Внезапно стало нечего делать. С кефиром в руках Мардж устроилась на диване, подобрав под себя ноги и завернувшись в тартан. От скуки включила ЖК-палантир и пустила в фоне очередную трансляцию заседания Палаты Общин. Как и не уходила из дому! Тот же Гракх Шиповник на трибуне зачитывает отчет Комиссии по лицензированию. Благодаря своевременно принятым энергичным мерам, как-то: мораторию на магическую деятельность, борьбе с нелегальными производителями бытовых и промышленных заклинаний, арестам крупных партий контрафакта – ситуация стабилизировалась. Особенную благодарность Глава Комитета выразил диаспоре гномов, чьи инженерные разработки позволили свести к минимуму негативные последствия вынужденных перебоев. Камера показала лицо гномского представителя: похоже, он хотел бы рассчитывать не только на слова благодарности, но опасался, что ими одними дело и ограничится.
Внезапно в рядах секьюрити произошло движение: человек в тартане Шиповника в нарушение утвержденной процедуры протиснулся к самой трибуне. Гракх увидел его и сделал крохотную паузу. И чуть заметно кивнул: мол, да, пропустите. Зал загудел, ожидая, что произошло чрезвычайное, и сейчас последует экстренное сообщение. Человек в тартане Шиповника подошел к Гракху и сказал ему на ухо пару слов. Оператор-умелец взял в этот момент крупный план лорда Шиповника. Зал затаил дыхание, но ему не бросили даже кости. Читайте с лица, кто умеет: яростного и страстного, и полного неистовой надежды под корочкой обязательного эльфийского льда. «На этом у меня все», – сказал Гракх, небрежно одной рукой скомкал бумаги и сбежал с трибуны. На свое место он, однако, не вернулся, а жестом предложил Хоресу Папоротнику взять бразды заседания, после чего во главе немногочисленных близких – в основном, секьюрити Дома – покинул зал так стремительно, словно был смертным.
Марджори посмотрела не него свысока.
«Вечный спикер» затянул столь же вечную песню про устойчивость мироздания, которое регулирует себя само, и про то еще, что недостойно вмешиваться в естественные процессы. Марджори непочтительно хмыкнула ему в лицо. Дом Яблони хоть и тайный, но старше их всех.
Новый Король вступал на царство.
Екатеринбург
03.12.2006
Лживая джинни
Повесть
Стремление отдать жизнь за великое дело – признак незрелости.
Взрослый человек хочет просто жить.
«Призрак в доспехах: Автономный комплекс» (слова «Майора» Мотоко Кусанаги)
Баффин никогда не смотрит в глаза, выдавая нам очередное задание. Глаза у него непрерывно и беспорядочно перемещаются: с декоративного пресс-папье на настольные часы гномской работы, подаренные коллективом к юбилею, с часов на чернильницу, с чернильницы – на третью пуговицу моего жилета, на немытую чашку, на ворону в окне. Будь в нашем лейтенанте хоть на кончике ногтя магии, он бы и ворох бумаг перелистал взглядом. Как дисциплинированные подчиненные, мы с Дереком Бедфордом, младшим офицером по прозвищу Рохля, следуем направлению мысли начальника. И направлению его взгляда. И в руки себя берем разве что на вороне.
– От зарубежных коллег получена ориентировка, – выдает наконец Баффин. – В наши края ожидается мошенница международного масштаба Аннет де Белльтой, она же Мадлен де Куртенэ, она же Инфэнция дю Брас, она же Эврибадия Челси… она же, – сверяется с записью под манжетой, чем портит все впечатление, – Бельфлер д’Оранж. Дама весьма любопытная. Соседи взять ее не смогли, придется действовать нам.
Перебрасывает нам вскрытый конверт с делом, с отметкой служебной почты. Дерек ловит его: он любит бумаги. Я занимаюсь остальным.
– Чем любопытна оговоренная персона? – спрашивает мой начальник. – И на какие меры предупреждения нам в отношении нее рассчитывать?
Баффин некоторое время жует воздух.
– Она делает из мухи слона, – говорит он. – В буквальном смысле. Она использует магию словесного преувеличения.
– Каким образом ей это выгодно?
– Бриллианты, – Баффин делается лаконичен. – Спекуляция. Большие камни стоят дороже.
Дерек думает.
– Но она же продает большие камни? То есть, в момент продажи никакого обмана нет.
– Но она не прилагает к увеличению их стоимости никаких усилий. Всего лишь пара слов лжи, а делать состояние на лжи – асоциально. К тому же, – буднично добавляет Баффин, – они вскоре сдуваются. Вы должны найти эту лгунью и арестовать ее. Это все. Свободны. Приступайте.
– По крайней мере не очередной висяк, – говорит Дерек, и я с ним согласен.
* * *
– Баффин как рупор социальной нравственности. Какая прелесть!
Тонкая это штука – социальная нравственность. Каждый готов ее защищать, однако каждый мнит себя ее мерилом. Лично мне для полновесного геморроя до конца дней хватило бы одного общественного порядка.
– Что вообще подходит под определение: делать состояние на лжи?
– Спроси у Альбина Мяты, – посоветовал я. – Он журналист, он умеет.
– Не любишь ты эльфов, Рен, – поддел меня Дерек.
– Никто не любит эльфов. Но Альбина, по крайней мере, можно терпеть.
– Угу. Он пиво пьет.
– А чем тебе не нравится Баффин? Собственно, каков социум, такова и нравственность, и Баффин как рупор ее.
– А чем тебе не нравится социум?
Я вздыхаю. Мы идем из участка, улицу обглодали дымчатые сумерки, все кажется черно-белым, или скорее черно-серым, посеребренным инеем, и только витрины сияют по обе стороны пути. Близится Ночь Зимнего Солнцестояния, и там, в другом, отделенном стеклом мире граждане покупают подарки. Серебряные шары, серебряная бумага, чуть слышный серебряный звон и шелест упаковочной бумаги – тоже посеребренной. Мир в ожидании чуда, на острых цыпочках, на пуантах. Свет витрин ложится на лицо Рохли и превращает его в маску, серебряную, с черными тенями, и выражение этой маски мне незнакомо.
Что мне знакомо, так это рыжая грива, пущенная кольцами по плечам, единственное яркое пятно в царстве оттенков серого. И пар дыхания, окутывающий нас как туман.
– Что может осчастливить эльфа? – спрашивает Рохля. – Эльф ведь и сам чудо, откуда ни взгляни.
Я понимаю, о каком эльфе он ведет речь.
– Как дела у Мардж? Скоро ли ей рожать?
– Хорошо, – отвечает он. – Нет, правда, хорошо. С нею вдруг стало удивительно легко, как будто сразу все изменилось. Будто бы сыскалось что-то недостающее или наоборот, потерялось и забылось то, что мешало. Закрылась дверь в темную комнату или открылась – в светлую.
Я даже не уверен, что он сказал это вслух, потому что вслух он сказал:
– Со дня на день ждем. В самый раз к Празднику.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
