На сирийском берегу Клеопатру ждал изможденный полубезумный человек. Что бы там ни говорили, появление царицы принесло великое облегчение и ему, и его голодным, оборванным солдатам. Египтянка оставалась щедрой и милосердной Исидой. Ей даже удалось каким-то образом исцелить рассудок Антония. Состояние, в которое за девять месяцев пришла отлично обученная и великолепно подготовленная армия, потрясло Клеопатру. Сирийский лагерь превратился в место взаимных упреков и яростных споров. Тогда царица впервые призвала Антония покарать Ирода, а тот велел ей не вмешиваться. Клеопатра не привыкла, чтобы с ней так разговаривали, а учитывая сложившиеся обстоятельства, грубость римлянина показалась ей особенно нестерпимой. Египтянка провела с Антонием около месяца в импровизированном городе из походных шатров, пока он размышлял, как быть дальше. До лагеря дошли вести о том, что индийский царь рассорился с парфянским и готов поддержать римлян. Приободрившийся Антоний тотчас принялся готовить новый поход.
Клеопатра была не единственной женщиной, пришедшей на помощь римскому войску. У Антония была очень преданная жена, порой даже слишком преданная. Она попросила у брата дозволения отправиться на выручку к мужу, и тот с легким сердцем разрешил. Дела Октавиана шли превосходно, и ему не составило бы труда поддержать терпящую бедствие армию. Спасательная экспедиция Октавии была ловушкой от начала до конца. В тридцать седьмом году Октавиан обещал отправить в Парфию двадцать тысяч солдат, но так и не выполнил обещание. Его сестру сопровождали две тысячи гвардейцев в сияющих доспехах. В результате Антоний не досчитался восемнадцати тысяч копий, в которых остро нуждался для пополнения редеющего войска. Отказаться от смехотворной помощи означало оскорбить сестру своего соперника. Октавиан, искавший повод для драки, не ошибся в расчетах: в такой ситуации поступить правильно было невозможно. Октавия спешила в Афины, предварительно отправив мужу весточку о своем скором прибытии. Дион полагал, что Клеопатра к тому времени уже вернулась в Александрию, а Плутарх настаивает, что она оставалась в сирийском лагере. Мы точно знаем всего две вещи: Антоний все еще любил Клеопатру, а от помощи Октавии отказался и велел ей возвращаться домой. Сам он собирался обратно в Парфию. Бодрое письмо не обмануло Октавию: она отправила в Сирию старого друга Антония выяснить, что происходит, и заодно напомнить ему о супружеском долге. Что было делать несчастному посланнику, в равной мере преданному и мужу, и жене? Октавия хотела во что то ни стало затмить Клеопатру. Она везла с собой не только бравых преторианцев, но и одежду, лошадей, мулов, золото, подарки для Антония и его командиров. И куда же ей было все это девать?
Вызов был брошен, и Клеопатра его приняла. В Октавии она впервые признала опасную соперницу. Она была наслышана о красоте римлянки. Тамошние мужчины умели ценить женскую прелесть: те, кому довелось увидеть Октавию, недоумевали, как Антоний мог предпочесть египетскую царицу. Законная супруга превосходила любовницу и молодостью, и красотой. Клеопатра беспокоилась, что статус Октавии, влияние брата, «обворожительный нрав и трогательная преданность мужу» сделают ее неотразимой. Гордая властительница решила прибегнуть к испытанному женскому средству: слезам. Плутарх обвиняет Клеопатру в том, что она притворялась безумно влюбленной в Антония; римский историк отказывает египтянке даже в праве на искреннее чувство, но если верить этому эпизоду — который сильно смахивает на придуманный задним числом, — она была не только властительницей, но и истинной женщиной, у которой было чему поучиться самой Фульвии. Клеопатра не умоляла, не грозила, не устраивала истерик. Она просто перестала есть. Перед Антонием предстала женщина, истомленная страстью (трюк с голодовкой она вычитала у Еврипида. С его помощью Медея пыталась вернуть мужа). «Когда Антоний был рядом, Клеопатра глядела на него с немым восторгом, а стоило ему уйти, делалась тихой и печальной». Царица нередко принималась плакать, демонстративно вытирая слезы при появлении Антония. Один его взгляд мог чудесным образом исцелить ее душевные раны.
Клеопатра редко делала хоть что-нибудь в одиночку; чтобы сыграть трагическую сцену, требовалась хорошая массовка. В распоряжении царицы была верная свита. Египетские царедворцы на все лады упрекали Антония. Как можно быть таким жестокосердным, чтобы заставлять страдать их госпожу, «всей душой преданную ему одному»? Неужели он сам не видит разницы между двумя женщинами? Ведь Октавия «вышла за него лишь для того, чтобы исполнить волю брата и обрести в браке новый статус». Разумеется, она не выдерживала никакого сравнения с Клеопатрой, которая, «будучи великой властительницей, довольствовалась ролью любовницы и не видела в том никакого унижения, а лишь радовалась возможности быть рядом с любимым». Такова была ее великая жертва. Царица была готова оставить свою страну и отказаться от почестей, чтобы «служить своему избраннику и смиренно следовать за ним повсюду». Неужто это совсем его не трогает? Октавия не соперница Клеопатре. Она отдаст все «за право видеть его и слышать его голос, разлуки с ним она не переживет». Глядя на бледную, исхудавшую египтянку, трудно было в это не поверить. Клеопатра задействовала в своей пьесе даже лучших друзей Антония, и они наперебой убеждали его сжалиться над несчастной.
Эта кампания обошлась без генерального сражения, ограничившись мелкими стычками. Антоний и Клеопатра вновь потянулись друг к другу. Выбранная тактика оказалась эффективной: разыгранный женщиной спектакль тронул сердце римлянина, а упреки друзей подлили масла в огонь. Человек безудержных страстей, Антоний тем не менее зависел от мнения толпы. На этот раз он подчинялся ему добровольно и с радостью. Римлянин и вправду поверил, что их расставание убьет Клеопатру, а между тем на его совести уже была смерть одной незаурядной женщины. Антоний не хотел прослыть бессердечным и потому отверг законную супругу. Октавия вернулась в Рим, униженная в глазах всего мира, но не в своих собственных. Она упорно не желала чувствовать себя оскорбленной и отказалась вернуться в родительский дом, несмотря на уговоры брата. Октавии не хотелось выступать в роли Елены Прекрасной: «Пусть никто не посмеет сказать, что два величайших полководца в мире вновь погрузили Рим в пучину гражданской войны из-за женщины».
Клеопатре было далеко до такой степени самоотречения. От благосклонности Антония зависела судьба Египта. Отдать его Октавии означало потерять все. Свою роль царица сыграла виртуозно, и постановка явно удалась. С тех пор они с Антонием были неразлучны. Дион винит во всем «любовную магию», а Плутарх — «чары и колдовские зелья», но друзья римлянина — и сама Октавия — знали, что колдовство здесь ни при чем. Скорее уж виновата география. Антоний провел зиму в Александрии, чтобы весной отправиться в очередной поход на восток. Зима тридцать пятого года была полна любви, если считать любовью вечера в кругу семьи и ночи в одной постели, общие воспоминания и одно будущее на двоих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
