Карета объехала дворец и остановилась у домика месье Жюля. Палач открыл дверь — он ждал гостей. Дорнье помог Шарлю донести бидон до дверей и представил палача и переплётчика друг другу. Оба молча кивнули. «Что ж, — сказал Дорнье, — полагаю, что в течение получаса-часа мы принесём Анну-Франсуазу, ждите». И ушёл.
«Вам нужен стол?» — спросил Жюль. «Да». — «Пойдёмте вниз». Они спустились в подвал; посередине находился тот самый стол, на котором пытали некогда Арсени и Одноглазого. «Годится?» — «Вполне, только надо застелить тканью, желательно не очень грубой». — «Хорошо, что ещё?» — «Всё, больше ничего не нужно». Жюль кивнул и пошёл наверх за покрывалом. Шарль огляделся и поразился тому, насколько пыточная — инструменты, развешанные на стенах, не оставляли сомнений по части назначения помещения — напоминает его собственный подвал-мастер-скую. Только он работал с уже мёртвыми людьми, а Жюль — с ещё живыми.
Шарль провёл рукой по столу. Через некоторое время сюда положат Анну-Франсуазу — мёртвую. Её больше нет. Он больше никогда не почувствует её тёплое дыхание, не услышит её звонкий голос, не уткнётся носом в её густые рыжие волосы. Но в противовес смерти есть нечто иное — возможность сделать книгу, главную книгу. Лишь одно не давало Шарлю покоя — и это был вовсе не сын. О мальчике переплётчик не думал вовсе, тот был ему в определённой мере безразличен. Шарль никак не мог понять, что же должно быть написано в книге и почему она станет самой главной. Головоломка не сходилась, не собирались в единое целое осколки кувшина. Шарль думал, думал напряжённо, пытался поймать какую-либо подсказку, какую-либо идею, лежащую на поверхности, но почему-то не замеченную прежде, — и ничего не находил. Оставалось надеяться на будущее. Возможно, когда он, Шарль, увидит Анну-Франсуазу и тем более когда начнёт работать над переплётом, появится и книга.
Через несколько минут вернулся Жюль и постелил на стол большое покрывало. Шарль только кивнул. Жюль ничего не спрашивал и не пытался завязать разговор, просто вернулся к себе наверх. Шарль сел на стул и провёл в такой позе примерно полчаса — до момента, когда открылась входная дверь и четверо пажей внесли носилки с телом Анны-Франсуазы. Шарль услышал шум наверху и вскочил. Он встал у лестницы, и когда ноги первого пажа показались на ступеньках, сердце переплётчика чуть не выскочило из груди. Носилки спускали медленно, стараясь не наклонять — слава богу, ширина лестницы вполне это позволяла.
Тело было накрыто красным покрывалом. На стол Анну положили прямо на носилках, поэтому покрытие, принесённое Жюлем, оказалось излишним. Шарль не торопился. Последним вниз спустился Дорнье и сделал пажам знак покинуть подвал. Через некоторое время спустился и Жюль, но управляющий тут же отослал его обратно наверх. Только тогда Шарль нарушил молчание: «Я могу приступать?» — «Да». — «При вас?» — «Нет, конечно, не при мне; главное, не повредите шею, руки, лицо — всё то, что не будет прикрыто платьем». — «Не беспокойтесь, я сделаю всё аккуратно, практически незаметно». — «Я вас покидаю». — «Да, конечно». — «Если что, Жюль наверху; его можно попросить о помощи; когда закончите — зовите Жюля, а он вызовет меня». — «Хорошо».
Дорнье ушёл. Сверху послышались звуки разговора, затем входная дверь хлопнула. Шарль подошёл к покрывалу. Четыре свечи, стоявшие около стола, причудливо играли тенями пыточных принадлежностей на стенах помещения. Шарль медленно снял покрывало с головы Анны-Франсуазы. И только теперь поверил, что она действительно умерла.
Она была прекрасна. В оранжевом свете кожа Анны не казалась мертвенно-бледной. Вот-вот, ещё минута, и юная герцогиня встала бы, обняла бы Шарля, поцеловала бы его в небритую щёку. Переплётчик закрыл глаза в ожидании лёгкого прикосновения её губ, но затем помотал головой, отбрасывая наваждение прочь. «Она мертва», — сказал он вслух — и решительным движением скинул покрывало.
Анна была одета, что несколько усложняло задачу. В своей мастерской он просто срезал с мертвецов одежду, здесь же не был уверен, что дорогое платье можно безнаказанно испортить. Поэтому в течение следующих нескольких минут переплётчик возился с многочисленными застёжками, булавками и узелками. Интересно, каково надевать подобный наряд на мёртвую. Наконец, он справился, не без труда освободил тело от юбки и лифа; с нижней рубашкой он не церемонился, просто разрезав её по шву. Анна теперь лежала перед Шарлем обнажённой, и кое-где он заметил посинения, говорящие о том, что кожа с этих мест уже не годится для обработки.
Он аккуратно перевернул тело на живот. Его рука ненароком задела промежность Анны, Шарль почувствовал возбуждение — и попытался сразу же его унять. Он должен быть механизмом, он ничего не должен чувствовать. Спина была в неплохом состоянии; по крайней мере, было с чем работать. Шарль быстро и аккуратно вырезал большой квадрат — как раз на один переплёт могло хватить. Затем он принялся за ноги, сняв широкие участки с ляжек и полностью очистив от кожи голени. В принципе, материала уже хватало.
Он перевернул тело. Следы вмешательства переплётчика оказались внизу, Анна снова выглядела как живая. Шарль закрыл глаза. Но даже с закрытыми глазами мир вокруг него начал кружится, и с каждой секундой кружился всё быстрее и быстрее, и вдруг яркая вспышка затмила — именно затмила, а не озарила — подвал, и всё исчезло, наступила тьма. Тьма была непроницаема, просто чернота, не ночная, а абсолютная, точно переплётчик оказался в закрытом и закопанном гробу. Тишина тоже стояла поистине оглушительная. Внезапно из тьмы начали проступать контуры, их выпирающие элементы поблескивали серебристым, и потому Шарль начал узнавать предметы. Перед ним на чёрной поверхности разыгрывалась барельефная сценка, будто силуэты актёров и реквизита продавливали натянутую плёнку с обратной стороны. Справа появился человек, несущий в руке топор, слева — другой. Левый остановился перед Шарлем, встал на колени и наклонил голову, первый снёс её одним ударом. Слева снова появился человек, сценка повторилась. Потом ещё раз, и ещё, и каждая новая жертва появлялась всё быстрее и быстрее, и палач орудовал топором с нечеловеческой скоростью, и вдруг Шарль осознал, что тот и не является уже человеком, преображаясь во что-то невероятное. Палач стал выше ростом, ноги его вытянулись, а туловище спрессовалось, и топор двигался уже не перед ним, а где-то между его ног, и ходил вверх-вниз, удерживаемый тонкой, точно верёвка, рукой. Палач стал незнакомым Шарлю механизмом, рамой с опускающимся ножом, и головы катились по наклонному полу одна за другой. Так продолжалось некоторое время, и постепенно пол под палачом начал менять цвет — с чёрного на красный. Кровавое пятно расползалось, захватывало всё новые и новые территории, обтекало силуэт машины-палача, захватывало его жертв, следовало за их катящимися головами. И вдруг оно вырвалось из плоскости и ударило Шарля тугой солёной струёй, смело его; соль попадала в глаза и в рот, разъедала его кожу, но при этом кровь поднимала его всё выше и выше, где-то там, на запредельной высоте маячил едва заметный свет, и с каждой секундой он становился всё ярче и ярче, пока не превратился в ослепительно-белое солнце. Шарль почувствовал невероятно возбуждение, он понял внезапно, что может прямо сейчас оплодотворить всю планету собой, да что планету — заполнить Вселенную своим семенем, и он протянул руку, чтобы дотронуться до своего полового органа — но нашёл там женское влагалище, чрезмерно большое, с каким-то безумным количеством кожных складок, в этот момент Шарль достиг оргазма — и открыл глаза.
Анна-Франсуаза по-прежнему лежала перед ним. На её некогда прекрасном теле осталось всего несколько нетронутых участков кожи — лицо, шея, руки. Остальное было аккуратно нарезано и сложено в стопку, прослоённую тканью, которую принёс Жюль. Шарль посмотрел на свои руки: они были в крови и трупных отложениях.
По ноге стекала вязкая горячая жидкость.
Глава 2
ПРАВДА ДЕ ГРЕЗИ
«Ничего себе», — сказал месье Жюль. В глазах бывалого палача было удивление. Он не впервые сталкивался с человеком, лишённым кожи, но столь искусно проделанной работы не видел никогда. Граница, отделяющая нежную шею Анны-Франсуазы от окровавленного мяса на месте груди была абсолютно ровной, аккуратной, будто нарисованной на бумаге. Переплётчик стоял рядом и молча смотрел на Жюля. «Всё?» — спросил тот. «Да». — «Тогда я пойду за Дорнье». — «Да, идите». Жюль вышел.
Де Грези смотрел на дело рук своих. Он уже не видел Анну-Франсуазу, хотя лицо и волосы последней оставались нетронутыми. Анна-Франсуаза переселилась из этого изуродованного тела в аккуратную стопку кожи, сложенную на другом верстаке, у стены помещения. Шарль ещё раз осмотрелся, затем обратил внимание на тело Анны. Он попытался вызвать в себе те же ощущения, которые привели к возбуждению до того, — но не смог. Перед ним лежал просто труп, ничего особенного.
