оперативника – всех знала, всё подмечала. Наверное, она могла путаться в деталях или менять свои предпочтения, но основу для розыска кого-либо создавала железную. Я мельком подумал, что надо было позвать с собой того опера из больницы, но потом отбросил эту мысль – такого самоуправства мне бы точно не простили. Да и вообще всё выглядело так, что само это дело и в самом деле перекочует к нам – нельзя же на весь мир орать, что у нас диссиденты друг друга пытаются убить из-за неудачной вербовки сотрудника КГБ? Пусть даже Ирина и не была диссидентом, но она была моим информатором – что тоже накладывало определенные обязательства.
***
Подниматься мне не пришлось, я даже до двери дойти не успел – она открылась, и на улицу вышел Макс. Он хотел мне что-то сказать, но, видимо, заметил женщину, поэтому промолчал и сначала подошел вплотную.
– Пойдем в машину, прохладно тут уже, – нарочито беззаботным тоном сказал он и продолжил лишь после того, как мы устроились внутри «Москвича», под негромко тарахтящий двигатель: – Твоего Морозова нет дома. Ушел с утра, своим сказал – на работу. Вчера и позавчера было то же самое, уходил с утра, возвращался вечером. По словам жены – вёл себя, как обычно. Жалко её, молодая, а выглядит замученной вконец.
– У них ребенок малой, её мать парализованная лежит, а муж в игры играет с государством, – пояснил я. – Но живут на его зарплату, пенсия у матери слёзы, так что она терпит.
– Да уж...
– Вот именно – да уж. В общем так. Думаю, сегодня он тоже сделает вид, что был на работе. Сейчас, – я глянул на часы, – пять с копейками, его смена уже закончилась, и обычно он в это время выходит из своего КБ. Ехать ему около часа. Значит, сидим до шести... шести десяти для надежности, и если Морозов не появляется, ты подвозишь меня до метро, а сам отправляешь к Ольге. Как тебе план?
– Надежный, блин, как швейцарский нож, – с досадой ответил Макс.
Я его понимал – мне тоже не улыбалось провести тут следующий час ради неизвестно чего. Но и упускать Морозова я считал неправильным. Правда, при этом я не очень понимал, что с ним делать дальше – только что расспросить о том, что меня интересует, да порекомендовать покончить с переживаниями и вернуться на работу. В конце концов, он делал важное для страны дело. Но это в том случае, если Морозов сдуру не признается, что именно он ударил Ирину палкой. А если признается...
В этом случае всё было чуть посложнее – его придется вести в то отделение милиции, на территории которого произошло нападение, отдавать местным операм, чтобы те понадежнее изолировали бы Морозова от общества, а самому двигаться в Контору, чтобы через Денисова пробивать передачу дела нам. В общем, выходных у меня не будет. Правда, их не ожидалось при любом исходе, и из-за этого я чувствовал к Морозову самую настоящую классовую ненависть.
***
– Полседьмого, – мрачно сказал Макс.
Я и сам знал, сколько сейчас времени. В принципе, наверное, можно было спокойно уезжать, но меня останавливало несколько причин. Объявить Морозова в розыск было невозможно – формально он ничего не натворил, не пропал, с его прогулами у Миля должен разбираться не КГБ, а тамошний отдел кадров. Да и проблемы это недодиссидента с настоящими диссидентами не описывал ни уголовный, ни административный кодекс. В общем, как бы мне ни хотелось видеть его у себя на допросе, оснований для этого не было никаких. В его нападение на Ирину я не верил, несмотря на слова Денисова, так что и это дело ему пришить, скорее всего, не удастся. Оставался вот такой кавалерийский наскок, который и пытались применить мы с Максом сегодня, но, похоже, наш удар пришелся в пустоту.
Я вздохнул.
– Слушай, Макс, ты давай, уезжай, а я ещё тут с полчасика покручусь, – решился я. – Тоже, наверное, впустую, но хоть совесть будет спокойна.
– А у меня, значит, совести нет? – грустно ухмыльнулся он.
– Ты сегодня уже своё отработал, так что вали, пока я добрый, – не остался я в долгу.
– Ну смотри, как знаешь, – Макс пожал плечами.
Я вылез из машины, она мигнула фарами, развернулась и медленно поползла к выезду на дорогу. Я проводил её долгим взглядом и пошел в подъезд.
Тут я ещё ни разу не был, но, в принципе, обстановка внутри оказалась ожидаемой – облезлые, давно не крашеные стены в зеленых тонах, грязноватая побелка со следами от бычков и грязь на лестницах и площадках. Дверь в квартиру Морозова ничем не отличалась от других дверей – такая же хлипкая деревяшка, обитая старым кожзамом, который давно следовало поменять.
Я снова вздохнул, нажал на кнопку звонка и приготовился ждать. Но к моему удивлению, дверь распахнулась сразу, словно кто-то в квартире ждал моего визита. И ещё больше меня удивило то, что этим кем-то был сам Морозов.
– Вы к кому? – грозно спросил он.
Ну или хотел спросить грозно, а получилось не очень.
– К вам, Марк Аронович. КГБ СССР, управление по Москве и Московской области. Могу я войти?
А ещё меня удивило то, что Морозов меня не узнал; видимо, он меня никогда не видел, ему не показывали на меня пальцем с заданием завербовать конкретно этого старшего лейтенанта госбезопасности. Поэтому я не назвал свою фамилию, прикрывшись тем, что у нашей организации было длинное и грозное имя. Заодно я лихорадочно прокручивал в голове события последних полутора часов – где-то мы с Максом лоханулись, и объект сумел проскочить мимо нашей машины в свой подъезд.
Морозов слегка распетушился – я уже ожидал, что он откажется говорить со мной без своего адвоката или что-то вроде этого, но он потух также быстро, как и возбудился. Открыл дверь пошире, отступил в сторону.
– Проходите... на кухню, – сказал он тихо. – В комнате жена с ребенком.
– Понимаю, – также тихо ответил я. – Я ненадолго.
В этой квартире было очень бедненько, но при этом – почти стерильно чисто. Лишь запахи выдавали неблагополучие, мне они напомнили
