— Мама!
Она попыталась ответить, но губы не слушались.
Потом вступил незнакомый голос:
— Посмотри в рюкзачке. Любые тряпки подойдут.
— Мамочка, — опять позвал Марк.
Голос Тоцкого.
— Рана тяжелая?
Опять низкий незнакомый бас.
— Да хер его знает, Андрей Викторович! Я тебе, что — Амосов? Навылет — уже хорошо. И артерию вроде не зацепило. Кровит несильно. На сантиметр вправо и все — пишите письма. Нашел? Давай. Только аккуратно.
Диана почувствовала, что чьи-то руки ее приподнимают, и бок охватило что-то теплое.
— Вот так, — сказал бас, — ну, счастлив наш Бог. Ишь, как высверлило? Это потому, что близко. Как дрелью. Не плачь, дочка, иди поближе. Жива мама, на твоей свадьбе еще гулять будет. Иди, иди, не бойся.
В поле зрения появилась Дашка — зареванная, с оцарапанной щекой. Замурзанная, как чертенок. Диана попробовала повернуть голову в ее сторону и, к своему удивлению, смогла.
Рядом с Дашкой возник Марк, а, сразу за ним — Тоцкий, перепуганный, уже без той, страшной гримасы на лице, похожий не на хищную птицу, а на воробья после дождя. Он был, почему-то, при галстуке, который сбился на бок, и в пиджаке, порванном в нескольких местах, перепачканном зеленью и бурыми пятнами.
— Диана, ты меня слышишь?
— Костя? — Сказала она и сама не узнала свой хриплый, слабый голос.
— Он жив, не бойся. Я говорил с ним сегодня ночью, когда ехал искать тебя. Сейчас он едет к месту, где мы договорились встретиться. Он будет вас ждать.
— Спасибо.
— Да, ничего. Порядок. Чуть бы раньше. Я себе простить не могу.
— Ну-ка, дайте глянуть, — загудел бас рядом. — Простите, мадам…
Это был тот крупный парень, незнакомый Диане. Он опустился на корточки с другой стороны, коснулся ее бока, и острая боль кольнула Диану в живот и спину Диану так, что она вскрикнула.
— Тише, тише… — попросил бас, будто бы уговаривал капризного ребенка. — Я аккуратненько. Тихонечко. Только посмотрю. Ну, вот и хорошо.
— Что там, Виталий? — спросил Тоцкий.
— Спирту бы, — сказал бас с сожалением. — Промыть да продезинфицировать. Вроде не льет. А видно плохо. Не водой же тереть?
Он поправил повязку, встал и сказал, обращаясь к Тоцкому:
— Отойдем. А ты, красавица, пожалуйста, полежи. Кровотечения почти нет. В рубашке родилась.
Он встал, и тяжелой, медвежьей походкой борца, пошел к кустарнику, возле которого лежал труп Лукьяненко. Тоцкому было неуютно от одной мысли, что надо приближаться к человеку, которого он застрелил четверть часа назад, но делать было нечего, и он пошел следом.
Виталий остановился в нескольких шагах от тела, и, вытащив из кармана пачку «Кемэла», закурил.
— Мне дай, — попросил Андрей, стараясь не смотреть на мертвеца.
Лукьяненко лежал навзничь. Его оттащили чуть в сторону, от места падения и на толстом хвойном ковре образовались борозды, забрызганные красным и желейным серым. В них уже суетились огромные рыжие муравьи.
— Не кури, — посоветовал Виталя, — опять стошнит. Ты ж его, браток, живым брать хотел?
— Не вышло, — сказал Тоцкий. — Не было у меня времени целиться.
— Не было, говоришь, времени? — переспросил Виталий. — А попал аккурат куда надо. Не попал бы ты, попал бы он. Так что ты, браток, особо не переживай. Повезло тебе и ей с детками. А ему, с его орлами, не подфартило. Не его сегодня день. Твой.
Он затянулся глубоко, и выпустил вверх струю сизого дыма.
— Значит так, я надеюсь, что внутри у нее кровотечения нет. Но я не врач. До точки рандеву нам переть больше шестисот верст. Даже если я ее на перину положу — растрясем, как пить дать. Дырка в животе — не дырка в ухе. Понимаешь?
Тоцкий кивнул.
— Ей врач нужен. Есть надежный врач?
Андрей задумался.
— Наверное. Только, Виталий, как вас по отчеству…
— Давай без отчества, — улыбнулся Виталий, чуть кривовато. — Отвык я, да и мы теперь почти, как братья. Общая кровь, — он кивнул на труп за спиной, — знаешь ли, роднит. А мы с тобой, браток, сегодня намолотили…
Из глубины леса выскочил Роман и, найдя Виталия глазами, подбежал к ним. Физиономия его, здорово расцарапанная ветками, была довольной.
— Есть, командир, порядочек, — начал он, приближаясь. — Тут рядом озеро. Берега заболочены, и топь подходящая есть. Метров шестьдесят, не больше. Тащить?
— Тащить, — подтвердил Виталя, — карманы проверьте, на предмет документов. И вперед, за орденами. Постарайтесь не сильно пачкаться. Нам еще неизвестно сколько по стране болтаться.
— Обижаешь, Виталя, — огорчился Роман и отошел в сторону, к ожидавшим его напарникам.
— Времени у нас нет, — сказал Виталий. — Ребята приберут и надо трогать. А ехать нам, если честно, некуда. Ее, вообще, по уму, без врача трогать нельзя, не то, что шесть сотен верст в джипе телепать. Не довезем, ежели чего внутри не так. Что скажешь?
— Друг врач у меня есть. Помочь — поможет. Костя будет ждать. Въедем в зону покрытия — я ему позвоню.
— Ну, и дальше? Что твой шеф? Хоттабыч? У него ковер-самолет есть?
Тоцкий поднял голову. И даже улыбнулся.
— А ты, все-таки, молоток, Виталий. Есть тут, неподалеку, один аэропорт, в Каменке, почти частный. Самолеты спортивные, вертолет, «кукурузники». Не ковер-самолет, конечно, но на такой случай, сойдет.
Виталий вздохнул.
— Я смотрю, у тебя точно башню сорвало. Угона нам только не хватало.
— Командир, — позвал его Рома. Он подошел, держа в руках пачку документов убитых. — Ты поглядел бы…
Паспортов, как отметил Тоцкий, среди документов не было. Удостоверения, водительские права, несколько коленкоровых книжечек, аккуратно запакованных в целлофан.
Виталий быстро проглядел всю пачку и посмотрел на Тоцкого совсем невесело.
— Угон нам уже ничего не прибавит. Все и так — по максимуму. Трое ментов, двое «смежников». Высшая мера уже есть. Чего стал? — спросил он у Ромы. — Будем, что ли, хоронить с почестями? Они женщину с детьми зарыть собирались, не забыл еще? Если они «правильные », то я балерина! Этого, — он ткнул пальцем в Лукьяненко, — обыщи, и, давайте, по-быстрому. Машины — туда же.
Он опять обернулся к Тоцкому.
— Аэропорт далеко?
— Не так, чтобы очень.
— Дорогу знаешь?
— Найду.
— Грузим ее с детьми — и вперед. На жезлы и прочую фигню — не останавливаемся. У Михалыча номера позволяют. Ты со мной — в джип. Мои ребята на твоей тачке.
Тоцкий кивнул.
— Как войдем в зону, я вызвоню Виктора.
— Врача, что ли?
— Да, пусть едет в Каменку. Он там будет раньше, чем мы. Только бы был на связи.
— Ты помолись, чтобы пилот был на месте. Я «вертушку» не вожу.
— Слишком много «если», — сказал Тоцкий.
— Это точно, — согласился Виталий. — Я, браток, на трех войнах был. На первой, когда ты еще, наверное, в школу ходил. Так я тебе вот что скажу…
Он щелкнул зажигалкой и протянул пачку Андрею.
— Вся наша жизнь — одно большое «если». И очень херово, когда это «если» кончается.
Он дождался, пока Тоцкий закурит.
— Побудь пока с ними, — он кивнул в сторону Дианы и детей. — Я ребятам помогу прибрать. А малый-то каков, а? Двоих подранил. Просто — Виннету.
Тоцкий подошел к Диане и сел на землю рядом с ней. Она была мертвенно бледной, но попыталась улыбнуться. Дашка держала ее за перепачканную кровью руку — глаза на мокром месте, губы дрожат. Марк держался лучше, но тоже подозрительно быстро отводил взгляд, стараясь не показывать покрасневшие веки.
— За что? — подумал Тоцкий. — Им-то это — за что? Это же не их игра. Есть же, в конце концов, даже у конченых отморозков правило, женщин и детей — не трогать. Или правил, вообще, уже нет? Здоровые мужики, с пистолетами, гонят по лесу женщину, с двумя детьми, как загонщики — кабана. Как кричала эта сволочь? Не входит в планы оставлять в живых? И это — не уголовники. Государственные люди. При погонах и «ксивах». Неужели Марусич прав?
Если так, то погоня еще и не началась. Мы просто чуть-чуть выбили их из графика.
Заместитель начальника «шестого» управления Григорий Иванович Кондратюк не был плохим человеком. Хорошим человеком он тоже не был. Ему, вообще, трудно было дать определение. Он был богатым человеком и искренне полагал, и был недалек от истины, что для богатых людей существуют свои критерии порядочности, доброты и человеколюбия, не применимые к простым смертным.
К своим сорока годам, Григорий Иванович подошел в превосходной материальной и неплохой физической форме, сохраняя поджарую фигуру, которую слегка портили чуть нависающие бока, впрочем, легко скрываемые хорошо скроенными костюмами или свободной спортивной одеждой. Тяжелый, квадратный подбородок с модной ямочкой посередине, глубоко посаженные глаза под густыми, привычно сведенными к переносице, бровями, гладкая кожа щек, под восточными, выдающимися скулами, седоватые волосы, поредевшие, конечно, но не очень сильно, зачесанные назад… Облик соответствовал, скорее, преуспевающему бизнесмену, чем работнику органов правопорядка с почти двадцатилетним стажем службы. Но, впечатление от значительности лица, портил тонкий, маленький, будто бы одолженный по случаю и приклеенный впопыхах, тонкий нос и выражение серых, с рыжими точечками на радужке, глаз, безошибочно выдававшее в их хозяине милиционера.
