое. Как бы там ни было, Басилио обвинили в распространении запрещенной литературы, и меч правосудия всей своей тяжестью обрушился на бедного юношу.
Передавали, что его превосходительству кто-то сказал:
— Одного покарать необходимо, дабы не пострадал престиж властей и нас не упрекнули, что мы подняли много шума из ничего. Прежде всего авторитет. Один должен остаться в тюрьме!
— Да из них всего один и остался. Он студент и, по словам отца Ирене, был слугой капитана Тьяго… О нем никто не хлопочет…
— Слуга и студент? — переспросил генерал-губернатор. — Отлично, пускай посидит!
— Осмелюсь заметить, ваше превосходительство, — вмешался важный сановник, случайно оказавшийся поблизости, — я слышал, что этот юноша студент медицины и профессора хорошо о нем отзываются… Если его задержать в тюрьме, он потеряет год, ведь семестр уже на исходе…
Замечание важного сановника нимало не помогло Басилио, напротив, даже повредило ему. Отношения между сановником и губернатором давно уже были натянутыми, даже враждебными, чему способствовали сплетни и наговоры. Криво усмехнувшись, его превосходительство сказал:
— Вот как? Тем больше оснований не выпускать его; лишний год практики отнюдь не повредит, а только принесет пользу и ему и всем тем, кто попадет к нему в руки. Больше практики — врач опытней. Конечно, он должен остаться в тюрьме! А эти флибустьеришки, эти любители реформ еще смеют говорить, будто мы не заботимся о стране! — усмехнувшись, заключил генерал.
Поняв свой промах, важный сановник все же не оставил мысли помочь Басилио.
— Насколько мне помнится, за этим юношей нет никакой вины, — заметил он.
— Этот медик слишком увлекался книжками, — вставил секретарь.
— Да, я слышал, у него нашли медицинские труды, брошюры, изданные в Испании… Но в них даже страницы не разрезаны… Какое тут преступление? К тому же он не был на пирушке в панситерии и вообще ни во что не вмешивался… Повторяю, за ним нет вины…
— Тем лучше! — воскликнул его превосходительство. — Значит, наказание будет вдвойне действенным и благотворным, нагонит больше страху В том-то и секрет правления, сударь мой! Нередко приходится жертвовать благом одного человека ради блага многих… Но я делаю больше: я не жертвую благом одного человека, а, делая ему добро, делаю добро всем, спасаю поколебленный авторитет властей, укрепляю и поддерживаю престиж. Так я исправляю промахи и здешних и наезжающих чиновников.
Важный сановник с трудом сдержал себя и, пропустив намек мимо ушей, испробовал другой путь.
— Но, ваше превосходительство, неужели вы не боитесь… ответственности?
— Чего мне бояться? — резко перебил генерал. — Разве не в моих руках вся полнота власти? Разве я не имею права делать все, что захочу, ради сохранения порядка на этих островах? Чего мне бояться? Не станет же какой-то слуга жаловаться в суд и требовать меня к ответу! Вздор! Даже будь он богач, ему надо прежде всего обратиться в министерство, а министр…
Он махнул рукой и засмеялся:
— Министр, который меня назначал, уже давным-давно не министр и почтет за честь поклониться мне, когда я вернусь! Что до нынешнего министра, о нем я лучше умолчу… во всяком случае, и он скоро слетит… А его преемнику будет столько хлопот с новой должностью, что такими пустяками он заниматься не станет. Я, сударь мой, отчитываюсь только перед своей совестью, поступаю так, как мне велит совесть, а совесть моя спокойна, и на то, что скажет сеньор А. или сеньор Б., мне наплевать. Моя совесть спокойна, слышите, спокойна!
— О да, мой генерал, но страна…
— Те, те, те! Страна! А какое мне дело до страны? Разве перед ней брал я на себя обязательства? От нее получил свою должность? Разве она меня избрала?
Наступило краткое молчание. Важный сановник опустил голову. Затем, словно решившись, поднял ее, взглянул на генерала в упор и, бледнея и дрожа от сдерживаемого негодования, произнес:
— Это не довод, мой генерал, не довод! Да, вас назначал не филиппинский народ, а Испания, но именно поэтому вам надлежит относиться к филиппинцам с уважением, дабы они ни в чем не могли упрекнуть Испанию! Именно поэтому, мой генерал! Прибыв сюда, вы дали обещание блюсти справедливость, печься о благе народа…
— А разве я этого не делаю? — все больше раздражаясь, спросил губернатор. — Разве я не сказал вам, что забочусь о благе одного так же, как о благе всех? Вы что, поучать меня вздумали? Если вам непонятны мои действия, я ли в том виноват? Быть может, я заставляю вас разделить мою ответственность?
— О нет! — гордо выпрямляясь, возразил сановник. — Ваше превосходительство не заставляете, вы не можете заставить меня разделить вашу ответственность! А мою ответственность я понимаю иначе, нежели вы свою, и, помня о ней, хочу сказать вам то, о чем так долго молчал. О, не надо морщиться, ваше превосходительство! Если я приехал сюда в этом чине, а не в другом, это еще не означает, что я должен согласиться на роль бесправного, бессловесного раба. Я не хочу, чтобы Испания утратила эти богатейшие владения, эти восемь миллионов покорных, терпеливых подданных, которые живут, не зная, что их ожидает завтра! Но я не хочу также марать руки в этой грязной, бесчеловечной эксплуатации, не хочу, чтобы когда-нибудь сказали об Испании, будто она, после отмены работорговли, продолжила ее в еще больших размерах, прикрывая темные дела своим стягом и мишурой либеральных установлений. О нет! Величие Испании не в том, чтобы угнетать другие народы; Испания сама себе довлеет; ее величие было не меньшим и тогда, когда она владела лишь своей собственной территорией, отвоеванной у арабов! Я, как и вы, испанец, но прежде всего я — человек, и для меня превыше всего, превыше самой Испании, стоит ее честь, стоят высокие принципы нравственности, нерушимые, вечные принципы справедливости! Такой образ мыслей вас удивляет? Еще бы! Ведь вам не понять величия, заключенного в слове «испанец», нет, не понять! По-вашему, испанец может стать пиратом, убийцей, лицемером, подлецом, всем, чем угодно, только бы сохранить свое богатство; а по-моему, испанец может отказаться от всего — от владений, от могущества, от денег, только бы сохранить честь! Ах, сударь мой, все мы возмущаемся, читая о том, что сила попирает право, и мы же рукоплещем, когда видим воочию, как сила, прибегая к хитроумным уловкам, извращает право, заставляет его служить ей и оправдывать ее… Именно потому, что я люблю Испанию, я говорю с вами так и не страшусь ваших нахмуренных бровей. Я не хочу, чтобы грядущие века назвали Испанию мачехою и вампиром малых народов. О, это была бы чудовищная насмешка над благородными замыслами наших древних государей! Как исполняем мы их священные заветы? Они обещали этим островам защиту и справедливость, а мы играем жизнью и свободой здешних обитателей; они обещали принести сюда цивилизацию, а мы ей всячески препятствуем из страха, как бы филиппинцы не захотели более достойного существования; они обещали дать свет, а мы слепим народу глаза, чтобы он не видел нашей вакханалии; обещали наставить в добродетели, а мы поощряем пороки; вот почему вместо мира, достатка и справедливости здесь царит страх, торговля хиреет, неверие ширится в народе. Поставим себя на место филиппинцев и спросим, что делали бы мы в их положении! А-а, в вашем молчании я читаю ответ: «Мы бы восстали». Да, если положение не улучшится, они, придет время, восстанут, и, ручаюсь, справедливость будет на их стороне, а также сочувствие всех честных людей, всех истинных патриотов! Когда у народа отнимают свет, кров, свободу, справедливость — блага, без которых жизнь невозможна и которые суть неотъемлемое достояние человека, — народ имеет право поступить с теми, кто его тиранит, как мы поступаем с разбойниками. Здесь нет исключений — ограбил проезжего, получай по заслугам! И всякий человек, который не примет сторону жертвы, становится соучастником и покрывает себя позором. Да, я — человек штатский, и годы охладили жар моей крови, но я отдал бы ее всю до последней капли, если бы понадобилось защитить Испанию от чужеземных захватчиков или от притязаний ее мятежных провинций. И точно так же, клянусь вам, я стал бы на сторону угнетенных филиппинцев, ибо предпочитаю погибнуть, защищая попранные права человека, нежели способствовать победе эгоистических стремлений какой-либо страны, даже если страна эта называется Испанией!..
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Флибустьеры - Хосе Рисаль бесплатно.
Похожие на Флибустьеры - Хосе Рисаль книги
- Бататовая каша - Рюноскэ Акутагава - Классическая проза
- Жизнь Вивекананды - Ромен Роллан - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Прочая религиозная литература
- Фрейя Семи Островов - Джозеф Конрад - Классическая проза
- Анатомия рассеянной души. Древо познания - Хосе Ортега-и-Гассет - Классическая проза
- Собрание сочинений в двадцати шести томах. т.18. Рим - Эмиль Золя - Классическая проза
- Избранное - Вильям Хайнесен - Классическая проза
- Мертвые души. Поэма - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза
- Беседа с богом странствий - Рюноскэ Акутагава - Классическая проза
- Волхв - Джон Фаулз - Классическая проза
- Волхв - Джон Фаулз - Классическая проза