— Когда в последний раз склад запирала Махалия?
— Множество раз. Не знаю…
— В последний раз?
— … В тот вечер, когда пропала, — сказал он наконец.
— Дайте мне список, кто и когда этим занимался.
— Не могу! Они ведут список, но, как я уже говорил, в половине случаев делают друг другу одолжение…
Я выдвинул самые нижние ящики. Между крошечными грубыми фигурками, замысловатыми лингамами эпохи Предтечи и древними пипетками имелись и обёрнутые более тонкие предметы. Я мягко коснулся их очертаний.
— Это старые, — сказал Буидзе. — Их выкопали давным-давно.
— Вижу, — отозвался я, читая этикетки.
Их извлекли на поверхность в первые дни раскопок. Я обернулся на звук шагов: вошла профессор Нэнси. Она резко остановилась, уставилась на Ашила и меня. Открыла рот. Она прожила в Уль-Коме много лет, научилась видеть её детали. Она поняла, что ей предстало.
— Профессор, — сказал я.
Она кивнула. Посмотрела на Буидзе, а тот на неё. Снова кивнула и отступила.
— Когда Махалия отвечала за ключи, то после запирания склада ходила на прогулки? — предположил я.
Буидзе, сбитый с толку, пожал плечами:
— А ещё предлагала запирать склад не в свою очередь. И не раз.
Все мелкие предметы покоились в своих матерчатых кроватках. Я в них не рылся, но ощупал всё, что лежало в задней части ящика, без того, что представлял себе должной осторожностью. Буидзе шевельнулся, но останавливать меня не стал. На третьей полке, где хранились предметы, найденные более года назад, одна из завёрнутых вещей подалась под пальцами так, что это заставило меня остановиться.
— Вам бы перчатки надеть, — сказал Буидзе.
Я развернул свёрток, и внутри оказалась газета, в которой был кусок дерева с чешуйками краски и следами от шурупов. Не древний, не резной: обломок двери, абсолютное ничто.
Буидзе не сводил с него взгляда. Я его поднял.
— И какой же это династии? — спросил я.
— Не надо, — сказал мне Ашил и последовал за мной к выходу.
Буидзе шёл позади нас.
— Вот я, Махалия, — сказал я. — Только что заперла дверь. Просто добровольно вызвалась это сделать, хотя очередь кого-то другого. А теперь небольшая прогулка.
Я повёл их на открытый воздух, мимо тщательно расслоённой выемки, откуда на нас с удивлением взглянули аспиранты, на пустырь, усеянный обломками истории, за которым были ворота, открывавшиеся по удостоверениям университета, которые открыли для нас, потому что мы находились там и были теми, для кого этого не могли не сделать, и дальше, в парк. Не такой уж большой парк располагался рядом с раскопками, лишь кустарники да несколько деревьев, среди которых пролегали тропинки. Видны были улькомане, но не слишком близко. Непрерывного пространства Уль-Комы между раскопками и большей частью уль-комского парка не было. Сюда вторгался Бещель.
Мы видели других людей по краям поляны: бещельцев, сидевших на камнях или возле заштрихованного пруда. Парк лишь незначительно находился в Бещеле, несколько метров по кромке зелени, этакая борозда в тропинках и кустах и небольшая протяжённость сплошного пространства, отделявшего две уль-комские части друг от друга. Карты ясно давали гуляющим знать, где они могут пройти. Именно здесь, в штриховке, могли бы вызывающе стоять аспиранты, оценивая расстояние до иностранной державы, упиваясь порнографией разделения.
— Брешь наблюдает за такими бахромчатыми границами, — сказал мне Ашил. — Есть камеры. Мы увидели бы всякого, кто появился бы в Бещеле, не войдя через него.
Буидзе мешкал. Ашил говорил так, чтобы тот не мог слышать. Буидзе старался не смотреть на нас. Я шёл.
— Оркини… — сказал я.
Не было никакой возможности войти сюда из Уль-Комы или вернуться в неё, кроме как пройти через раскопки Бол-Йеан.
— Диссенсусы? Чушь. Она переправляла артефакты не так. Вот что она делала. Смотрели «Большой побег»[23]?
Я подошёл к краю заштрихованной зоны, где Уль-Кома прерывалась на несколько метров. Конечно, сейчас я был в Бреши и мог бы пройти в Бещель, если бы захотел, но я остановился, словно находился только в Уль-Коме. Подошёл к краю пространства, которое она делила с Бещелем, где Бещель ненадолго становился сплошным, отделяя её от остальной Уль-Комы. Убедился, что Ашил за мной наблюдает. Изобразил, что кладу кусок дерева в карман, на самом деле сунув его мимо ремня, себе в штанину.
— Дыра у неё в кармане.
Я прошёл несколько шагов в штриховке, выбросив из штанины деревяшку, по счастью, лишённую заноз. Остановился, когда она упала на землю. Стоял, как бы созерцая линию горизонта, и осторожно опустил ногу, наступив на неё, вдавив её в почву и покрыв растительной прелью и грязью. Когда я, не оглядываясь, пошёл прочь, деревяшка ничего собой не представляла, невидимая, если не знать, что она там.
— Когда она уходила, кто-то в Бещеле — или кто-то похожий, так что вам ничего нельзя было заметить — проходил мимо, — сказал я. — Останавливался и смотрел на небо. Ударял каблуком. Подбрасывал что-то. Присаживался на миг на камень, касался земли, клал что-то в карман. Махалия не брала последние артефакты, потому что их только что убрали и это было бы слишком заметным. Но когда она оставалась запирать, то открывала старые ящики, потому что на это требовалась всего секунда.
— Что она забирала?
— Может, что-то наобум. А может, следовала инструкциям. В Бол-Йеане их каждый вечер обыскивали, так с чего бы думать, что кто-то ворует? При ней никогда ничего не было. Всё было припрятано здесь, в заштрихованной зоне.
— Куда кто-то приходил, чтобы это забрать. Через Бещель.
Я повернулся и медленно посмотрел во всех направлениях.
— Чувствуете, что кто-то за нами наблюдает? — спросил Ашил.
— А вы?
Очень долгое молчание.
— Не знаю.
— Оркини. — Я снова повернулся. — Устал от этого. — Я остановился. — Правда. — Я повернулся. — Это утомляет.
— Что вы думаете? — спросил Ашил.
Шум, поднятый среди деревьев собакой, заставил нас поднять головы. Собака была в Бещеле. Я готов был не-слышать, но, конечно, мне этого не требовалось.
Это был лабрадор, дружелюбная тёмная псина, — с фырканьем появившись из подлеска, он побежал к нам. Ашил протянул к нему руку. Появился хозяин, улыбнулся, вздрогнул, отвёл в замешательстве взгляд и позвал пса к ноге. Тот пошёл к нему, оглядываясь на нас. Хозяин пытался нас не-видеть, но не мог удержаться и всё же смотрел, недоумевая, наверное, почему мы рискуем играть с животным в таком нестабильном месте. Когда Ашил встретился с ним глазами, мужчина отвёл взгляд. Наверное, понял, кто мы такие и где находимся.
Согласно каталогу, обломок дерева заменял собой латунную трубку, содержавшую шестерни, инкрустированные в неё веками. Отсутствовали и три других предмета, найденных в начале раскопок, причём все они были из числа обёрнутых, а заменены комками бумаги, камнями, ногой куклы. Предполагалось, что это были остатки законсервированного когтя омара, содержавшего какой-то древний часовой механизм; другой подвергнутый эрозии механизм, подобный крошечному секстанту; пригоршня гвоздей и шурупов.
Мы обыскали землю в той бахромчатой зоне. Нашли выбоины, замёрзшие следы, а также почти зимние остатки цветов, но не неглубоко закопанные бесценные сокровища эпохи Предтечи. Их давным-давно подобрали. Продать их никто не мог.
— Стало быть, это брешь, — сказал я. — Откуда бы ни приходили и куда бы ни уходили оркиниане, они не могли забирать артефакты в Уль-Коме, значит, это было в Бещеле. Ну, сами-то они никогда не покидали Оркини. Но для большинства людей предметы были положены в Уль-Коме, а подобраны в Бещеле, значит, это брешь.
На обратном пути Ашил кому-то позвонил, и когда мы приехали в расположение Бреши, там велись споры и голосования в их свободной манере по чуждым для меня вопросам. Они входили в комнату посреди странной дискуссии, звонили по мобильным телефонам, быстро прерывая звонки. Атмосфера была накалена, но отчётливо лишённым выражения образом, характерным для Бреши.
Имели место доклады из двух городов с невнятными дополнениями от тех, кто держал телефонные трубки и передавал сообщения от других участников Бреши.
— Всё наготове, — твердил Ашил. — Вот-вот начнётся.
Они боялись выстрелов в головы и совершающих бреши грабителей и убийц. Число мелких брешей росло. Сотрудники Бреши находились там, где могли, но им многих недоставало. Кто-то сказал, что на стенах в Уль-Коме стали появляться граффити в стилях, указывавших на художников из Бещеля.
— Так плохо ещё не было, с тех пор как, ну… — сказал Ашил. Он шептал мне разные объяснения, меж тем как дискуссия продолжалась. — Это Райна. Она в этом деле упорна… Самун думает, что даже упоминания об Оркини дают основания… Бьон с ним не согласен.
