Прошло три часа. Привыкнув к четкому ритму циркуляционных тренировок, я мог определить этот срок, не глядя на часы. Но сигнала к отдыху не последовало. Ли дал мне задание совмещать звуковую медитацию с вибрацией, направленной на активизацию ци. По его хлопку я, не переставая пропевать звуки, начинал вибрировать всем телом в ритме, задаваемом голосом Учителя. Иногда Ли подходил ко мне и хлопал меня по какому-либо участку тела, в котором была нарушена циркуляция ци и который требовал поэтому дополнительного воздействия. Я начинал бить, колотить, мять эти участки тела. Ли воздействовал на активные точки, заставлял меня выполнять другие медитативные упражнения, которые мы изучали раньше. Я все время пил настой и выпил его, наверное, несколько литров. К вечеру я вошел в состояние аутодвижений. Тело было легким и невесомым, оно двигалось само по себе, словно без участия рассудка и мышечных усилий выполняя необходимые упражнения. Мой мыслительный процесс остановился. Время, казалось, тоже остановилось, и только что-то внутри меня реагировало на команды и жесты Учителя.
Окружающий мир потерял четкость очертаний и стал отчужденным и незнакомым. Перед глазами возникала то ярче, то слабее прозрачная серебристая пелена, словно кто-то встряхивал передо мной прозрачную алюминиевую фольгу, отблески которой мелькали и перемешивались, как множество солнечных зайчиков.
За серебряной пеленой я увидел силуэт Ли, который жестами сделал мне вызов на бой. Я среагировал мгновенно, вернее, среагировало мое тело, бросившись на него. Мне показалось, что я двигаюсь очень медленно, я постарался двигаться быстрее, но у меня ничего не получилось. Я прыгнул к Ли, и этот прыжок, казалось, стал вечным, и тут я понял, что сейчас глубокая ночь. Вдруг эта ночь окрасилась равномерным зеленоватым с различными оттенками цветом. Земля и деревья засветились, я видел, как светится мое тело и фигура Ли. Стало светло, как днем. Но это свечение меня не удивило и как-то вообще не затронуло, как будто было самым обыденным делом. Меня терзало чувство неудовлетворенности собой. Я должен был драться, но никак не мог заставить свое тело двигаться быстрее. Меня захлестнули отчаяние и ярость. И тут я понял, что Ли тоже двигается очень медленно, почти с такой же скоростью, как и я.
В качестве тренировки мы часто устраивали медленный спарринг, когда каждое движение, каждый удар выполняются в 3–4 раза медленнее, чем в нормальном спарринге, для того чтобы ученик, уступающий Учителю в скорости движений, мышления и времени для принятия решений, успевал проводить необходимые технические приемы и учился думать и предсказывать движения соперника. Я был абсолютно уверен в том, что Ли жестом вызвал меня на бой на полной скорости, и я никак не мог понять, почему же мы двигаемся медленнее, чем в самом медленном спарринге.
Эта мысль промелькнула и исчезла. Я подпрыгнул вверх и с удивлением заметил, как медленно земля уплывает у меня из-под ног. Пытаясь достать ногами землю, я сделал ими несколько непроизвольных движений, словно вращая педали велосипеда. Движения выполнялись медленно, но земля приближалась ко мне еще медленнее. В этот момент что-то сместилось в моем сознании, и мне вдруг показалось, как в полусне, что я вращаю ногами с бешеной скоростью, но в следующее мгновение я снова двигался очень медленно. Не знаю, сколько времени продолжался бой. Это время показалось мне вечностью.
Я отражал удары Ли, проводил захваты, уходил от него. Мы катались по земле, нанося друг другу какие-то удары, но все это происходило как бы в полусне. Прижимаемые телом травинки, как при замедленной киносъемке, медленно распрямлялись. Когда я ударился о дерево и оттолкнулся от него, дерево вспыхнуло искрами. Я почти не ощущал собственного дыхания, усталости, боли, мышечных усилий. Звуки внешнего мира отодвинулись куда-то. Единственной реальностью в этом мире был только мой движущийся противник, мой Учитель.
Не помню, как я перешел в состояние сна, может быть, я просто отключился. Я пришел в себя примерно через сутки на рассвете. С трудом открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной Славика. Он улыбнулся, но его лицо было встревоженным. Славик заговорил со мной, но я не понимал смысла его слов. Я совершенно не чувствовал своего тела, не мог говорить и даже связно думать. Я отметил только, что вокруг меня горели несколько костров, я был закутан в одеяла и обернут полиэтиленовой пленкой.
Славик говорил, что я сутки пролежал без сознания, что Ли только что отошел, буквально за минуту до того, как я открыл глаза. Я пытался вспомнить, что произошло, но не мог, и я снова уснул. В таком полубессознательном состоянии я находился около трех суток. Иногда я ненадолго открывал глаза и видел Славика. Каждый раз перед моим пробуждением Учитель уходил под каким-нибудь благовидным предлогом — принести фруктов, собрать хворост для костра и т. д.
Ли я увидел только на четвертый день. Я очнулся очередной раз и на этот раз вместо Славика увидел Учителя. Он массировал мне грудь. Его лицо было подчеркнуто будничным и спокойным.
— Пора тебе выпить немного рыбного бульона, — сказал он.
В его руках появилась большая резиновая клизма с наполовину обрезанным кончиком, чтобы расширить отверстие. Ли отодвинул мне пальцем губу, разжал зубы и, вставив клизму в рот, заставил меня проглотить немного рыбной ухи. Больше всего меня поразила именно будничность ситуации. Я по-прежнему ничего не мог вспомнить и не чувствовал своего тела. Было только отчужденное спокойствие и отрешенность. Ли начал растирать мое тело, надавливая на какие-то точки. Иногда он снова давал мне бульон. Тело начало понемногу обретать чувствительность, но еще оставалось легким и невесомым. Голова казалась пустой. Было такое ощущение, что даже легкое прикосновение к ней вызовет гул, как удар по колоколу.
Когда я снова проснулся. Ли и Славик сидели у костра, поджаривая мясо на шампурах. Учитель не обращал на меня внимания, рассказывая Славику какие-то истории. Как выяснилось потом. Ли велел Славику вести себя так, как будто ничего особенного не произошло, но по тому, как мой приятель смотрел на меня широко раскрытыми глазами с застывшим выражением лица, я догадался, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Память о случившемся вернулась ко мне только через несколько дней. Я постепенно начал двигаться, нормально есть, хотя и безо всякого аппетита, скорее созерцательно наслаждаясь пищей. Мы говорили о посторонних вещах, не касаясь моего состояния. Ко мне начали приходить отдельные воспоминания, но они были смутными, неконкретными. Я что-то чувствовал, но никак не мог ухватить суть этого чувства. Я съездил на сутки домой, потом в совхоз провести занятия в кружках, и, когда я возвращался из совхоза, сидя в автобусе в полусонном состоянии, что-то вдруг вспыхнуло в моем мозгу, и я полностью вспомнил и восстановил события той ночи, когда я вошел в состояние «серебряного тумана».
Вернувшись на водохранилище, я разыскал Славика и с жаром принялся пересказывать ему свои воспоминания. Он сказал, что Ли запретил ему обсуждать со мной эту тему до тех пор, пока я сам не смогу вспомнить, и рассказал мне все, что он видел.
К ночи Славик вернулся с дежурства и подошел к полянке в тот момент, когда мы с Учителем начали бой. Он говорил, что никогда в жизни не видел такой скорости движений. Мы носились по полянке, как два урагана. Удары следовали с такой скоростью, что было невозможно различить отдельные движения, воспринимался только их общий рисунок. Я почти ни в чем не уступал Ли и прыгал на такую высоту и таким образом, что это превышало любые возможности человека моей комплекции.
— Правда, я не мог понять, — добавил Славик, — почему ты в прыжках быстро-быстро вращаешь ногами, словно едешь на велосипеде.
В течение долгих часов, пока длился бой, Славик сидел в зарослях молодого сосняка на краю полянки, и зрелище так захватило его, что он вошел в состояние, близкое к трансу. Его тело застыло и словно окаменело, он не чувствовал ни своего дыхания, ни ощущения неудобства от того, что долго находится в неподвижности. Он был целиком поглощен созерцанием боя.
Только после разговора со Славиком я, наконец, полностью осознал сущность происшедшего и почувствовал необычайное удовлетворение, потому что, испытав состояние «серебряного тумана», я завершил прохождение первой большой ступени обучения. Потом Славик рассказал мне, чем закончились мои подвиги, и, хотя эта часть истории не была особо вдохновляющей, моя радость от этого не уменьшилась.
Прежде чем я отключился, у меня началась рвота. Я настолько испортил поляну, что Ли даже высказал сомнение, что в дальнейшем будет целесообразно здесь тренироваться. У меня полностью очистился желудок, и Славику, которому Ли приказал меня, уже отключившегося, раздеть и отмыть, пришлось нелегко. Потом Славик одел меня, укутал одеялами и завернул в полиэтилен. Мы и раньше иногда пользовались полиэтиленовой пленкой, когда ночевали в лесу, и Славика поразило то, что в этот раз мое тело почти не испаряло влаги и пленка не запотела, как обычно.
