спаривались.
Она наклонилась ко мне, ее взгляд метался по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слушает. Благодаря пяти гончим Демона, сидевшим у его ног и выглядевшим угрожающе (хотя я знала, какими милыми они бывают, когда никто не смотрит), все держались подальше от нас.
— Я видела, как Молли вместе с Ларри проскользнули в одну из палаток с продовольствием после вашего выступления. И я думаю, что это было больше, чем просто трах. Она не перестаёт говорить о нем.
— Серьезно? Молли и Ларри? Вау.
Трудно представить их вместе, но, опять же, возможно, его застенчивая милость дополнила бы твердость ее характера. Прежде чем мы смогли обсудить эту тему дальше, перед входом появился инспектор манежа.
Ворота выглядели точно так же, как в иллюзии карнавала — большое красное лицо дьявола с разинутым ртом вместо входа. Алистер стоял именно там, жуткий рот идеально обрамлял его.
Сегодня вечером он отказался от своего наряда инспектора манежа в пользу более традиционного для карнавала образа, только вместо жилета в красно-белую полоску он выбрал насыщенный темно-бордового и золотого цвета. Под него одел черную рубашку с воротником стойкой и черный галстук-бабочку.
Его изумрудные глаза ярко горели в полосе теней, отбрасываемой шляпой на лицо. Он окинул оценивающим взглядом свою труппу. Волосы на моем затылке встали дыбом, а метка на бедре заныла, когда я почувствовала, что его внимание сосредоточилось на мне.
— Он одобряет твой костюм, — пробормотал Демон с ухмылкой в голосе.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю.
Секунду спустя язык Алистера выскользнул из тени и облизнул его губы.
Демон самодовольно усмехнулся.
— Видишь?
Труппа, затаив дыхание, ждала слова начальника. Он сделал паузу на несколько мгновений, наслаждаясь напряжением, прежде чем обратиться к нам.
— Как все вы уже должны знать, на неопределенное время «Грешники Сайдшоу» возвращается к своим корням. Впервые за два десятилетия мы приветствуем смертных грешников обратно в свою среду. Сегодня каждый проданный билет — это место смерти.
Возбужденный ропот разнесся по толпе монстров.
— Гостям будут выданы бирки с указанием совершенного ими греха, чтобы вы все могли развлекать их в соответствии с их поступками. — он указал рукой в перчатке на черно-белый большой шатер. — Мы по-прежнему будем проводить наши ночные шоу для наших сверхъестественных покровителей, но количество выступлений будет ограничено.
— Он наконец-то позволил Роучу выступить, — прошептала Лолли мне на ухо. — Действительно? Какой у него номер?
— Я не знаю. Это Роуч, так что что-то связанное с пирсингом или иглами. Что-то грубое и жуткое. В последнее время Алистер баловал публику тобой. Но, внезапно мы вернулись к кошмарам, питаемыми ужасом. — ее брови нахмурились. — Ты знаешь почему?
— Э-э, похоже, Алистер открывает билетные кассы, так что нам пора добираться до наших станций.
Я быстро извинилась и пошла в направлении, противоположном тому, куда направлялась Лолли.
Демон усмехнулся.
— Это было гладко.
— Не похоже, что мы можем сказать ей правду.
— Они, вероятно, узнают, когда Всадники в конце концов сорвут вечеринку.
— Ну, а пока это тайна.
Гости начали прибывать, пробираясь сквозь ряды ларьков с едой и игровых павильонов, словно зомби. Алистер сказал нам, что их заманит сильная магия гипноза — они услышат его шепот в своих ушах, впадут в транс и придут.
— Это похоже на тот фильм «Фокус-покус», — заметила я со скамейки, которую мы нашли возле колеса обозрения, чтобы наблюдать, как смертные в оцепенении вваливаются на карнавал. — Горячая ведьма заманила всех детей песней. Но вместо ведьмы, желающей высосать молодость из детей, это древний монстр Тень, который, по сути, наиболее близок к Сатане, в традиционном понимании, желающий высосать страх из насильников и мужчин, которые говорят женщинам, которых они не знают, улыбаться.
Когда грешники попали внутрь, карнавал ожил. Аттракционы жужжали, игры звенели и пищали. Безумный смех и крики начали наполнять воздух.
К нам подошел мужчина, его шаги были механическими, а глаза широко раскрытыми. От него исходило растерянность и легкое веселье. В руке он держал рожок сахарной ваты. Когда он подошел ближе, я увидела бумажную бирку с именем, приклеенную к его рубашке. «Привет, меня зовут» нацарапано маркером, и размашистым почерком написаны слова: «Избил жену до смерти. Это сошло ему с рук».
Он сел на противоположную сторону от Демона, с отсутствующим выражением лица глядя на покачивающиеся кабинки колеса обозрения.
Гончие зарычали при приближении человека, но Демон успокоил их командой на демоническом.
— Хорошие собачки, — сказал мужчина невнятной речью.
— Хочешь, принесу тебе сладкую вату, Щенок?
Я оживилась при упоминании сладости.
— Да, черт возьми.
Последнее слово едва слетело с моего языка, как рука Демона метнулась прямо в голову человека, его когти с тошнотворным хрустом пронзили череп. Рывком он отдернул руку от головы мужчины, и в его окровавленной ладони оказался мозг.
Демон чистой рукой выхватил сладкую вату из рук мужчины, прежде чем безжизненное тело рухнуло со скамейки. Когда он повернулся ко мне, мое сердце затрепетало. Половина его лица с гримом черепа была забрызгана кровью. Он предложил мне сладкую вату в одной руке и все еще дергающийся мозг в другой.
— Лучше, чем шоколадки и плюшевые мишки?
От его темной улыбки у меня перехватило дыхание, но мне удалось выдавить:
— Да. Лучше, чем шоколадки и плюшевые мишки.
35
Смертельный карнавал.
РИФФ — Весь этот страх, витающий в воздухе, вызывает у меня голод, — сказал я, сжимая золотые поводья своей карусельной лошади. Хотя это не совсем похоже на лошадь. У существа были крылья и рога, и истощенное тело, грудная клетка выделялась на фоне кожи, раскрашенная так, будто она разлагалась.
Карусель играла жуткую, фальшивую карнавальную мелодию и катала по кругу.
Рафф сидел на одной из лошадей передо мной. Он вытянулся, закинув руку за голову, и смотрел на свое отражение в зеркальных панелях, украшавших нижнюю часть навеса карусели.
Он ковырял клыки одним из своих когтей, ворча о том, что никогда больше не разорвет зубами горло бородатого человека. Его губы скривились от отвращения.
— Как можно быть голодным? Здесь все чертовски воняет. Все эти паразиты и их отвратительные эмоции отравляют воздух.
Я спрыгнул с лошади и оперся руками на спинку скамейки Раффа, склонившись над ним, и нетерпеливо барабаня по дереву накрашенными когтями.
— Именно. Вкус всего этого гнилого отчаяния и жалости, витающий в воздухе, заставляет меня жаждать чего-нибудь сладкого.
Рафф моргнул, глядя на меня, затем на его лице медленно расцвела улыбка. Сегодня вечером наш грим на лице был немного неряшливым, так как мы поторопились. Большую часть времени мы
