Макс с Зинкой еще немного погуляли по центру, перекусили в уютной прохладной кафешке, почти пустой по поводу жаркого воскресного дня. Макс хотел проводить Зинку до дома, но она поехала в троллейбусе одна.
— Знаешь, сколько там сейчас на лавочках бабулек греется, и все такие сплетницы. Увидят меня с тобой и родителям настучат. Не нужны мне их расспросы, моя жизнь — это моя жизнь, взрослая уже.
— Такова жизнь — думал Макс, расставшись с Зинкой и подыскивая подходящее местечко для открытия портала в свой бункер — ничего не поделаешь. Как что-то серьезное, бузит кто-то или ломает чего — никто в милицию не позвонит. А по мелочам, кто с кем и когда, да не правду-матку, а чисто свои домыслы — об этом всему свету сообщить надо. И с этим тоже что-то делать надо, но что, черт его знает.
В понедельник к обеду горнопроходческий комплекс бамовцев, вгрызшийся с запада в громадину Северо-Муйского хребта, натолкнулся на пустоту. Рабочие осветили пещеру фонарями и обнаружили, что вгрызлись в какой-то неизвестный тоннель, по которому шли две пары железнодорожных путей. Сырость превратила шпалы и костыли в труху, ржавые, но все еще крепкие рельсы, судя по размеру и клеймам, были довоенными. Тоннель пронизывал хребет насквозь, немного под углом к проекту строящегося сейчас, был на два километра длиннее, но зато значительно удобнее для прокладки подъездных путей. Зная, что тоннель, прямой как стрела, находится вот здесь, за этими маскирующими его камнями и кустарником, можно было сразу понять, что когда-то работы велись не только внутри хребта, но и снаружи. Вот же она — почти готовая дорога, местами скалы вырублены, а овраги завалены породой. Непонятно было даже, как при проектировании маршрута этого не заметили — пунктирную нить, скрытую растительностью, прекрасно было видно на всех аэрофотоснимках и сделанных с них картах.
Бамовцы зло ругали проектировщиков, проектировщики сталинскую секретность, всем было обидно, что почти целый месяц зря грызли скалы и кормили комаров. После того, как расчистили порталы и вентшахты тоннеля, работы на этом участке были стихийно приостановлены, рабочим было ясно, что требовался новый проект. Долго искали хоть какие-то планы сталинских времен, в архивах железнодорожников ничего не нашлось, и никто не помнил ни о каком строительстве. В поисках помогла надпись, выцарапанная каким-то зеком на стенке вентиляционной шахты, очевидно с номером лагеря или номером писавшего. Собственно, только эта надпись и помогла разыскать инвентарный номер в картотеке архива КГБ, а потом и сам проект, воплощение которого было прервано войной. Комитетчики долго противились рассекречиванию столь важной части своего архива, но после вмешательства из Политбюро, копия проекта тоннеля с тщательно вымаранными секретами Гулага была выдана строителям. Наверху тоже поняли, что проект магистрали надо корректировать, не строить же новый тоннель, когда обнаружился старый в отличном состоянии. Теперь дорога под хребтом будет двухпуткой, а не однопуткой, как планировалось, придется вносить коррекции и в путь по поверхности. Вновь внимательно посмотрели аэрокарты, всего маршрута, ища пунктиры, на которые ранее не обратили внимания. Пунктиры были, они врезались в скалистые возвышенности и пересекали глубокие низины, только шли они от Северобайкальска до Чары немного другим маршрутом, более прямым и потому более коротким. Картографы виновато разводили руками — ну не заметили, ну думали, брак фотопленки или оптики. Опять пришлось через политбюро давить на КГБ, наконец, достали из того же хранилища всю документацию по построенному заключенными участку Бама. Разведка на местности подтвердила объем выполненных работ. Фактически дорога до Чары была построена на три четверти, были проложены все тоннели, выполнена большая часть земляных работ. Даже у большей части мелких речушек были по берегам забетонированы фундаменты под фермы мостов. Нетронутыми оставались лишь равнинные места, они и превращали линию в пунктир. Проектировщики ликовали — фактически, кроме формального обновления документации оставалось только построить мосты, положить сами рельсы и дорога до Тынды готова, а дальше остается совсем чуток. Госплан мрачнел — откуда взять эти внеплановые рельсы, куда девать освобождающиеся ресурсы — все до последнего гвоздя расписано до конца пятилетки и даже дальше, опять предстоит оперативно перекраивать тришкин кафтан.
Причастность сталинского Гулага к строительству члены Политбюро решили снова засекретить, а неожиданную помощь предков выдать за великую победу современных комсомольцев. Проектировщики потрудились ударными темпами и уже осенью навстречу друг другу по новому маршруту потянулись нитки рельсов.
В то самое время, когда история с обнаруженным тоннелем только начинала раскручиваться, лаборатория переезжала в новые помещения. Расположилась она теперь в отдельном блоке с кабинетами и техническими помещениями. Кабинеты были рассчитаны на двоих, и только для бумажно-мыслительных процессов. Все измерительные приборы с паяльниками переместили в просторную «мастерскую», как ее дружно окрестили. В каждом кабинете стоял большой монитор, тот же самый серийный телевизор, только лишенный входного тракта и имеющий вход RGB. Макс лично подключил к каждому монитору по заготовленному компьютеру — копии первого «Спектрума». У лаборатории теперь был свой плоттер, стоявший в отдельном кабинете. Плоттеру полагался отдельный компьютер с монитором, до сетевых технологий дело еще не дошло.
Цех на десятом этаже был предназначен для производства пластин кремния, напоминал ряды конвейеров. Со входного склада поступал кремний, плавился, вытягивался в кристалл, очищался зонной плавкой, дробился, снова плавился в аргоновой атмосфере во вращающемся тигеле, из расплава опять вытягивался в монокристалл, перемещался в установку для распилки ленточными пилами, потом диски перемещались в установку для шлифования и калибровки. Готовые пластины в кассетах помещались на технологический склад, откуда на технологическом лифте подавались на нужный этаж, в цеха по производству чипов. Все процессы были практически полностью автоматизированы, требовали лишь минимального визуального контроля. Блоки управления ради конспирации были сделаны немалого размера, порядком загораживающими своими стойками проход. Что поделаешь — такие сейчас в этом мире ЭВМ. Планы Макса были такими — как только он запустит в производство одночиповый компьютер следующего поколения, с тактовой мегагерц в 20, потратив «на разработку» недельку-другую, первая же партия будет отгружена «поставщикам оборудования», а те еще за неделю поместят их в новые, компактные корпуса блоков, напичкают программным обеспечением и тут же передадут на завод для модернизации оборудования. После этого уже сам черт не разберет, что за электронная начинка была у первоначальных блоков. А с запуском еще более мощных процессоров, мегагерц на сто, первоначальные стойки вообще перестанут кого-то интересовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
