Не только весь этаж отеля был отведен для президента и сопровождающих его лиц, но освобождены были и два этажа ниже. Итальянские и американские охранники стояли у каждого входа и размещались в зданиях вдоль улицы. Но коридор у входа в комнаты президента охраняли только агенты Секретной службы. Прежде чем отправиться спать, Коннор и Д'Агустино совершили личный обход, проверяя посты. На виду находились десять агентов и еще десять скрывались за различными дверями. У трех сотрудников Секретной службы, занимающих открытые посты, к груди — наискось — были прикреплены черные ранцы, где скрывались израильские автоматы «Узи». Официально эти ранцы назывались ОМР — «оружие мгновенной реакции». Агенты, вооруженные ими, были готовы открыть огонь через полторы секунды после сигнала тревоги. Любой непрошеный гость, сумевший проникнуть в этот коридор, мог рассчитывать на жаркий прием.
— Значит, Ястреб и Гарпия обсуждают государственные проблемы, — тихо заметила Дага.
— Постыдись, Элен! Не ожидал, что ты такая ханжа, — упрекнул ее с лукавой улыбкой Коннор.
— Я знаю, это не мое дело, однако в старину у входа должны были стоять евнухи или кто-то вроде.
— Вот поговори еще, и Санта-Клаус бросит тебе в чулок раскаленную головешку.
— Обойдусь — меня устроит новый автоматический пистолет, который приняли на вооружение в ФБР, — усмехнулась Дага. — Они походят на ребятишек. Это просто неприлично.
— Послушай, Дага…
— Да знаю — он наш босс, взрослый человек и нам следует отвернуться, чтобы не видеть происходящего. Успокойся, Пит. Неужели ты считаешь, что я проболтаюсь репортерам? — Она открыла дверь, ведущую на пожарную лестницу — там стояли три агента Секретной службы, и два из них держали наготове автоматы.
— А я только собирался пригласить тебя пропустить стаканчик на ночь, — произнес Коннор с каменным выражением лица. Это была шутка. Ни он, ни Дага не брали в рот спиртного во время работы — а на работе они находились почти всегда. Нельзя сказать, чтобы Коннор не думал временами о том, как бы завалить Дагу к себе в постель. Он был разведен, и Дага тоже, но это не привело бы ни к чему хорошему. Она тоже понимала это и потому ухмыльнулась.
— Я бы не отказалась — они в этой стране пьют вино, которое мы в детстве считали соком. Ну что у нас за паршивая работа! — Она взглянула вдоль коридора. — Все на местах, Пит. Думаю, можно отправляться спать.
— Тебе действительно понравился этот десятимиллиметровый пистолет?
— Пристреливала один на прошлой неделе в Гринбелте. Первая же обойма легла кучно. Лучшего трудно ожидать, милый.
Коннор остановился, посмотрел на нее и рассмеялся:
— Боже мой, Дага!
— Считаешь, кто-нибудь может нас заметить? — Д'Агустино посмотрела на него невинным взглядом. — Теперь ты понимаешь, что я имею в виду?
— Господи, да разве итальянцы бывают святошами?
Элен ткнула старшего агента локтем под ребра и пошла к лифту. Коннор прав. Она превращается в какую-то ханжу, а это ей совсем не свойственно. Она была страстной по натуре, но ее единственная попытка создать семью закончилась неудачей, потому что рамки семьи были слишком узки для двух самостоятельных властных людей, и к тому же итальянцев. Она понимала, что позволяет предрассудкам влиять на ее суждения. Это плохо, даже если касается вопроса одновременно тривиального и не связанного с ее работой. Ястреб имеет полное право заниматься чем угодно в свободное время, но у него был такой взгляд… Неужели он влюбился в эту стерву? Интересно, допускали подобное другие президенты? Наверно, признала она. Они были всего лишь мужчинами, а все мужчины иногда думают не головой, а тем, что у них ниже пояса. Дагу оскорбляло лишь то, что президент превратился в слугу такой ограниченной особы. Но подобная точка зрения, тут же поняла она, была странной и непоследовательной. В конце концов, она принадлежит к числу свободно мыслящих женщин. Почему она допустила, чтобы это беспокоило ее? Слишком длинный день, решила Дага. Ей нужно отдохнуть, а через пять или шесть часов снова надо вставать на дежурство. Черт бы побрал эти поездки за океан…
* * *
— Тогда что это? — спросил Куати сразу после восхода. Весь предыдущий день он отсутствовал — проводилось совещание с другими руководителями партизанских отрядов, а потом Куати ездил к своему врачу. Госн знал об этом, хотя и не мог спросить о результатах.
— Не знаю точно, — ответил техник. — Думаю, устройство для создания радиолокационных помех или что-то в этом роде.
— Очень интересно, — сразу послышался ответ командира. Несмотря на разрядку в отношениях между Востоком и Западом — или как это называют политики, — дело оставалось делом. У русских все еще была армия, которая нуждается в оружии. Меры, принимаемые против этого оружия, всегда представляли ценность. Особенный интерес русские проявляли к израильскому снаряжению, поскольку американцы пользовались израильскими разработками. Даже устаревшее снаряжение показывало, в каком направлении работают их инженеры, и помогало разгадать действие современных систем.
— Да, мы сможем продать его нашим русским друзьям.
— Как проявил себя американец? — спросил Куати.
— Просто великолепно. Он мне нравится, Исмаил. Теперь я понимаю его лучше. — И техник объяснил почему.
Куати кивнул.
— Как нам поступить с ним?
Госн пожал плечами.
— Пусть пройдет курс, научится владеть оружием. Посмотрим, как он притрется к нашим бойцам.
— Хорошо. Я пошлю его туда утром, чтобы посмотреть, что он может. Сколько тебе нужно времени, чтобы разобраться в этой штуке?
— Я собирался поработать сегодня.
— Тогда не буду тебе мешать.
— Как чувствуешь себя, командир?
Куати нахмурился. Самочувствие его было ужасным, но он пытался убедить себя, что отчасти это объяснялось заключением какого-то договора с израильтянами. Неужели это происходит на самом деле? Разве такое возможно? История утверждает обратное, но вокруг так много перемен… Какое-то соглашение между сионистами и саудовцами… Чего еще можно ожидать после войны с Ираком? Американцы сыграли свою роль в этой войне и теперь предъявляют к оплате какой-то счет. Это разочаровывает, но такого следовало ожидать, и любые шаги американцев отвлекут внимание от недавних зверств израильских оккупантов. Эти люди, хотя и называют себя арабами, оказались бабами и безо всякого сопротивления подчинились огню и смерти… Куати покачал головой. Это не метод ведения войны. Значит, американцы предпринимают что-то, чтобы ослабить воздействие политического взрыва, вызванного бойней на Храмовой горе, а саудовцы лижут им пятки, словно болонки. Никакие договоры, никакие соглашения не смогут оказать влияние на борьбу палестинцев за свободу. Да и я скоро почувствую себя лучше, подумал Куати.
— Это неважно. Сообщи мне, когда узнаешь что-то определенное.
Госн понял, что разговор окончен, и вышел. Здоровье командира беспокоило его. Куати серьезно болен — это он узнал у своего зятя, — но насколько тяжела его болезнь? Как бы то ни было, пора приниматься за работу.
Мастерская выглядела полуразвалившимся сараем с деревянными стенками и крышей из рифленого железа. Если бы она походила на что-то более солидное, пилот какого-нибудь израильского истребителя-бомбардировщика Ф-16 уже давно уничтожил бы ее.
Бомба — Госн все еще думал о ней как о бомбе — лежала на глиняном полу. А-образная опора — подобно тем, что используются для погрузки тяжелых предметов, — была установлена вчера в соответствии с его указаниями, чтобы он мог передвигать бомбу в случае необходимости. Госн включил свет — он любил работать в ярко освещенном помещении — и посмотрел на… бомбу.
Но почему я называю этот предмет бомбой? — спросил он себя. Госн покачал головой. Начинать нужно с люка, это ясно. Работа предстояла трудная. При ударе о землю наружная оболочка бомбы деформировалась и петли люков внутри ее были, несомненно, повреждены… Но у него достаточно времени.
Госн выбрал в ящике с инструментами отвертку и принялся за работу.
* * *
Президент Фаулер проснулся поздно. Усталость от полета еще не прошла, и… он едва не засмеялся, глядя на себя в зеркало. Боже мой, три раза — меньше чем за двадцать четыре часа… верно? Он попытался сделать мысленные расчеты, но понял, что такое усилие ему по плечу лишь после утреннего кофе. Как бы то ни было, три раза с относительно небольшими перерывами. Такое не удавалось ему вот уже сколько времени! Зато он сумел отдохнуть. Его тело после душа казалось легким и полным сил, а бритва, снимающая крем с его лица, открывала мужчину с молодыми, тонкими чертами, соответствовавшими огню в его глазах. Еще через три минуты он выбрал полосатый галстук, гармонирующий с белой рубашкой и серым костюмом. Сегодня он должен быть одет серьезно, но не мрачно. Пусть духовные лица ослепляют телевизионные камеры блеском своего красного шелка. Его речь произведет еще большее впечатление, если ее произнесет хорошо, со вкусом одетый бизнесмен-политик — таким был его политический образ, несмотря на то что он никогда в жизни не руководил частным бизнесом. Он серьезный человек, этот Боб Фаулер, — вышел из народа, конечно; но все-таки серьезный человек, на которого можно положиться, который всегда поступит правильно.
