— Что это?
— Слезы Олли.
— Вилл, я не могу принять…
— Нет, можешь. Ты сделала мне куда более бесценный подарок, Аура. Ты подарила мне друга, подарила мне повод остаться здесь. Эти слезы, самое малое, что мы могли бы сделать. Не обижай нас отказом.
— Как я могу, — улыбнулась я и обняла друга.
— Что бы с тобой не случилось, знай. В этом мире у тебя есть друг.
«Два друга». - мысленно поправил Олли.
Мне было жаль прощаться с ними. За те несколько дней, проведенных с Вилом я узнала его чуть лучше, и чуть лучше стала разбираться в себе. Видя его с Олли, я вдруг поняла насколько он был одинок. Да, его окружали друзья, отец, не оставляла в покое мать и многочисленные кузины — дриады, но той родной души рядом не было. Теперь эта душа у него была в образе большого, мохнатого паука — камнееда.
— Мы еще увидимся, — улыбнулся Вил.
«Ведь в своем видении он видел не только меня» — послал мысленный импульс Олли.
Они ушли, а я осталась стоять на выступе, думая об этом. Что Олли имел ввиду? Означало ли это, что Вил с самого начала знал, какая судьба меня ждет?
— Слезы паука — бесценный подарок, — тихо сказал Тимка. — Говорят, они могут исцелить даже смертельно раненого.
— Это миф.
— Да, так же, как и пауки-камнееды.
— Я буду скучать по этому месту, — вздохнул Рилан.
— Ты верно шутишь, — воскликнула Милава. — Скучать по пыли, грязи и сырым развалинам? Ну, уж нет. Я жду не дождусь, когда смогу смыть с себя всю эту грязь в теплой, душистой ванне.
— Да, признаюсь, я тоже не буду скучать, — вздохнула Тиана, — Туннели и камни, это не мое.
— Кстати, о камнях. Каким образом нас собираются доставить вниз. Я карабкаться по скалам не приучена. Да и последнее общение Тианы с камнями, закончилось падением в пропасть моей дорогой подруги. Эй, господа. Вы может, ответите?
И что это нашло на Милу. Такая откровенная грубость к сильным мира сего была ей не свойственна. Впрочем, в такой ситуации она тоже никогда не была. Моя Мила любила комфорт, и на эти походные условия практики она решилась не сразу.
— Конечно мы предусмотрели этот вариант, — проговорил спокойный Акрон, — Миледи может не беспокоится. Идти пешком больше не придется.
— Да?! И как же вы нас… — не успела Милава договорить, как Зак воскликнул:
«Ребята, смотрите!». Мы все вскинули головы и увидели в прозрачной синеве неба стремительно приближающиеся к нам многочисленные точки. Через минуту эти точки приобрели очертания крылатых лошадей и всадников на них.
— Это туры, — сказал Эйнар — Они прибыли, чтобы доставить нас во дворец.
— Мы что, полетим? — взвизгнула Милава.
Вот черт, я и забыла, что моя любимая подружка больше всего на свете боится высоты. Когда туры сели на гигантской каменной площадке голос Милы достиг уровня ультразвука.
— Нет, ни за что я не полечу на этой… этой кляче.
— Мил…
— Нет. И не проси меня, Аура. Я лучше вернусь в пещеры, но ни за что не сяду на это.
— Это совсем не страшно. Уверяю вас, туры совершенно безопасны. Вам не будет ничего угрожать, — попытался успокоить подругу Ноэль.
— Я сказала, нет.
— Это бесполезно, — проговорила подошедшая Медея. — Все знают, что наша ледяная принцесса до смерти боится высоты.
А затем развернулась и, взмахнув своими синими волосами, направилась к ближайшему к ней животному. Мила секунду разглядывала полуэльфийку, пребывая в легком шоке, а затем раздраженно топнула ногой и ткнула пальцем в грудь Ноэля.
— Хорошо, я полечу… с тобой. И не дай тебе Всевидящая, меня уронить.
Все с улыбкой наблюдали, как она кряхтя, забирается на прекрасного синего скакуна — Тура, и с громким визгом взмывает ввысь. За ней в путь тронулись Рилан и Зак, Тиана оказалась под опекой Акрона, Медея села впереди, ловко оттеснив своего всадника.
Похоже она не по наслышке знала, кто такие туры. Профессор Гаар тоже отказался от всадника и предпочел вести сам. Я же ожидала, что со мной полетит наследник, но он, похоже, собирался остаться на помосте.
— Вы не полетите? — спросила я, когда предпоследний Тур взмыл в небо.
«А ты бы хотела?» — усмехнулся он одними глазами.
— Вот еще, — фыркнула я.
— Ты полетишь с Эйнаром. А меня ждут дела.
— Как же вы доберетесь?
— Это Адеон, Аура. Здесь ничто уже нас не сдерживает, — ответил он. — Но прежде я хочу поговорить с тобой.
— А разве мы вчера не все сказали друг другу, — беспечно улыбнулась я.
— Это важно, Аура.
— Ну, хорошо.
Наследник отвел меня в сторону и проговорил, глядя прямо в глаза.
— В Адеоне не всегда можно спокойно поговорить, там даже у стен есть уши. Но то, что я скажу тебе серьезно.
— Я слушаю.
— Обручение. Оно должно пройти в ночь праздника Черной Луны.
Я резко вырвалась. Не хочу говорить об этом. Не сейчас. Но наследник не дал мне и шанса.
— У нас нет выбора, Аура. Мы должны это сделать как бы нам обоим не хотелось все изменить.
Это «нам обоим» резануло слух. Все дело в том, что меня подчиняет любовь, его же чувство долга. Это невыносимо.
— Что если я откажусь?
— Ты не сможешь. Пойми, твоя мать заключила договор. И если нарушить его…
— Я уже спрашивала, но ты не ответил, с кем моя мама заключила договор? Если это регент или кто-то другой я попрошу отменить его, я буду работать, отдам все, что у меня есть… хотя по правде у меня ничего нет, но я могу работать, стать помощником, я выполню все…
— Неужели тебе настолько противна сама мысль стать моей женой? — внезапно спросил наследник. В его глазах было что-то такое… словно ему больно. Словно своим отказом я причинила ему боль. Но это наваждение прошло, едва он продолжил.
— Так или иначе, я повторюсь. У нас нет выбора. Тебе придется смириться.
Он снова спрятался за маской холодного, бесчувственного существа.
— И если ты не сделаешь это… ты станешь обыкновенным человеком без магии и без своих способностей. Ты станешь никем.
— Никто не может забрать у человека магию, — упрямо ответила я.
— В день Черной Луны ты либо приобретешь силу, либо потеряешь те крохи, которые у тебя есть, — сурово проговорил наследник и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Я не ожидала этого, но мои щеки обожгли горячие капли слез. Я так редко плакала, даже от физической боли, но сейчас, познакомившись с ним, я пролила наверное море слез. С ним я познала все, разочарование, боль, обиду, жалость к себе, осознание своей никчемности и отчаяние. Но разве любовь должна быть такой? Разве она не должна приносить радость и счастье. Тогда зачем она нужна? Если все, что тебе остается — это слезы и страдания.
