джентльменов с большим опытом — чтобы взять на себя ответственность за редакционный отдел вашей газеты. Общее управление и коммерческие вопросы остаются за вами».
Издатели, с радостью готовые принять любые условия, согласились, и с тех пор каждое утро, прежде чем отправить «The Argus» в печать, мы просматривали присланную нам на утверждение корректуру.
На первом параде первого полка Уоллеса — 11-го Индианского пехотного, присутствовали сотни мемфисцев, которым очень хотелось посмотреть на военный строй северян. На их мундирах не было никаких украшений и праздничных аксессуаров. Их великолепно вычищенное оружие сверкало в угасающем солнечном свете — сплошная полоса полированной стали, но вот несколько потрепанная униформа утратила свой шик на полях очень многих кровавых сражений. Промаршировали они просто великолепно. Зрители-сецессионисты громко аплодировали, испытывая чувство бессознательной гордости тем, что эти солдаты являлись их соотечественниками-американцами. Этот парад заставил их забыть о своей любимой теории «пять к одному».
— Что ж, Джон, — спросил один из стоявших рядом со мной, — скольким полкам из них, как ты думаешь, один из наших может дать хорошую взбучку?
— Я думаю, что даже с одним справиться буде очень нелегко! — ответил тот.
За несколько месяцев до нашего прибытия юнионист — служащий «Memphis and Ohio Railroad» продал своему другу-сецессионисту часы. После нескольких тщетных попыток получить деньги, он, наконец, написал угрожающее письмо. Должник отправил своему докучливому кредитору такое послание:
«Сэр, лично я думаю — как и все наше общество — что вы — чертов черный аболиционист, и если вы еще хоть раз откроете свой рот, вам обреют голову и отправят в страну ваших свободных ниггеров, где вам и место, и я клянусь, что так и сделаю».
Лоялист взял на заметку и «аболициониста», и другие оскорбления, — он был в ярости и постоянно помнил о них. Уже после прибытия нашей армии, встретив своего должника на улице, он жестоко избил его. Нашему прово сообщили об этом деле, как об «оправданном нападении», и арестованного освободили.
В покинутом офисе «The Appeal» мы нашли следующую рукопись:
«ВЫЗОВ
Мы протестуем против нечестивого решения Президента — пойти войной против Юга за то, что он отказался принять то, что неприемлемо для южан. Что заставило юношей нашей страны, моих братьев, встать — и заняться этой грязной работой — изгнанием проклятых наемников с нашего солнечного Юга. Его земля слишком свята, чтобы по ней топтались эти негодяи и нищеброды, а воздух слишком чист для них.
Цивилизация унижена и оскорблена, и я вызываю любую аболиционистку или черную республиканку и предлагаю ей встретиться со мной на линии Мейсона-Диксона, чтобы с помощью пары револьверов Кольта или любого другого оружия — по их выбору — я могла получить полное удовлетворение за нанесенное мне оскорбление.
Виктория Э. Гудвин, Спринг-Дэйл, Миссиссипи, 27-е апреля 1861 года».
Деньги Конфедерации были весьма забавным сочетанием литературы и финансов. В обращении были различные купоны и чеки с надписями «Для покупки на 25 центов», а также огромное разнообразие мелких бумажных денег. На одной их таких купюр, которые выдавал пекарь, было написано: «Двадцать пять центов за перевозку или кондитерские изделия» — в зависимости от того, что требовалось хозяину. Другой купон гарантировал предъявителю «Двадцать пять центов от „Mississippi and Tennessee Railroad Company“ за проезд или перевозку груза!»
Один из моих знакомых купил в Чикаго по цене 10 центов за дюжину несколько литографических копий обычных банкнот Конфедерации, обещавших выплатить их предъявителю через полгода после заключения мира между Соединенными Штатами и Конфедерацией по 10 долларов за каждую. Торговец из Мемфиса, зная, что они не настоящие и изготовлены для продажи просто как сувениры, посчитал, что они выглядят намного лучше оригиналов, охотно взял их в обмен на деньги штата Теннесси. Мой друг несколько дней прожил в отеле, расплачиваясь этими деньгами, и полагал, что это очень выгодно и недорого. Когда армия Кертиса находилась на севере Арканзаса, наши офицеры нашли у деревенского аптекаря несколько неразрезанных листов его платежных купонов — пока еще им не подписанных. В соседней деревне один из офицеров, покупая в местной лавке виски, предложил бакалейщику банкноту Национального казначейства. Торговец отказался принять ее — она, несомненно, хороша, но после ухода армии у него могут быть неприятности. Он хотел либо золото, либо банкноты Конфедерации. Офицер показал ему один из купонов и спросил, возьмет ли он его. «О да, — ответил торговец, — это хорошие деньги, то, что мне нужно!» И он фактически отдал 250 бутылок виски в обмен на эти неподписанные купоны, которые ему тотчас, в его присутствии, отрезали от огромного листа!
В последних числах июня генерал Грант, сопровождаемый только своим штабом, часто ездил из Коринфа в Мемфис, на 90 километров, по кишащей партизанами территории.
Постояльцы «Gayoso House» с большим любопытством поглядывали на этих тихих, немного сутулых, внешне ничем не отличавшихся от обычных фермеров мужчин в хлопчатобумажных мундирах и широкополых шляпах — мало разговаривающих и много курящих — они уже стали на путь, который привел их к всемирной известности и уважению.
В Мемфис на обычной лодке прибыло несколько урожденных арканзасцев, с ними была молодая леди. Отправляясь в путь, они думали, что через несколько часов они встретятся с нашими канонерками, и поэтому взяли с собой провизии только на один день, но зато вполне приличное количество шампанского. Привыкшие к роскоши и безделью, под палящим солнцем, они пять дней гребли против сильного течения Миссисипи — голодные и изнуренные. Пять ночей они спали на земле, на заболоченном берегу, терзаемые москитами. В конечном итоге их благословенным ковчегом стал броненосец «Сент-Луис».
Во время боя у Сент-Чарлза на Уайт-Ривер, от снаряда мятежников взорвался паровой котел канонерки «Маунд-Сити». Испуганные артиллеристы и моряки, многие из которых получили жуткие ожоги, попрыгали в воду. Конфедераты, прячась за деревьями на берегу, совершенно сознательно стреляли в ошпаренных и утопающих!
Халлек продолжал командовать в Коринфе. По какой-то непонятной причине его официальные телеграммы генералу Кертису в Арканзас и коммодору Дэвису, в Миссисипи, передавались не в зашифрованном виде, и линия не охранялась, хотя и проходила по хорошо контролируемой мятежниками территории. В июле, телеграфисты Мемфиса предположили, что их телеграммы кто-то перехватывает. Однажды передача одного сообщения была внезапно прервана восклицанием:
— К черту! Ура Джеффу Дэвису!
