неизбежное явление лагерной жизни — «Перемещенье» — сказал бы умный человек[124]! У меня есть конь, некрасивый и костлявый, но хороший ходок. Я совершенно осознанно сделал свой выбор. Его выкрадывали пять ночей подряд, но днем вора вместе с ним никто не видел, и утром мой конь всегда оказывался на месте. Мой друг и сосед по палатке «Карлтон» из «The Boston Journal» был очень амбициозен. Красивые лошади являлись самой большой страстью его многокрасочной жизни. Но необычная лошадь просто создана для того, чтобы ее украсть. И вот целую неделю, в семь часов утра каждый день, наш чернокожий слуга засовывал свою курчавую голову в палатку и будил нас таким приветствием:
— Завтрак готов. Мистер Коффин, вашей лошади снова нет.
Благодаря тщательному поиску и небольшим вознаграждениям, она была обнаружена у какого-то кавалериста, который утверждал, что видел, как она убегает. После того, как бедную скотину загнали в загон и едва не убили черенком от грабель, несчастное животное, едва способное пройти десяток шагов, снова было украдено и уже никогда больше не появилось снова. Мой друг теперь частенько вспоминает своего эффектного коня и последнюю пятидолларовую купюру, которую он потратил на бесполезные поиски.
Кейро, штат Иллинойс, 21-е мая
Генерал Халлек изгнал всех корреспондентов из армии, заявив, что он обязан убрать абсолютно всех «посторонних», дабы полностью избавиться от военного шпионажа. Его отказ принять какие-либо гарантии их лояльности и бдительности даже от самого Президента доказывает, что этот предлог являлся просто низкопробной уловкой. Истина заключается в том, что Халлек желает, чтобы о его действиях страна знала только по официальным отчетам. Выражение — «Врет, как бюллетень» стало пословицей.
Журналисты получили личные приглашения остаться при армии от своих друзей-офицеров — от генерал-майоров до лейтенантов, и, полагая, что их присутствие в армии столь же законно и необходимо, как и присутствие любого солдата или офицера, они решили не прятаться среди них, словно преступники, а просто продолжать жить, как жили. Их индивидуальные претензии не интересны публике, тем не менее, в отношениях между военными и правами прессы и народа есть большие проблемы.
Глава XXII
«…чье жало
Змей нильских ядовитей»[125].
Никакие поводы для войны не могут полностью оправдать ожесточенность женщин-мятежников. Поддавшись женским чарам, тысячи молодых людей вопреки своим личным желаниям и симпатиям, вступили в армию Конфедерации. Иногда именно женщины проявляли невероятную злобу и кровожадность. Это самое поразительное свидетельство того, как изуверская суть рабства отразилась на отсутствии в них того очарования, нежности и сострадания, за которые мы так любим женщин.
Один южанин-юнионист, владелец многих рабов, сказал мне:
— Полагаю, за десять лет, я ни разу не ударил ни одного из моих негров. В том случае, когда надо было их наказать, этим всегда занималась моя жена.
Получается, что если бы у него имелись нуждающиеся в регулярном избиении лошадь или мул, он вложил бы бич в руки своей маленькой дочери и научил ее владеть им с самого младенчества? Сколько же в ней должно быть злобы и жестокости, если ее жертва — человек — самое святое, что сделал Бог — его земной образ и его храм!
До того, как мы вошли в Мемфис, больные и раненые военнопленные Союза находились в очень плохом состоянии. А высокообразованные, благородные женщины из зажиточных слоев ухаживали за ранеными мятежниками. Часто посещающие федеральные госпитали из любопытства, они так обращались к стонущим пациентам:
— Я хотела бы дать вам лекарство! И вы никогда больше не будете сражаться с Югом!
Как же это контрастировало с самоотверженностью северянок — ухаживавших как за своими солдатами, так и за вражескими!
Вечером, 5-го июня, в Мемфисе, генерал Джефф Томпсон, командующий мятежнической кавалерией и коммодор Эдвард Монтгомери, командующий флотом мятежников, заявили в «Gayoso House», что следующим утром состоится битва, в которой флот янки примерно через два часа будет уничтожен.
Сразу после рассвета, флотилия мятежников, находясь в двух милях от города, атаковала нас. У нас имелось пять броненосцев и несколько таранных кораблей, которые были тогда экспериментальными. Это были легкие, проворные небольшие суда с кормовым колесом, и их двигатель не был защищен от выстрелов. Битва произошла на глазах всего города. Несмотря на то, что она началась очень рано, за ней наблюдали около 10-ти тысяч местных жителей, собравшихся на высоком мысу — тревожная и возбужденная толпа. Но и мятежники, и юнионисты особой активности не проявляли.
Пока оба флота окутывали друг друга дымом, полковник Эллет, принявший решение либо победить, либо умереть, смело продвигался вперед со своими маленькими таранами — «Монархом» и «Королевой Запада». Его хрупкие и плохо защищенные суденышки, шли прямо на корабли мятежников. Одно из них ударило большую канонерку «Стерлинг Прайс» с такой силой, что деревянная обшивка левого борта треснула, и колесо оказалось отдельно от своего двигателя. «Прайс» беспомощно пошел вниз по течению и сел на мель. Другой таран Эллета на полном ходу врезался в «Генерала Лоуэлла» и разрезал его пополам. Тот наполнился водой и пошел на дно.
С берега это выглядело очень эффектно. Вот «Лоуэлл», украшенный праздничными гирляндами, с множеством стреляющих из пушек канониров, а вот маленький таран — взрезающий его борт — и вот он уже камнем идет на дно. Через три минуты даже его высокие дымовые трубы скрылись под водой. Множество барахтающихся в воде мятежников были спасены моряками федерального флота.
Затем мимо пронесся еще один таран — он атаковал «Борегара» и через свои шланги обрушил на его палубу ошеломляющий вал воды, в то время как его канониры прятались и не смели даже носа показать находившимся в нескольких футах от них стрелкам Эллета. Один из кораблей мятежников хотел уничтожить таран, но юркий кораблик нанес ему резкий удар и сразу же отступил. Тот взорвался, и от этого взрыва «Борегар» моментально пошел ко дну, «взорвавшийся на своей же мине»[126].
«Самтер» и «Литтл Ребел», оба вышедшие из строя, оказались на арканзасском берегу. «Джефф Томпсон» был подожжен и оставлен экипажем. Спустя несколько ударила невероятная ослепительная вспышка света, вверх взмыло гигантское облако черного дыма, а оглушающий грохот, казалось, потряс землю до самого ее центра. Еще через несколько секунд воздух заполнился летающими обломками. Это взорвались хранилища боеприпасов, и канонерка мятежников
