Почти неуловимый жест — и азиат с девушкой ушли.
— Спасибо, исполнитель, — сказал юноша. — Скажите, что нам грозит?
Я молчал. Мы никогда не отвечаем на такие вопросы.
— У нас самая обычная колония, — будто себя уговаривая, сказал сын мэра. — К Земле лояльны, общих законов придерживаемся… в целом.
Я ничего не сказал.
— А с теми аборигенами… было не ясно, что они разумны, — продолжал юноша. — Да это и сейчас еще не до конца доказано! И виртуальный притон мы закрыли… как только директива с Земли пришла…
Что я мог ему сказать? Что эта колония — и впрямь не худшая из сотни мелких человеческих поселений. Что у них хотя бы не процветают изуверские культы, не практикуется рабство, к местным формам жизни относятся достаточно гуманно. Что я еще не вынес приговор, да и вряд ли он окажется суровым?
Нам запрещено отвечать на такие вопросы. Первое правило, которое я усвоил, с пяти лет обучаясь на экзекьютора: никаких дискуссий с подследственными. Ребенком я проверял школы, в возрасте этого паренька — контролировал мелкие фирмы. И никогда, никогда не отвечал на вопросы.
— Ты уже вынес приговор, исполнитель? — спросил юноша.
Я повернулся и двинулся обратно.
— Что случается, если исполнитель гибнет? — Вопрос ударил в спину будто выстрел.
— Следующий экзекьютор учитывает этот факт. — Я обернулся. — Но нас не так-то легко убить.
Эмоциональный индикатор пульсировал багровым.
Неужели на этой планете и впрямь творится что-то серьезное?
— Какое ты имеешь право судить? — выкрикнул юноша. — Двадцать лет колония была изолирована от Земли! Потом — тридцать лет без единого корабля! Вы наконец-то соизволили наладить транспорт — и первым делом прислали палача! Спасибо! Наконец-то прибыл палач, прибыл царь и бог, который вправе судить!
Вот тут я счел себя вправе ответить:
— У меня нет этого права. Пока — нет. Но будет.
Мимо изрядно нервничающего негра, мимо второго, более спокойного агента я вышел из переулка. Что ж, разговор состоялся. Он обязан был состояться — в той или иной форме. Со мной мог встретиться сам мэр или местные криминальные заправилы… или представитель тех и других вроде этого честолюбивого паренька.
Мысленно я отметил: «Явная тенденция к наследованию власти». Это не большое преступление. Но все-таки.
С летающим транспортом на планете было плохо. «Левиафан» должен сгрузить полсотни легких флаеров, но пока весь планетный авиапарк состоял из старых, еще на колониальном баркасе привезенных шлюпок. Десяток машин находились в общественном пользовании, две или три — в личном. Еще пять служили в качестве такси.
Я не стал реквизировать общественный транспорт, а пошел и нанял последнюю тачку — четыре уже были арендованы японцами. Пилот прилагался — рослая молодая женщина с чуть грубоватыми манерами.
— Жанна, — протягивая руку, сказала она. — Вас за пульт не пущу, и не просите.
— Даже не подумаю, — пообещал я, пожимая крепкую ладонь. Управлять старой техникой нас учили, но куда спокойнее довериться местному пилоту.
Женщина чего-то ждала. Наверное, хотела, чтобы я представился.
— Полетели? — сказал я. — Времени очень мало.
— Странный вы, — пожимая плечами, ответила Жанна. — Я землян другими представляла.
— А много землян вы видели? — не удержался я.
— Телевидение уже тридцать лет работает. Земляне, они… — Жанна заколебалась.
— Веселые? Открытые? Симпатичные? Кампанейские?
Женщина кивнула.
— Земляне разные, — сказал я.
Милая девушка из борделя ничего бы не поняла. А Жанне хватило нескольких секунд.
— Так вы передачи для колоний фильтруете? — воскликнула она. — Точно?
— Конечно. Гиперсвязь — дорогое удовольствие, зачем транслировать в колонию всякую ерунду?
Жанна захохотала и открыла дверцу кабины:
— Со мной сядете? Или в пассажирский салон?
— С вами, — устраиваясь в кресле второго пилота, сказал я. — Неудобно гонять такую махину ради одного пассажира?
— Вы же заплатили, — коротко ответила Жанна. — Других машин пока нет… Правда, что на «Левиафане» сотня флаеров?
— Полсотни.
— Все равно хорошо, — кивнула женщина. — Как хочется водить хорошую машину, а не этот утюг… А вы меня насмешили, да! Значит, земляне врут колонистам?
— Случается. Родители тоже не рассказывают детям о всех своих проблемах.
— Если так рассудить — то все верно, — согласилась Жанна. Опустила руки на пульт: торжественно, будто пианист на клавиатуру. Спросила: — Мы вам кажемся смешными? Дикими?
— Вовсе нет, — ответил я, не кривя душой. — У вас вполне процветающая колония. Вы даже способны торговать с метрополией. Хороший прирост населения, неплохая нравственность…
Завыла турбина, шлюпка медленно поднялась над землей.
— Значит, наказывать нас не будете, господин экзекьютор? — с усмешкой спросила Жанна.
— Один-ноль в вашу пользу, — признал я. — Но как вы меня опознали?
— На миллионера вы не похожи, а шлюпку арендовали без споров. Да и маршрут странный… три поселения аборигенов, старый рудник, новый рудник… Летим к первому стойбищу?
Машина резко взмыла в небо.
— Может быть, я этнограф? — спросил я.
— Еще скажите — ботаник! — фыркнула Жанна. — Прегрешения наши ищете, верно?
— А они есть?
— Наркотой кое-кто балуется, говорят, что виртуалка есть подпольная, мэр зажрался, скотина, сынок его трапперов данью обкладывает, — принялась перечислять Жанна. — Обычное дерьмо.
— В том-то и дело, что обычное.
— А против Земли мы не бунтуем, — усмехнулась Жанна. — Аборигенов… в цепи не заковываем.
Очки высветили оранжевый огонек.
— Что все-таки неладно с аборигенами? — спросил я.
Жанна замолчала. Голубовато-зеленое небо планеты раскинулось над нами, зеленый ковер джунглей стлался внизу.
— Я знаю, что лет тридцать назад произошло вооруженное столкновение, — мягко сказал я. — Битва у реки, так?
— Битва, — фыркнула Жанна. — Две очереди из пулеметов… матушка там была, рассказывала.
— Но вы не из-за этого волнуетесь, — сказал я.
— Что еще вам очечки подсказывают?
— Вам двадцать девять лет, разведены, маленькая дочь, две собаки, живете с мамой, вас уважают, но считают излишне резкой… и прямой в высказываниях.
— Это у нас семейное, — мрачно сказала Жанна. — Ладно, спасибо, что не все досье пересказали. Не хочу знать, что про меня власти думают.
— Так что с аборигенами? — повторил я.
Жанна не отвечала. Шлюпка начала снижаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
